Разлучница

Оказалось, что по Роне было очень трудно понять, обманывает она или нет, потому что девочка рассказывала обо всем очень эмоционально. И только деду удалось заставить Роню заволноваться.

— Ты когда-нибудь крала деньги? — спросил Понтер Розеншток.

Услышав вопрос, девочка растерялась, но честность победила довольно быстро.

— Да, два евро — они лежали у мамы на столе, — призналась Роня, но эти слова показались приборчику ложью.

— Но я же сказала правду! — запротестовала Роня.

Адельтрауд засмеялась.

— Но это всего лишь прибор, не переживай так.

Роня сняла контакты с пальцев.

— А теперь ты, папа!

— Ты еще не попробовала торт! — быстро сказала Адельтрауд. — Это же твой любимый шоколадный торт!

Но Фальк уже покорно надел крепление с контактами.

— Расскажи что-нибудь, — потребовала Роня.

— Нужно спросить меня.

— Что спросить?

Фальк засмеялся.

— Что тебе больше всего хочется знать.

Роня задумалась.

— Ты меня любишь?

— Да, — ответил Фальк.

Прибор молчал.

— А теперь ты, бабушка! Спроси его что-нибудь.

— Ну, Роня, мне ничего в голову не приходит. Кроме того, такими вещами не играют.

Фальк усмехнулся.

— Спроси его, он счастлив? — предложила Роня.

Лампочка сверкнула и погасла.

— Постоянно счастливых людей, к сожалению, нет, Роня, — поспешно сказала Адельтрауд.

— Ты любишь маму? — внезапно спросила Роня.

— Нет, — ответил он.

— Но ты ее когда-нибудь любил?

Фальк покачал головой.

— Не могу утверждать, к сожалению.

— А зачем же ты тогда… меня сделал?

Приборчик среагировал прежде, чем он успел ответить. Когда все немного успокоились, Фальк сказал:

— Я даже не представляю, как бы я жил, если бы тебя не было, Роня.

— Давайте же, наконец, есть торт! — настаивала Адельтрауд.

Но Роня не слушала ее.

— Тебе нравится Жасмин?

Вспыхнул сигнал, приборчик запищал. Фальк провел рукой по детектору.

— Твоя бабушка права, Роня. Есть вопросы, с которыми не шутят, и ответить на этот вопрос не так-то просто. Но…

Да, мне нравится Жасмин.

— А почему мы ее никогда не приглашаем в гости?

— Может быть, потому, что она не захочет прийти.

— А если я ее позову? У меня же теперь есть мобилка! Я могу ей позвонить, когда мне захочется.

— Ты и раньше могла это сделать, — заметила Адельтрауд таким тоном, каким взрослые разговаривают с детьми, когда не хотят больше говорить на эту тему.

— Но папа не хочет, чтобы она приходила. — Понтер неожиданно засмеялся.

— Да, я тоже слышала. Это было, когда умер Северин. Папа пришел к нам в отель и сказал Жасмин, что не хочет никогда больше ее видеть. Я подслушивала. Только я не понимаю, почему ты так поступил с ней. Она дружила с нами не из-за денег, папа. Она порвала чек на мелкие клочки.

— Ну все, Роня, хватит! — Терпение Адельтрауд лопнуло.

Но Фальк схватил дочь за руку.

— Секунду, Роня! Что сделала Жасмин?

— Она порвала чек, который ей дала Николь. Сначала они поехали в банк в Бад Доберан и сказали, чтобы я ждала в машине. Когда они вернулись, Николь спросила: «Ну что, теперь ты веришь, что чек обеспечен?» А потом, когда мы были в кафе в Ростоке, Жасмин порвала его на мелкие кусочки. Они думали, что я ничего не поняла. Но я не такая глупая, как вы думаете!

Фальк обнял Роню.

— Ты — моя самая умная девочка!

— Кажется, теперь мы все выяснили, — заявила Адельтрауд и встала. Очевидно, детектор лжи был с ней не согласен.

— Жаль, — заметил Понтер Розеншток, — я тоже с удовольствием задал бы вопрос.

Фальк подтолкнул дочку к бабушке и внимательно посмотрел на отца.

— Задавай. Я отвечу честно, и не потому, что здесь есть детектор лжи.

Понтер Розеншток многозначительно откашлялся.

— Ничего нового. Тот же вопрос, который я задал Роне: ты когда-нибудь крал деньги, Фальк?

— Нет, папа.

Возникла напряженная тишина. Роня догадывалась, что речь идет о чем-то очень важном, и чувствовала, что это действительно взрослый разговор, который она не поймет. Она была уверена, что ее папа никогда не крал деньги. Ему просто это не нужно. Она посмотрела на бабушку, и у той наконец появилась возможность увести Роню из гостиной — к праздничному торту.

— А как насчет чеков, которые Северин крал по твоей указке?

— Ты на самом деле хочешь услышать правду? — ответил Фальк вопросом на вопрос.

Адельтрауд закрыла за собой дверь, и они остались одни.

В следующую пятницу в девять утра Адельтрауд стремительно вошла в офис, где в этот день за одним из столов всегда сидела Жасмин, и пригласила ее в свой кабинет.

— Ну у тебя и нервы, Жасмин! О чем ты думала, когда подарила Роне детектор лжи? Ты не представляешь, в какое положение ты нас поставила! Боже мой, ведь вся повседневная жизнь состоит из маленьких и больших неправд! А нам всем пришлось говорить правду. Фальк заявил, что Северин крал чеки не для него, а для себя, и Понтер ему поверил. Фальк просто подставлял себя под удар ради брата.

Жасмин притворилась, что эта новость поразила ее. Адельтрауд, казалось, не могла остановиться:

— Наш старший сын играл в карты. Оказалось, что Северин был слабее, чем мы думали. Для нас это стало ужасным открытием. Ты подарила нам очень трудные выходные, Жасмин. Но отец и сын наконец-то поговорили откровенно, и это действительно чудесно. — Адельтрауд на мгновение задумалась и, вздохнув, произнесла: — Но знаешь, было довольно тяжело и больно. Может, в следующий раз ты подаришь Роне что-нибудь такое, с чем нельзя играть даже взрослым? Кстати, ты не хотела бы приехать к нам в Пеерхаген на Рождество? Роня будет очень рада.

— Спасибо, Адельтрауд, но я обещала родителям навестить их.

— Тогда в другой раз. Но пообещай, что приедешь.

На Рождество Жасмин действительно отправилась в Карлсруе.

— Ты плохо выглядишь, — заявила мать. — А что, с Рольфом ничего не вышло? Смотри, чтобы ты не осталась старой девой, как тетя Гортензия. Кому ты нужна в свои двадцать восемь?

Вольфрам больше порадовал родителей: его повысили в должности и поручили подготовить обвинение против Тиллера. Мать даже постепенно привыкла к Сюзи, подружке Вольфрама. Та работала в школе и очень старалась быть милой и веселой. Они купили квартиру в одном из домов на Вайфен-штрассе и собирались в следующем году пожениться и завести детей.

На второй день Рождества, распивая с Жасмин бутылку «Ротхауса», отец сказал:

— Я всегда считал, что ты у меня особенная. Выше голову, малышка! У тебя все получится!

На самом деле было не так уж плохо.

В октябре по вечерам Жасмин работала официанткой, а по утрам разносила газеты. На протяжении нескольких недель она видела Берлин только в сумерках. Бывало, когда за окном начинало светать, она только ложилась спать. Но потом улыбнулась удача: Жасмин предложили взять на себя возню с бумагами на одном небольшом предприятии в районе Кройцберга. Предприятие состояло из столярной мастерской, где трудились инвалиды, диетического ресторана, который толком и не работал, и мастерской, в которой две женщины делали сумочки из необычных материалов: дерева, жестяных банок или шин — в форме шара, куба или цилиндра. Пользовались они просто бешеной популярностью. С тех пор как Жасмин начала заниматься финансами, арендой и государственными субсидиями и при этом не ленились систематически проводить собрания, вся бухгалтерия стала сходиться.

По пятницам она помогала в «Золотой Розе». Убедившись в недюжинных организаторских способностях Жасмин, Гайер и Адельтрауд с удовольствием предоставили ей возможность устраивать встречи для желающих вступить в брак, где она тоже должна была присутствовать, но как можно более незаметно.

В январе предстояли переговоры с представителями социальных организаций города в связи с тем, что психолог агентства хотела создать кабинет для консультаций по психологическим проблемам женщин. Финансировать перепланировку флигеля в квартиру из пяти комнат и кухни должен был город.