Вопрос любви

— Да, я помню — Ник получил травму головы. Ты говорила, это могло повлиять на то, что случилось с ним потом.

— Да, я так сказала. Только сама не верила своим словам, потому что знала истинную причину. Я знала ее все эти три года. Я кое-что сделала… точнее, сказала, с чем он не смог справиться.

— Что ты сказала? — спросил Том.

Я слышала, как дышу.

«Ты убил нашего ребенка…»

— Я обвинила его…

«Ты убил нашего ребенка…»

— Я была беременна… — объяснила я. А потом рассказала, что сказала Нику.

— Ты была беременна? — в оцепенении пробормотал он.

— Да. Осенью 2001-го.

— Я понятия не имел.

— Я тебе не говорила и никому не говорила, да и в любом случае ты был занят своими проблемами — это случилось через пару месяцев после того, как родился Габриэль. К тому же живот еще не был заметен и с утра меня почти не тошнило.

— Но… это из-за того, что… — Он сделал паузу. — Ник хотел, чтобы ты… сделала аборт? Все дело в этом?

— О… нет! Нет, он очень обрадовался — мы оба обрадовались. Мое положение обнаружилось в конце сентября, когда мы отдыхали на Крите. — Я вспомнила, как Ник стоял на балконе отеля в своей синей шелковой рубашке с тропической рыбкой и сиял от радости. — А потом я струхнула, и мы решили никому не говорить — даже моим сестрам, — до тех пор пока не пройдет шесть недель. В четырнадцать недель мы сделали первое сканирование, все было нормально. — Я замолчала, вспоминая учащенный стук сердца ребенка — как у птицы, — когда датчик прижали к моему животу, а потом и удивительное изображение крохотного тельца, покоящегося в матке, с приподнятой, будто в приветствии, ручкой.

— И мы решили, что расскажем всем на Новый год: я так переживала, как сказать об этом Фелисити, ведь она очень страдала из-за того, что никак не может забеременеть. Но именно тогда мы и планировали сказать.

— А что же произошло?.. — пробормотал Том. Мы сидели и перешептывались в темноте, и мне показалось, что мы в исповедальне, а он священник.

— В субботу перед Рождеством мы поехали на вечеринку в Сассекс — благотворительный вечер для «Суданиз», поэтому ехать пришлось, хотя мне не хотелось, потому что эта идея не вызывала у меня радости. И по дороге домой мы попали в аварию — съехали с дороги и угодили в канаву. Нас отвезли в больницу, и я сказала медсестрам, что беременна, а они ответили, чтобы я не переживала, потому что дети надежно прикреплены внутри. А когда я вернулась домой, то прочла в книжке «Чего ждать, ожидая ребенка?», что женщины в серьезной аварии даже ломают кости, но при этом ребенок нисколько не страдает. Так что мне, наверное, просто не повезло, потому что я осталась цела, но через два дня потеряла ребенка.

Том вдруг коснулся моей правой руки, а потом взял мои ладони в свои, как будто я раненая птица.

— Мне так жаль, Лора, — проговорил он. — Жаль, что я не знал.

— Я попросила Ника сказать тебе, что у меня грипп, но я лежала в больнице. Врач сказал, что это была девочка.

— Прости, — снова сказал Том. — Я, наверное, был слишком погружен в собственные проблемы, чтобы обращать внимание на твои, хотя теперь припоминаю, какой печальной ты казалась тогда.

— Да. Мы с Ником были убиты горем. А три-четыре дня спустя произошел ужасный скандал. Он на той вечеринке выпил бокал вина, и я сказала, что сама поведу, но он настоял, что все в порядке, и сам сел за руль, к тому же он знал, как я ненавижу темноту. Он ехал медленно, но я не могла отделаться от мысли, что это вино все равно повлияло на его восприятие… и сказала те ужасные слова. На следующий день я извинилась, что я сказала это только потому, что до сих пор была сама не своя, но этого оказалось недостаточно. Потому что хотя со стороны и казалось, что он уже пережил трагедию, через десять дней он ушел — первого января.

— В тот день, когда вы должны были рассказать всем.

— Да. И он, видимо, планировал свой уход, потому что снял пять тысяч фунтов за десять дней до этого. Так что да, я чувствую себя виноватой в уходе Ника. Я «плохо обращалась с ним»… «причиняла ему неприятности»… и «выжила его». «Я раскаиваюсь» — это правильный заголовок.

— О, Лора… Но это же вполне объяснимо… в тех обстоятельствах. Тебе было очень плохо…

— Но у Ника в то время было полно неприятностей — смерть отца за шесть недель до его ухода подкосила его; они повздорили и не успели помириться, поэтому он и так был на грани. Прибавилось чувство, что он мог стать причиной гибели ребенка, да еще и я обвинила его — и он думал, что, наверное, всегда винила бы. Этого он уже не мог вынести.

— Он, наверное, сам себя винил, Лора.

— Да, и ему не пришлось говорить об этом мне. Но именно поэтому он и пропал. — Я слышала, как Том вздохнул. — Вот моя печальная история. — Я вспомнила, как Синтия устроила мне сеанс ясновидения и как он встревожил меня.

«Есть еще один человек, который пропал из вашей жизни, — их двое».

— Я часто думаю о ней — сейчас ей было бы почти три года. Маленькая девочка в розовом платье и туфельках «Стартрайт». — Часы пробили двенадцать.

— Но невзирая на все его беды, бросать тебя было просто немилосердно.

— Да, потому что мы могли бы это пережить, со временем, все бы осталось в прошлом. Мы могли бы попытаться еще.

— Но он бросил тебя…

Часы пробили последний раз. Наступило второе мая. Наша годовщина.

— Да, бросил. А он был мне так нужен.

Глава пятнадцатая

Мы с Томом не знали, во сколько включили электричество, потому что уснули. Он предложил спать на полу, но мы спали на диване: он — поджав под себя руку, а я — поджав под себя ноги и положив голову ему на колено. Мы проснулись; я почувствовала, как ноет все тело.

— Боже, пять минут седьмого, — сипло произнес Том. Он потянулся к радио. — Ой, моя шея!

— Подача электричества восстановлена. Отключение произошло из-за сбоя на подстанции Хёрста, которая находится в Кенте, неподалеку от Бексли. Неисправность была устранена спустя шесть с половиной часов…

Мы услышали, как за окном припарковался какой-то фургон. Том поднялся и выглянул в окно.

— Это Эрни. Он сказал, что приедет к семи. — Мы услышали, как открылась дверь фургона, затем захлопнулась, а потом — мужские голоса. Я выглянула в окно — внизу стояли трое маляров в белых комбинезонах. Том спустился, чтобы встретить их.

— Доброе утро, — поздоровался один из маляров, когда я спустилась по лестнице. В одной руке у него была большая банка с краской, а в другой — складная лестница.

— Доброе утро… Я пойду.

— Спасибо за помощь, — сказал Том. Он обнял меня и ненадолго прижал к себе. — Я позвоню.

Я отправилась домой, морщась от яркого солнечного света, когда брела вдоль пустых улиц, — а придя домой, забралась в постель и уснула.

Проснулась я ближе к полудню, тело по-прежнему ныло, и я погрузилась в горячую ванну, положив на лицо фланель, думая о том разговоре, который был несколько часов назад.

«Это как рана в сердце…»

«Она причинила мне страдания».

«Это у нее была "coup de foudre"».

«Ты действительно считаешь?..»

«…бросить своего ребенка?..»

«Я думал, на меня распространяется презумпция невиновности…»

Да, я должна была сомневаться в его виновности. А вместо этого я три года провела в убеждении, что Том способен совершить такой гадкий поступок. Если бы я усомнилась — как бы все обернулось тогда, подумала я…

Сквозь приоткрытое оконце в ванной я слышала пронзительные сигналы машин и гудки велосипедистов. Майские демонстранты. Они заполонят улицы. Когда я оделась, запикал мой мобильный — оказалось, у меня пять пропущенных звонков: три от Люка, два от Фелисити. Я послушала автоответчик. Люк оставил три сообщения, Флисс — два. Вдруг телефон зазвонил. Это она.

— Где ты была? — с укоризной проговорила сестра.

— Ну… — Я слишком устала, чтобы объяснять. — На работе, — сказала я, и это была правда.