Осенняя женщина

Взглянув на часы, Тимофей покачал головой и с сожалением сообщил, что ждать больше не может. Уходя, он незаметно оставил на журнальном столике перед креслами посетителей и на ее столе несколько рекламных визиток с веселеньким текстом. Он сам отпечатал их на своем принтере. Это было то самое «ружье», которое впоследствии обязательно (он очень на это надеялся) должно выстрелить.

Дома он написал эти подсмотренные три буквы на листке бумаги и принялся размышлять. Слово определенно имело смысл. УГАНДА, ПАНДА, ПРОПАГАНДА, ВАНДА отпадали, как и все остальные слова, не укладывавшиеся в семь букв, набранных Мариночкой. Тогда он достал свои записи, которые делал, собирая сведения о секретарше. Нужное слово вертелось где-то поблизости, как бабочка. Осталось его поймать.

Муж, дети, любимые пирожные, плитка в ванной, свекровь, погода, часто повторяемые слова «это какой-то кошмар» и «вообрази», имя подруги, номер троллейбуса — все было не то. Слово неуловимо порхало и не давало ухватить себя. Однако Тимофей готов был поклясться, что знает его. Знает, хотя и не нашел в списке. Тогда он достал чувствительный цифровой диктофон и включил воспроизведение.

«Я ей говорила, что ничего с ним не выйдет…» — не то.

«Проездной, наверное, опять подорожает. Это какой-то кошмар…» — не то.

«Документы будут готовы к трем часам…» — не то.

«Нет, а я пробовала капучино в этом новом ресторанчике на проспекте…» — не то.

«Веточку смородины, пару горошин перца и чуть-чуть сахара…» — снова не то.

«Вообрази, приходят к нему часов в девять вечера и вызывают гулять. Я говорю, сын уже спит, и не пора ли вам тоже быть дома? А они смеются. И это девчонки в одикнадцать-то лет! Они все у него в классе такие шустрые, ты не представляешь» — опять не то.

«Нет, этот запах мне не подходит. Я люблю вот этот. Однажды целый год не могла достать такие духи».

Слушая запись, Тимофей бессознательно написал «ЛАВАНДА». Перед ним возник искомый пароль. Он чувствовал этот запах, исходивший от Мариночки. Не удивительно, что она выбрала его для пароля. Так просто и так по-женски. Женщины не любят ломать голову над такими вещами.

Итак, почва для вторжения в вотчину Старика была подготовлена. Осталось дождаться подходящего случая.

Ах да! И еще дать Старику свое согласие на работу.

Наверное, стоило спросить себя: что случилось? Отчего вдруг так волнительно стало каждый день идти на работу и встречать Тимофея у подъезда? А уходя с работы заставать его у калитки детского садика, улыбающегося и неизменно готового отражать колкости, на которые она стала так щедра в последнее время.

Кристина ни в коем случае не считала себя мужененавистницей, хотя могла бы ею стать после Хайнса и его развеселой компании. Но ненависть — слишком откровенное проявление чувств, а сейчас ей было не до эмоций. Ей хотелось покоя. Хоть на какое-то время. А этот Тимофей дергал за ручку двери, которую Кристина пока не хотела открывать.

Но поздно. Тимофей уже не просто дергал за ручку. Он вошел в дверь. И тут ее жалость сыграла с ней плохую шутку. У нее не хватило духу выставить его и захлопнуть окончательно. И вот вам результат — дурацкое ожидание вместо такого желанного покоя. И ожидание не чего-то конкретного, как автобуса на остановке или какого-то события, а просто ожидание. Бессмысленное по сути чувство. Ненужное. Но… странно волнующее! Она уже не выходила из дома, чуть не подкрасив губы, не посмотревшись в зеркало, не обдумав предварительно, что бы надеть такое получше.

Что же все-таки в Тимофее было особенного? Наверное, его интерес к ней. Неподдельный, задорный, бескорыстный и необъяснимо сладостный для нее интерес. И она не боялась больше этого интереса, открывавшего для нее какую-то новую грань в понимании того, как и ради чего надо жить. Жить не просто так, а стать частью чьей-то жизни, потому что в этом был хоть какой-то смысл, спасавший от гибели, от разочарований, от одиночества, от несовершенства этого мира. И она готова была стать частью жизни Тимофея, пусть даже в качестве крохотного кусочка его мыслей и чувств. Он сам стал для нее спасительным островком среди безбрежного половодья, в котором она до сих пор беспомощно барахталась, не находя опоры, продрогшая в ледяной воде, измученная долгой борьбой со страшным потоком, который увлекал куда-то помимо ее воли. И одновременно она боялась, что Тимофей и его чувства к ней — лишь ее иллюзия, ее отчаянное желание вырвать у прижимистой судьбы свою долю счастья, которого она, несомненно, заслуживала. Как заслуживал любой другой человек. С другой стороны, имела ли она право воспользоваться неосведомленностью этого мужчины, чтобы получить желаемое?

Кристина не знала, что ей делать со всем этим. У кого спросить совета, кому выдать тайную боль и обнажить те ужасы, от которых до сих пор перехватывает дыхание и все существо содрогается от омерзения к самой себе? Потому что чем глубже она заталкивала в себя воспоминания о трех годах, проведенных у Хайнса, тем больше разрасталась внутренняя рана. Может быть, Кристина просто хотела сочувствия, участия, понимания. Но могла ли она надеяться на то, что Тимофей даст ей все это — ведь даже самые родные люди не нашли возможным проявить терпимость. Может быть, она мечтала о том, что кто-то прижмет ее голову к груди и будет долго гладить по непослушным рыжим кудрям, пока она не выплачет в три ручья свою тоску, свое неверие и самоуничижение. Может быть, она страстно желала бы, чтобы это был именно Тимофей, потому что он крепче ее. Да, именно крепче, как самонадеянный дубок, и думать не думающий о лесорубах, высматривающих в чаще жизни свои жертвы. Она могла бы спокойно опереться на него, не боясь наткнуться на зыбкую, опасную, предательскую неопределенность. Такой неопределенностью в свое время оказался Жора. И это стало катастрофой, от которой Кристине долго еще не оправиться. Нет ничего хуже, чем встретить на своем пути гнусного Ночного человека, обожавшего расставлять смертельные ловушки тем, кто имел несчастье оказаться неосторожным.

Ночным человеком мать пугала Кристину в детстве, когда та капризничала. Страх перед приходом Ночного человека был так силен, что Кристина запомнила его, тогда как все остальные детские страшилки бесследно растаяли уже в школьные годы. Кристина повзрослела, и Ночной человек обрел очертания темной личности в подворотне, неприятного типа, навязчиво пытающегося узнать номер домашнего телефона, безумца из сюжета телевизионной криминальной хроники, зарубившего кого-то топором. И сама она никак не предполагала, что Ночной человек войдет в ее жизнь так легко и как ужасно его визит закончится.

Впрочем, закончился ли? Ночные люди, как догадывалась Кристина, умели идти по пятам своих жертв, ползти за ними, как змеи, ориентируясь на теплый след, оставленный на холодной земле. И один из них полз сейчас за ней, шипя и извиваясь, рассчитывая поразить страхом, заставить бежать еще быстрее, потому что так жертва скорее выдыхается.

«Я не побегу, — решительно подумала Кристина. — Не побегу!»

Но она не могла не признать, что страх прочно застрял в ее груди и теперь болезненно отзывался на каждый вздох.

Как же непросто, оказывается, не бояться! Как непросто ходить с гордо поднятой головой, когда в любой момент встретившийся на пути подонок может походя, из одного только удовольствия ударить по этой голове. Вы никогда не сможете это предугадать, как и не сможете приготовиться к удару. Вот кто-то узнает о вашей жизни пикантные подробности и начинает с удовольствием намекать вам на это. И ведь часто дело не доходит до мало-мальски значимого шантажа, нет! Тут идет игра на нервах. Мучительная для того, на чьих нервах играют, и бесконечно сладостная для играющего. А иногда из вашего прошлого выползает Ночной человек и предъявляет вам немыслимый, нелепый, несправедливый счет, вызывающий столько беспокойств и тревог, что о спокойствии уже и речи нет.

Впрочем, и без этого маятник беспокойств, больших и маленьких потрясений работает непрестанно, отчего человек уже не может просто жить, просто дышать, просто радоваться тому, что он есть, что он слышит, видит, мыслит.