Природа жестокости (ЛП)

Кто бы подумал, что самый жестокий парень в мире может быть таким самоотверженным?

Часть пятая

Жестокость — это круговорот

Глава 18

Первое, что замечаю — я не в своей постели. Второе — у меня безумно болит голова. И третье — то, как Роберт напряжённо сидит в больничном кресле и смотрит на меня глазами, полными страха.

Увидев, что я проснулась, он вскакивает и притягивает стул к краю кровати. Я немного зависаю, обводя взглядом комнату. В своей жизни я побывала во многих больницах, но эта не похожа на другие.

— Очень хорошая комната, — говорю я, но мой голос получается совсем сухим.

Что за странная и обыденная вещь думать об этом после такой передряги.

Роберт берёт мою руку.

— Это частная больница, Лана, детка, ты помнишь, что случилось с тобой?

— Да, я упала в обморок, — шепчу я со странным безразличием.

— Ты не просто упала в обморок, у тебя была тяжелая форма гипогликемического шока. Со вчерашнего дня ты была в диабетической коме, — он останавливается, теребя прядь волос. — Господи, я думал, ты умрёшь.

Диабетическая кома. Блин. В тревоге из меня вырывается вздох. Это то, чего я всегда боялась, то, что могло случиться, если я не буду надежно беречь себя. Когда у тебя заболевание, как моё, существует столько опасностей, столько побочных эффектов и неблагоприятных реакций. Однако я не ожидала этого и перестала видеть угрозу. Полагаю, это был стресс из-за Кары, вломившейся в дом, который и стал решающим катализатором.

Кара.

Чёрт.

В панике я пытаюсь сесть, но Роберт укладывает меня обратно.

— Эй, красивая, расслабься. Тебе нужно отдыхать, — говорить он, поглаживая мои волосы.

— Но Кара — она сбежала с камерой.

— Нет. Я забрал её, когда пошел к ней и вернул домашнее видео. Это единственный раз, когда я оставил тебя после того, как ты вчера попала в больницу.

Из меня вырывается вздох облегчения.

— О, Слава Богу.

— У нас был долгий разговор, и она, кажется, успокоилась. Она сказала мне, Гарри порвал с ней, когда узнал, что я забрал диск. С тех самых пор она и психовала. Когда я был там, пришла её мать Элеонор, чтобы заставить вернуться домой. Она узнала, что у Кары нарушение пищеварения и хочет, чтобы та легла в клинику на лечение.

— Правда? Ну, это будет хорошо для неё. Она уничтожит свой организм, если будет продолжать вызывать у себя рвоту.

Роберт тянет за свои уже растрёпанные волосы.

— Я так сожалею о том, что она сделала. Не ожидал, что Кара зайдёт так далеко. Это больше не повториться. Я сделал копию диска, прежде чем вернул оригинал, поэтому если она попробует выкинуть что-нибудь ещё, то я могу использовать это против неё.

Его слова доходят до сознания, и гнев пульсирует по моим венам.

— Роберт, Господи Иисусе. Ты тупой? Ты не должен был делать этого.

Мне хочется сказать больше, но слабость овладевает мной.

— Малышка, я должен защитить тебя от неё.

Я пытаюсь оставаться спокойной, зная, что переживания лишь послужат поводом для нового приступа, и говорю ему:

— Неужели ты не видишь? Ты просто снова делаешь ту же самую хрень. Я и прежде говорила тебе, что спровоцирует твое преследование, и это снова будет. Я не могу..., — и я теряю голос, когда в комнату входит медсестра.

— Ах, ты проснулась. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

Она смотрит на меня сочувствующим взглядом.

Не желая быть рядом с Робертом прямо сейчас, я отвечаю:

— У меня болит голова, и я очень устала. Не могли бы Вы сказать моему другу, что я хотела бы, чтобы меня оставили в покое на некоторое время?

— Что? Ни за что. Я не уйду, — громко восклицает Роберт.

— Послушай, тебе нужно дать ей немного отдохнуть. Она пережила потрясение, — говорит ему медсестра спокойным голосом, выпроваживая его.

— Это полный бред, Лана. Нам нужно поговорить.

— Такие выражения не допустимы, сэр, — говорит медсестра более сурово.

— Я плачу за эту чёртову комнату, поэтому буду использовать такие выражения, какие мне нравятся.

— Я настаиваю, чтобы Вы ушли. В противном случае, буду вынуждена выпроводить Вас из здания.

Роберт пристально смотрит на меня, и по выражению его лица, понимаю, что ему больно, но сейчас я не в состоянии пожалеть его. Не после того, что он только что мне сказал. Как Роб может серьёзно полагать, что хранение копии домашнего видео Кары после того, как вломилась в его дом, будто ненормальная, является хорошей идеей? Наконец, выражение его лица теряет часть своей жесткости, ссутулившись, мужчина медленно открывает дверь и покидает комнату.

Через час приходит врач поговорить со мной и повторяет то, что Роберт уже рассказал мне. Я впала в диабетическую кому после того, как перенесла гипергликемический шок. Мы какое-то время беседуем, и он составляет для меня реабилитационный режим.

На следующий вечер я выписываюсь. Проходя по вестибюлю, я просматриваю телефон, чтобы позвонить Саше, и замечаю, что она и Роберт уже ожидают меня. Роберт нежно обнимает меня и извиняется за своё вчерашнее поведение, целует и говорит, в какой он был панике из-за меня. Я остаюсь холодна, не зная, как обращаться с ним.

Саша сжимает мне руку, а одинокая слеза стекает по её щеке, передавая страх, который она испытала, когда я была без сознания. Она говорит, что Роберт рассказал ей всё о полном провале с домашним видео, всё время бросая на брата злобный взгляд. Во всяком случае, кажется, ему стыдно.

Я думаю о причинах моего шока и других вещах, которые накапливались последние несколько недель. То, что я мало спала, когда Роберт был в моей постели, или то, как была поглощена им, что не уделяла достаточно внимания и времени своему здоровью и уровню сахара в своей крови, и чему-то там ещё в этом отношении.

Прежде я говорила об этом так много раз, но он заставлял меня забыть о себе, и это не его вина. Роб не виноват, что я так влюблена в него, и это делает меня беспечной. Всё, о чём я могу думать — это быть с ним, к чёрту все важные вещи, которые могли бы означать разницу между жизнью и смертью.

В худшем случае, я могла бы вчера умереть. Моя короткая жизнь могла бы прийти к резкому концу между одной секундой и следующей.

Когда Роберт пристёгивает мне ремень безопасности в машине, я прихожу к полному пониманию того, что, хотя он и заставляет меня чувствовать себя удивительно, но также совершенно пагубно влияет на моё здоровье. Пусть я и говорила, что люди иногда должны следовать за своими эмоциями туда, куда они хотят идти, для меня это действительно не выход. Сейчас я это понимаю.

И потом весьма трагично знаю, что я должна разбить своё сердце, если хочу выжить.

И его тоже.

Роберт всегда был и есть торнадо, влетающий в мою жизнь, иногда делает её лучше, но в основном, делает хуже.

О, Боже, насколько ясно я мыслю? Я слишком устала, чтобы говорить. Всё, что знаю — это то, что в данный момент мой страх умереть молодой перевешивает страх быть жалкой и одинокой. Я побывала в коме в возрасте всего лишь двадцати двух лет, и это, конечно, ненормально.

Мне нужно поговорить с моей бабушкой. Она — единственный человек, которого я знаю, кто достаточно мудр, чтобы дать мне совет, и кто может оставаться беспристрастным, в отличие от моей матери.

Роберт весь такой тихий и любящий, когда мы возвращаемся домой. Он несёт меня по лестнице в постель и спустя несколько минут возвращается в мою комнату, подавая сломанный пополам диск — копию, которую сделал.

Роб не говорит ни слова, но ему и не нужно. Сломав диск, он показывает мне, что я была права, и хранение его на каком-то этапе снова спровоцирует его преследование. Всё-таки сомнения остаются в моей голове. Мужчина поправляет мое одеяло, целует меня в лоб и уходит. Я беру телефон и набираю свой домашний номер.

— Алло-о-о-о-о-о-о, — отвечает моя сестра Элисон, говоря бодро, как всегда.