Ключи от рая

Всегда восемь человек — например, начальники Лоренса, бизнесмены, а иногда, когда восемь человек не набиралось, мы приглашали Шелл, которая, по словам Лоренса, очень хорошо смотрелась на наших обедах. Я стала неплохим поваром: научилась готовить десять разных закусок, десять основных блюд, и я записывала, что уже подавала людям, чтобы не угощать их одним и тем же кушаньем снова и снова. И за столом, освещенным свечами, Лоренс поднимал свой бокал в мою честь.

— Любимая Каролина, благодарю тебя за все!

И женщины за столом смотрели на меня с завистью.

Мы решили, что сначала заведем только одного ребенка, но, когда Алистер начал подрастать, я подумала, не родить ли еще одного. Лоренс был против этого, и он деликатно убеждал меня. Алистер очень радостный ребенок, у него много друзей — не похоже, что он жаждет, чтобы у него появились брат или сестра. У нас же есть возможность посвятить время друг другу, чего мы всегда хотели. В его доводах был смысл, и я соглашалась с ним. Но до конца он меня не убедил.

А время летело быстро, и вот Алистеру исполнилось одиннадцать, и пришло время для его обучения в школе-интернате. Вот этого я совсем не хотела, мне это казалось абсолютно бесчеловечным. Но Лоренс очень сильно хотел, чтобы наш сын учился в том же месте, где учился он сам и где учился его отец. Он привозил меня в школу несколько раз и показывал места, где он выкурил свою первую сигарету, где он первый раз играл в регби, библиотеку, где он усердно занимался, чтобы получать отличные оценки. Он говорил, что здесь ему было очень хорошо, и что здесь он возмужал, и что с большинством своих друзей он познакомился здесь и продолжает общаться с ними до сих пор. Мы сможем приезжать сюда каждый второй уик-энд, останавливаться в отеле и приглашать Алистера и его друзей пообедать вне стен школы.

Когда мы с Алистером остались наедине в саду, я спросила его, чего он в самом деле хочет. Я сказала, что он может говорить со мной откровенно, потому что это его жизнь.

Он посмотрел на меня своими большими карими глазами и сказал, что с удовольствием пойдет в эту школу.

Что ж, так мы и поступили.

Вот тогда я и занялась поисками преподавательской работы.

Мне очень хотелось получить работу в школе Святого Мартина. Да и любой бы этого хотел. Там были настоящие чудеса, намного более реальные, чем те, которые якобы происходили у источника Святой Анны, в лесу, где я играла с Алистером и выгуливала собак. Но у них не было вакансий.

Здесь, в Россморе, не было специализированной школы для глухих, но были соответствующие отделения в школах Святой Иты и Святых Братьев. Дети вели себя ужасно, и я, как и любой начинающий учитель, делала все ошибки, какие только могла сделать, но и многому научилась в этот первый год.

Я научилась раздавать поручения по уходу за домом, так что дом и сад были в отличном состоянии и без моего участия, и я стала заказывать продукты на дом, чтобы продолжать устраивать обеды по пятницам.

Когда моя свекровь похвалила меня за то, что я начала работать, — тоном, который давал понять, что она совсем не считает, что это хорошо, — я сделала вид, что не уловила этого, и поблагодарила ее за эту похвалу.

В обеденное время я старалась успевать к Фэбиану на укладку волос и, кроме того, переоборудовала под кабинет маленькую комнату, которую мы до этого использовали в качестве кладовки, чтобы разместить там мои бумаги, ноутбук и прочие вещи. Пришел конец незапланированным обедам с Лоренсом в маленьких уютных итальянских ресторанчиках и моим долгим походам по магазинам с кредитной карточкой в руках. Я поняла, как это понимают все работающие жены, что если вы задержались на работе и не успели навести дома порядок, то это еще сложнее сделать с утра, перед тем как бежать на работу.

Каждый второй уик-энд мы ездили навещать Алистера. Он обзавелся кучей друзей, занимался в шахматном клубе и группе по наблюдению за птицами, и я убедилась, что мы поступили правильно, отдав его в школу. Мы бы не смогли обеспечить ему эти возможности дома.

На работе я часто слушала рассказы женщин о своих мужьях, друзьях и просто любовниках. Каждое слово, которое они произносили, заставляло меня все больше убеждаться, какое сокровище мой Лоренс. Добрый и энергичный человек, который рассказывал мне все о своей работе и делился со мной абсолютно всем и всегда говорил, какая я прекрасная и даже восхитительная, причем, к моему особому удовольствию, говорил это прилюдно. Я даже не знаю, зачем я слушала все эти истории, возможно, чтобы лишний раз убедиться, что он просто великолепен.

Я слушала рассказы женщин о том, как мужчины им изменяют. Многие из них, даже умудренные житейским опытом, посещали источник Святой Анны в надежде на какое-то волшебство, которое спасет их брак. Я-то знала, что Лоренс не изменяет мне. И он по-прежнему так же страстно любил меня, как и много лет назад, когда мы познакомились на горнолыжном курорте, где я старалась не слишком приближать его к себе. Иногда, когда я чувствовала себя усталой или когда мне надо было заняться бумагами или рано вставать, мне, честно говоря, было не до секса, и в такие минуты даже хотелось, чтобы и он чувствовал себя усталым, или сонным, или на время потерял к этому интерес. Но из рассказов своих коллег я поняла, что с этого и начинаются все проблемы.

Моя сестра Нэнси часто говорила мне, что я, пожалуй, самая счастливая женщина на земле. Так говорила и моя тетя Шелл. И моя мама, и мама Лоренса.

Я и сама так думала.

Мне лишь хотелось, чтобы он хоть немного больше интересовался моей работой. Сама я весьма интересовалась его работой. И даже помогала ему искать необходимую информацию в судебных решениях. Я знала всех совладельцев фирмы, где он работал, перспективных совладельцев, конкурентов, союзников. Мы обсуждали сроки, когда он сам должен был стать совладельцем фирмы, это должно было случиться в течение следующих восемнадцати месяцев.

Я убедила его не говорить Алистеру, что для него в офисе уже готов кабинет. Лоренсу казалось, что это позволит сыну обрести уверенность, а я посчитала, что он будет чувствовать себя загнанным в угол.

Лоренс обсуждал со мной все это за бутылкой вина — это было обсуждение, а не спор. Он всегда был очень рациональным и старался понять мою точку зрения. Возможно, говорил он, я права и нашему сыну нужно больше свободы в жизни, больше возможностей для самовыражения и реализации своих интересов. Когда Лоренс говорил так, я всегда спрашивала себя, ну почему же я почти каждую ночь просыпаюсь около трех часов утра с беспокойными мыслями.

Ведь, казалось бы, было совершенно не о чем беспокоиться.

Но неожиданно, когда я размышляла о школе Святого Мартина, я поняла, что именно тревожило меня. Лоренс не понимал моих переживаний по поводу преподавательской работы. Он не знал, каких удивительных результатов там можно достичь, помогая глухим девочкам. Он старался показывать свою заинтересованность, когда я рассказывала ему о рекордах школы и о том, что многие ее выпускники занимают впоследствии должности, о которых дети с нормальным слухом могут только мечтать.

Я видела, что он старался понять суть моей работы, ведь он видел, как много это значит для меня, и хотел разделять мой энтузиазм. Но он однажды сказал, что чем больше он слышал моих рассказов о работе, тем чаще он благодарил Бога за то, что наш Алистер не был глухим.

Если бы Алистер был глухим, то благодаря сегодняшним технологиям у него, тем не менее, была бы возможность замечательно прожить жизнь, я знала это. Лоренс же так не думал. Он считал, что на мои рассказы надо реагировать лишь кивками, восклицаниями и восхвалением Бога.

У меня появился шанс карьерного роста. Мне нужно было пройти практикум, и в школе Святого Мартина, лучшей из лучших среди школ для глухих, были готовы дать мне работу по шесть часов в неделю. Допустим, что я справлюсь успешно… и тогда они почти наверняка предложат мне работу с полной занятостью.

Я была крайне взволнована и с нетерпением ждала возвращения домой Лоренса, чтобы все рассказать ему. Он задерживался на работе, один из учредителей фирмы уходил в отставку. Это было совершенно неожиданно и в общем-то довольно странно. Какие-то разговоры о необходимости уехать в Аризону, чтобы найти себя. Что-то в этом роде. Кажется, этот человек просто спятил.