Развод по-французски

Затем Рокси озарило: это, должно быть, Томми Смизерс, молодой американец, живший до меня в моей комнатушке. Он ходил вечно полупьяный, постоянно ждал денег из дома и явно был малость не в себе. Родители, видно, хотели отделаться от него: с глаз долой — из сердца вон. Бедный Томми, на прошлой неделе он снова клянчил у нее взаймы, а потом сидел на лестнице и плакал.

Она считала, что такие происшествия, как убийство, случаются только в Америке, во всяком случае, во Франции всегда говорят: в вашей стране столько насилия, мужчины держат при себе пистолеты, словно в вестернах, на улицах полно fous, психов, как в «Таксисте», или гангстеров, как в «Бонни и Клайде» — кстати, они, кажется, реальные лица, правда?

Все шло как в Америке: полицейский снимал отпечатки пальцев с двери в подсобку и с входной двери. На улице у подъезда дежурил другой полицейский, такой же вежливый и аккуратный, как и молодцы, охраняющие президента Миттерана в соседнем квартале.

Когда Рокси назвала полицейским свое имя, те долго и испытующе разглядывали ее: une américaine. Знает ли она убитого? Где она была вчера около одиннадцати вечера? И ничего не слышала? У нее не возникло ощущения, что ее в чем-то подозревают. Они были учтивы, бесстрастны, но не сказали, кто погиб, сколько ему лет и как все это произошло. В ответ на их вопрос она назвала всех проживающих в доме: ее сестра Изабелла, семья африканцев, мадемуазель Лавуа с третьего этажа и мадам Флориан, которую они уже знают. Сестра живет в мансарде, а до нее там жил Томми Смизерс. Полицейские кивали и записывали. Может быть, это мистер Моаби, подумала она, он всегда так горячится по телефону, словно напрашивается на ссору.

— Тело, вероятно, подброшено тем, кто знает код к наружной двери и имеет ключ от подсобки, — сказал сыщик.

— Не обязательно, — возразила Рокси. — Мы иногда оставляем незапертой дверь с черного хода. Уборщики берут мусорные ящики, не заходя в здание.

— А-а, — протянул сыщик и записал информацию.

— Вы уверены, что это не мистер Смизерс? Он жил в chambre d'étudiant[172].

— Извините, мадам, мы побеседуем с вами позже.

— Я иду в «Погребок надежды».

На площади Мобера все было тихо и спокойно, как всегда. Потрясенная увиденным, Рокси села за столик на маленькой террасе. Крутящаяся под ногами собачонка, официанты в белоснежных передниках, аромат кофе и свежих булочек, мамаши, толкающие детские коляски, и бегущие следом таксы — все дышало самодовольством и сознанием того, что мир, где ценят прелесть утра, устроен как надо.

— Bonjour, — сказала Анн-Шанталь Лартигю, целуя Рокси в щеку и усаживаясь рядом. — Рада тебя видеть. Рабочие ремонтируют какое-то там реле, и кодовый замок временно не работает. Могу войти к себе только через полчаса, глупо, правда?

— В нашем подъезде нашли мертвого. Среди мусорных ящиков, — словно удивляясь, сказала Рокси.

— Правда? И кто же он?

— Не говорят. Его мадам Флориан нашла.

Анн-Шанталь засмеялась, представив себе мадам Флориан рядом с трупом. Рокси чувствовала, как неуместен этот смех рядом со смертью незнакомца, а может быть, и человека, которого они обе знают. Хотя французы всегда смеются, сталкиваясь с серьезными проблемами, — так же как, говорят, смеются китайцы, когда человек неловко падает и, может быть, ушибается.

— Я должна покурить! — заявила Анн-Шанталь. — Не возражаешь? Утром получила ужасное известие. Жером, видишь ли, намеревается провести лето в Париже, представляешь? Я сначала чуть не в истерику впала. Потом ничего, прошло. И как он только смеет?

Говорить, что «он» — парижанин и остается им, даже сбежав от нее, не имело смысла.

— Если серьезно, это же ужасно — мертвый в доме. Ты его видела? — продолжала Анн-Шанталь.

— Только ногу видела, — сказала Рокси, стараясь осмыслить это событие, но сердце ее будто омертвело, и она не могла совладать с ним.

— Как он умер?

— Понятия не имею.

Она плохо вела себя с Томми Смизерсом. В последний раз не дала ему денег. Он такой надоедливый, жалкий, вечно попадает в какие-то переделки. Нельзя же без конца выручать его. Перед глазами поплыли отвратительные картины: Томми начал воровать, сделался карманником или стал приставать к мужчинам, и кто-нибудь из его клиентов расправился с ним, а тело подбросил в дом, где он раньше жил. А может быть, наркотиков сдуру перебрал. Или это самоубийство?

К ним торопливо шел инспектор.

— Сейчас начнутся расспросы, — сказала Рокси.

Полицейский снял шляпу.

— Мадам де Персан, с сожалением сообщаю... Это ваш муж.

Рокси смотрела на него широко раскрытыми глазами и молчала.

— Нам мадам Флориан сказала. Я очень извиняюсь, мадам... Не могли бы вы?.. Смеем ли просить?..

Рокси чувствовала, как у нее немеет позвоночник, отнимаются руки и ноги. Она не отрываясь смотрела на полицейского, тот не отрываясь смотрел на нее. На нем были маленькие круглые очки. Он надел шляпу. Рокси поднялась.

— Это исключено. Мой муж уехал.

— Да, мадам Флориан сказала, что он больше не живет с семьей.

— Этого не может быть... Мне не надо смотреть. Из-за ребенка... Нет, не могу.

— Мадам...

— Повторяю, это ошибка.

— Мы понимаем... Нам очень жаль... Пожалуй, вам действительно не надо смотреть.

— Я посмотрю, — вмешалась Анн-Шанталь. Полицейский был обрадован помощью соотечественницы. — Уверена, что это не месье де Персан. Мадам де Персан не нужно туда ходить.

— Это очень любезно с вашей стороны. Вы...

— Анн-Шанталь Лартигю, замужняя. Дом шестьдесят восемь по бульвару Сен-Жермен. Отведите меня.

— Я вынужден просить мадам де Персан тоже пройти с нами, — сказал он Анн-Шанталь, словно Рокси и не было здесь. — Но я согласен, ей не стоит смотреть.

Они перешли улицу Лагранж. На ней было все как обычно. На скамейке, как всегда, сидел слабоумный мальчик, заботливо одетый матерью в пальто. Он сопел и лаял на собачонку из «Погребка надежды», та лаяла в ответ. Полицейский галантно предложил Рокси руку.

Полицейские машины совершенно перегородили улицу Мэтра Альбера. Хризантемы в сквере на площади Мобера были опушены утренним инеем, но день обещал быть солнечным. Прохожие в шубах спешили по своим делам, не обращая внимания на собравшихся полицейских и агентов в штатском. Другие останавливались и глядели на Рокси и Анн-Шанталь, словно спрашивали, что сделали две эти дамы. Рокси чувствовала, что полицейский ради нее замедляет шаг. Он легонько поддерживал ее под руку, готовый в любую секунду подхватить ее отяжелевшее тело, если она вдруг оступится или поскользнется. Его здоровое розоватое свежевыбритое лицо еще несло запах крема. Конечно, это ошибка, это не мог быть Шарль-Анри, нечего и думать.

— Мадам была à'côté[173], — сказал полицейский другому, ожидавшему его. Из коридора, куда они вошли, было видно, что место происшествия нетронуто. Из-за мусорных баков по-прежнему торчала нога в джинсах, а откинутую руку освещали вспышки экспертов, фотографирующих темное пространство под лестницей.

— Мадам де Персан не рекомендуется смотреть! — прокричал сопровождающий Рокси жандарм своим товарищам. — Она будет здесь. Идентификацию тела произведет мадам Лартигю.

Бесчувственная Рокси осталась в коридоре, а Анн-Шанталь вошла внутрь подсобки. Ничего не видя и не слыша, Рокси даже не удивилась короткому, сдавленному от ужаса вскрику приятельницы.

— О Mon Dieu[174], это он! — В ту же секунду бледная, потрясенная Анн-Шанталь протиснулась назад и обняла Рокси. — Бедняжка, это он!

Полицейский стиснул ладонь на локте Рокси, словно ожидая, что она упадет, но Рокси ничего не почувствовала. Потом по онемелой спине к мозгу начали мало-помалу просачиваться капли понимания. Там Шарль-Анри, почему-то мертвый, вот торчат его ноги.

— Но как?.. — едва выдавила она. Случившееся не имело никакого смысла, было неправдой, а ты вынуждена вести себя так, как будто это правда, и полиция ожидает, что ты заплачешь или упадешь в обморок. Рокси обвела взглядом людей, стоявших вокруг, стараясь прочитать по их лицам, что они думают. Анн-Шанталь взяла ее за другую руку и кивнула полицейскому в сторону лестницы. Рокси вспомнила, как однажды они забрались с Шарлем-Анри на крутую скалу, и он стоял улыбаясь на самом краю, и ветер трепал его шарф, и она боялась, что развевающийся шарф снесет его вниз.