Ты мне не пара?

Элина готова была обманываться, гнала от себя мысль, что этот надменный красавец к ней абсолютно равнодушен. Разумеется, она знала, что он помолвлен с Сильвией и собирается вскоре на ней жениться.

Должно быть, женщина, которую влечет к мужчине, становится слепой и глухой, иначе вряд ли она была бы способна надеяться, что он может обратить свой взор на простушку, к каковым относила себя Элина Таннер, в то время как его сердце занято красавицей, подобной Сильвии.

Но Сильвии больше нет. И, может, по этой причине Бернард обратил на нее внимание. Даже одержимая страстью, она понимала, что он хочет забыться, унять свою боль. Чувствуя это, она не постыдилась открыть ему объятия, желая облегчить его страдание. В иных обстоятельствах этого бы не произошло.

Он бросил на пол последнюю деталь ее бикини, расстегнул пояс на шортах. Она помогла ему. Бернард повернулся на бок, отшвырнул в сторону одежду, а затем принял прежнюю позу. Сильно придавив ее к кровати, он сразу же оказался внутри нее, обуреваемый ослепившей его страстью.

Она с каким-то торжеством, с какой-то радостью приняла его, вбирая в себя его боль, его муку, которые стали ее собственными. Она добровольно пошла навстречу его безмолвному желанию, стараясь следовать любой его прихоти. Если бы это было в ее власти, она вернула бы ему Сильвию, несмотря на то что обрекла бы себя тем самым на жестокие страдания.

Но при чем здесь ее страдания? Стоит ли вдаваться в причины того, что с ней произошло? Не приведет ли это к тому, что ее сердце сожмется от унижения и раскаяния? Элина прогнала тревожные мысли и полностью отдалась его воле.

Движения Бернарда были сильными и яростными, словно за ним гналась стая волков. Элина старалась следовать его бурному ритму. Через мгновение тела обоих свело мучительно-сладкой судорогой.

Все закончилось так же стремительно, как и началось. Наступила тишина, слышно было лишь, как дождь стучит по листве. Буря налетела мгновенно. Солнце скрылось. Ливень разразился словно специально для того, чтобы смыть следы их позора.

Не глядя на нее, Бернард встал, собрал одежду и натянул ее на себя еще быстрее, чем снимал. Элина подумала, что сейчас он так же молча покинет комнату. Но он остался. Медленно оделся, подошел к балконной двери и выглянул наружу.

Не выдержав тягостного молчания, Элина тоже поднялась и, закутавшись в простыню, подошла к нему.

— Скажи что-нибудь, Бернард, — попросила она шепотом.

Грусть застыла в его глазах, устремленных куда-то вдаль. Казалось, он следил за дорогим его сердцу кораблем, уплывавшим за горизонт.

— Бог мой, что же я могу сказать?

Она почувствовала, что ее начинает трясти, как в ознобе. Дрожь становилась все сильней и сильней.

— Скажи, что не возненавидел меня за то, что я позволила этому случиться, — прошептала она. — Скажи, что не думаешь, будто все было заранее мною подстроено. Если не скажешь, я буду чувствовать себя виноватой.

Он повернулся к ней. Боже, ей еще никогда не доводилось заглядывать в такие пустые глаза. Когда он заговорил, его голос был наполнен… чем? Яростью, болью, сожалением?

— В данную минуту, — процедил он, — мне абсолютно безразлично, что ты чувствуешь. Я слишком сильно презираю самого себя.

Снова он поверг ее в шок. Ноги у нее подкосились, а кровь отлила от лица. Бернард ничего не заметил, впрочем, его это и не интересовало. Подхватив чемодан, он стремглав вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

На душе у Элины стало совсем скверно.

3

Проворочавшись несколько часов с боку на бок, Элина поняла, что мучившие ее угрызения совести не позволят заснуть. Голова пухла от тысячи мыслей, вопросы — один нелепее другого — не давали покоя, С какой бы радостью она обо всем забыла! Представлял ли Бернард, кого он одарил своей мимолетной любовью? Желал ли он настоящую Элину Таннер, испытавшую внезапно охвативший ее любовный голод и заразившую его своей страстью? Или вместо нее в постели был призрак Сильвии, с которой Бернард так странно прощался?

Переполненная тягостными переживаниями, лишь перед самым рассветом Элина забылась беспокойным сном. Проснулась она, когда солнце было уже в зените, освещая все вокруг золотистым цветом, какой можно встретить только на островах Карибского моря. Ее первым желанием было зарыться в подушку и не высовываться до наступления следующего столетия. Но стук в дверь заставил ее подняться.

Должно быть, горничная, недовольно подумала она. Но на пороге стоял Бернард — тот, кого она хотела бы видеть в последнюю очередь. Помимо всего остального, выглядела она ужасно — волосы растрепаны, глаза воспалены из-за периодически подступавших рыданий.

Он смотрел на нее так, что Элина не сразу поняла, застыло ли в его глазах отвращение или сочувствие. С первого дня их знакомства она старалась определить, то ли за маской высокомерия затаилась гордость, а кажущаяся неприязнь — всего лишь проявление сдержанности, то ли мрачность и надменность и есть его истинная суть.

Как и прежде, Бернард без приглашения вошел в комнату и плотно притворил за собой дверь. От внезапно сковавшего ее страха Элина не стала его ни о чем спрашивать, только отошла в тень, чтобы солнечные лучи, проникавшие через приспущенные шторы, не слишком подчеркивали ее измученный вид.

— Я был уверен, что ты уже проснулась, — сказал он, приближаясь к ней.

Она одернула на себе рубашку и поправила волосы.

Его брови взметнулись вверх, словно он подумал: какая распущенная женщина, если нежится в постели в такой поздний час.

— Я только что вернулся после встречи с комиссаром Лепле. Все протоколы оформлены, и я собираюсь уезжать. До отъезда у меня остается пара часов.

— Вот как? Но ведь рейса не будет до завтрашнего дня, — проговорила Элина со злобным удовлетворением.

Он окатил ее таким взглядом, будто ему нанесли смертельное оскорбление.

— Этот рейс не для меня. Ждать так долго я не могу, поэтому арендовал частный самолет. Если хочешь, можешь лететь со мной. Мне трудно представить, что ты задержишься здесь после того, что случилось.

Он был абсолютно прав. Больше всего ей хотелось покинуть этот остров и отделаться от грустных воспоминаний. Но мысль о том, что придется провести десять, а то и больше часов в обществе человека, который относится к ней со смешанным чувством смущения и отвращения, совсем ее не радовала.

— Спасибо, но я постараюсь сделать так, как считаю нужным.

Он посмотрел на кровать Сильвии, потом на нее.

— Как хочешь, — проговорил он. — Вероятно, такое решение будет самым разумным.

Его равнодушие, его стремительный уход напомнили Элине один эпизод, который произошел минувшей осенью. Однажды часов в девять утра она принялась за работу в поместье Геснеров. Было холодно и сыро, и миссис Геснер настояла, чтобы Элина зашла в дом, обогрелась и перекусила вместе с ними.

Элина не возражала. Геснеры были очень любезны, обращались к ней по имени или называли «дорогая». А Бернард при встрече всегда обращался к ней не иначе как «мисс Таннер».

— А, вы еще здесь, мисс Таннер, — сказал он в то утро, входя в дом. — Может быть, вы и пообедаете с нами?

По его тону можно было понять: он считает, что у нее вошло в привычку пользоваться такими приглашениями, чтобы сэкономить на обеде.

— Нет, — отрезала Элина, давно уже поняв, что между ними идет необъявленная война. — Я здесь на работе, кроме того, я не принадлежу к друзьям семьи, которых приглашают к обеду.

— Очень разумная мысль, ее следует запомнить, — загадочно протянул он и тотчас вышел — так же поспешно, как сделал это сейчас. Даже не удосужился попрощаться.

В тот раз она подумала, что этот Дэниел невоспитанный тип, несмотря на то что одет с иголочки, владеет элегантным черным «ягуаром» со светло-серой внутренней обивкой.

Ничего не изменилось, вздохнула Элина, война продолжается, а кровать в гостиничном номере стала местом сражения. Вопрос о том, кто выйдет из него победителем.