Лабиринты судьбы

Я, не вытираясь, накинула халат, который тут же плотно облепил мое мокрое тело, и выскочила к двери.

Леша уже шел по лестнице вниз.

— Леша! — крикнула я. — Леша, подожди, я все тебе объясню!

— Не нужно, — ответил он, не поворачивая головы.

Я побежала по грязным холодным ступенькам вслед за ним, оставляя на них следы мокрых стоп.

— Леша! Остановись же! Я и на улицу так выскочу! Остановись!

— Ира, — повернулся ко мне Леша. — Я не домостроевец, но то, что я увидел, было мне неприятно. Неприятно единственно потому, что ты мне лгала.

Я остановилась как вкопанная.

— Боже мой! Да что это такое? Почему всегда во всем, при любом раскладе, в любых отношениях крайней остаюсь я? А? Может, ты мне объяснишь? Ну, объясни! Хоть что-нибудь объясни! Не ты ли с Ником только вчера использовал меня, как наивную идиотку? Подставил меня, обманул? Не ты ли привез меня в гости к Марату и провел там с девицей в запертой спальне более получаса? А той ночью, когда я впервые оказалась у тебя дома, не ты ли бросил меня, надушившись и вырядившись, словно именинник? Боже мой! Как вы все надоели мне! Уходи! Иди! Беги к своей кошечке! Я не хочу тебя видеть!

Кирилл натянул на босые ноги ботинки и стоял уже рядом, пытаясь увести меня домой.

Я вырвалась из его рук и закричала:

— И ты уходи! Немедленно! Сейчас же!! Я не хочу никого видеть! Мне не важно, где ты будешь шляться до отправления поезда, я не ждала тебя, я не знала, что это ты сегодня приезжаешь! Уматывайте! Оба!

Бегом я влетела в квартиру и вышвырнула на лестничную площадку вещи Кирилла.

Леша и Кирилл стали о чем-то разговаривать. Я пошла в ванную, выпустила воду и встала под душ. Горячий душ быстро согрел мое озябшее тело. Я успокоилась.

Вообще, я обнаружила, что ситуации, которые раньше казались мне невероятными, больше не подавляли мое воображение, а конфликты, казавшиеся неразрешимыми, находили естественную перспективу быстрого самоисчерпания. Вот и сейчас, перепсиховав, я как-то незаметно для себя пришла в нормальное расположение духа. «Ну и пусть уходят, — подумала я, растираясь махровым полотенцем. — Я ни в чем ни перед кем не виновата. Мне не страшно остаться наедине со своей самодостаточностью. Нет уж, не буду я с пеной у рта никому доказывать, что я не верблюд. Все!»

Я оделась, взяла оставшиеся деньги и поехала в общежитие договариваться о том, чтоб меня там поселили на последние два с половиной месяца доучивания.

Официально поселить меня вряд ли смогут, но если попросить Марту, то обязательно найдется уголочек и для меня.

Единственное, чего я опасалась, это того, что Леша позвонит моему шефу и мне придется менять место практики, потеряв при этом львиную долю зарплаты.

Марта была на больничном.

— Паспорт есть? — спросила незнакомая мне женщина, заменяющая ее.

— Вот он. — Я протянула паспорт и тут же стала путано объяснять свое положение.

— О! Нет, к сожалению, — виновато улыбнулась она. — Общежитие только для иногородних. Они у нас по лимиту. А ты москвичка.

— Ну, какая я москвичка? Я прописана всего три месяца. А теперь у меня нет возможности проживать по месту прописки.

— Нет, нет, нет. Не в моей это компетенции. Иди к директору училища. Если он даст письменное указание, тогда…

Ехать к директору и просить его о чем-либо было бессмысленным. Я накупила подарков своим родственникам и поехала в Денежниково.

Погода наконец-то окончательно повернула к весне. Вовсю голосили разухабистые воробьи, и звенела капель. Подмосковные леса все еще стояли заснеженные, но солнечные лучи пронизывали кроны золотистым светом, и было ощущение, что это снежное королевство только и ждет мановения некой волшебной палочки, чтоб скинуть с себя зимние оковы и взорваться изумрудным салютом радостной молодой поросли.

Юрик, белый, словно снеговик, тащил за собой санки, пытаясь взобраться на пригорок. Андрюха подозвал Лорда — мощную добродушную и веселую нравом собаку, породистую на первый взгляд неискушенного ценителя, а на самом деле являющуюся результатом мимолетной любви матери, немецкой овчарки Юнны, и отца, дворового пегого Кирпича. Лорд, завиляв хвостом, преданно взглянул в глаза хозяина. Андрюха привязал веревку санок к ошейнику и посадил в санки разрумянившегося Юрика.

— Ату! Лорд! — закричал Андрей и, хохоча, подстегнул пса. Лорд понесся по лесной тропинке, рассыпая по обе стороны санок снежную искрящуюся пыль. Метров через пятьдесят он сделал крутой вираж и помчался к нам, высунув из открытой пасти нежный, дымящийся паром розовый язык.

— Ту-ту! Лорд! — закричал Юрик, едва не свалившись на повороте. Татьяна подскочила к собаке, преградив дорогу упряжке. Лорд моментально остановился, санки врезались ему в зад, и Юрик снежным комом покатился к ногам матери.

Ударился он совсем не больно, но, перепугавшись, завопил так, словно его опрокинули не в снег, а в котел с кипящей смолой.

— Андрей! Ты видишь, до чего довел ребенка! Думать надо, нашел кого в санки сажать, а если б он голову свернул? — возмущалась Татьяна, нежно поднимая и отряхивая малыша.

— Да ладно тебе, — добродушно возразил Андрей. — Я в его возрасте на восьми собаках ездил, а тут…

— Вот сам и езди, если тебе без этого никак нельзя. — Таня целовала заплаканную мордашку сына и приговаривала: — Ух какой Лорд нехороший, Юрика уронил. Вот я ему! Вот я ему!

Успокоившийся уже было Юрик яростно замахал ручонками в толстых вязаных варежках и снова заплакал.

— Лолд холосый! Лолд Юлика катал! Мама плохая!

— Ах ты, негодник! — возмутилась Таня и поставила сына на снег. — Ну и иди к своему Лорду.

— Иди, сына, не бойся. — Андрюха по-мужски подхватил ребенка и снова посадил на санки.

— Ату, Лорд!

— Смотри, какая умная собака, — тихонечко шепнула мне Таня, показывая на Лорда, который действительно раза в два снизил скорость. — А вот мужики нас ни во что не ставят! — Она возмущенно взглянула на мужа, и тот ласково обнял ее за плечи, примирительно буркнув:

— Да ладно тебе. Вот я в его возрасте…

— Махоркой дымил! — засмеялась Таня и посмотрела на меня. — Правда-правда! Сам рассказывал: у отца спер и за сарай.

Идти домой из лесу было легко и радостно. Звенели птицы, скрипел влажный снег, визжал довольный Юрик, и от всего этого на душе было как-то празднично. Я совсем позабыла о Кирилле и Леше, в двух словах рассказав снохе о сегодняшних событиях и замяв эту тему, как только на пороге кухни появился Андрей с предложением прогуляться по последнему снегу.

Предложение было принято Юриком с бурным ликованием, и нам с Таней ничего не оставалось, как подчиниться мужской настойчивости.

— Ты, Ир, не расстраивайся, — возобновила уже забытую мной тему Таня. — Они все паразиты. И мой тоже, — кивнула она в сторону Андрюхи, трусцой бегущего рядом с санками сына. — У них весь выпендреж — так, безобидные шалости. Ага. Или мелкие недостатки. Вот он припрется домой в два часа ночи, пьяный в зюзю, без шапки, а ты его умой, покорми, спать уложи, а наутро — ни-ни. А если бы на его месте была я? Ну, где оно — равноправие? И на кой хрен тебе ярмо на шею? Живешь одна и живи. Красота! Квартира, работа, деньги! Чтоб мне так жить!

— Да, я все понимаю, только нет у меня той наглости, чтобы воспользоваться всем этим. Мне бы в общежитие обратно… Поговори с директором!

— Еще чего выдумала! У тебя квартира, а ты собралась ее на ветер пустить. Ты знаешь, сколько лет по лимиту жилья ждут? Пятнадцать — двадцать, а сейчас и вообще могут не дать. Еще чего! Ты из него не тянула?

— Нет, конечно. — Я шла, понуро опустив голову, чувствуя какую-то правоту в Таниных словах, но все же мне казалось это непорядочным — принять такой дар и выставить дарителя.

— Ну и плюнь на все! Если любит, сам прибежит. — Я вдруг вспомнила, как Леша сказал то же самое обо мне — «сама прибежит», и меня это покоробило.