Обнаженные чувства

Пока он разглагольствовал, Ева припомнила фотографирование. Господи Боже мой! Ведь было еще и это! Голова у нее вновь пошла кругом, когда в ее памяти засверкали блицы фотоаппаратов, обжигавшие ее: одни снимали ее на пленку, содрогаясь от хохота, а другие в это время обнажали ее тело, по-хозяйски неспешно осваивая его, ощупывали и трахали ее, будто бы она была просто вещью, неодушевленным предметом, игрушкой для их игр. Самый ужас был в том, что они заглядывали внутрь нее, вторгаясь в нее своими глазами-щупами, своими пальцами-бурами, расправляясь с ней безжалостно и бесчеловечно.

Ева собрала все свои силы, чтобы поднять на него взгляд.

— Хочу, чтобы ты издох. Хочу сама прикончить тебя. Не дай Бог, увижу тебя еще раз когда-нибудь.

В ее голосе он уловил ненависть вперемешку с беспомощностью, и на его лице проступила холодная улыбка. Но в глазах у него сохранялось то же пристально изучающее выражение, которое она заметила раньше.

Она попыталась встать, но ее так крутило, что ему пришлось помочь ей: он вежливо надел на нее пальто на ее дрожащее тело и даже застегнул на все пуговицы, придерживая ее, безвольную, шатающуюся из стороны в сторону, своим корпусом. Он стоял вплотную к ней! Если бы только ее руки не были такими непослушными и могли бы выполнить то, чего она от них хотела; если бы в них было оружие, она бы прикончила его! Она хотела изо всех сил ударить по его лицу, оставив на нем глубокие кровяные борозды от ногтей, которыми она бы вцепилась в его кожу. Но к ее рукам будто бы привязали по огромной гире, и ее сознание, похоже, было готово покинуть ее безвольную и изнывающую от боли плоть.

Смотря на нее, замечая, как она пытается из последних сил отстраниться от каждого его прикосновения, Брэнт Ньюком, к своему удивлению, не мог удержаться от неожиданного чувства, напоминающего уважение к ее самообладанию и упорству; в то же время его вдруг охватил неожиданный прилив желания обладать ее телом. Однако на этот раз он вожделел ее тела, отдающегося ему добровольно, а не так, как это произошло этой ночью. Может быть, если бы эта орава не ввалилась в тот самый момент, он бы все-таки соблазнил ее и она бы превратилась в его временную собственность, как и бесчисленные женщины до нее, начиная с Сил. Да, всегда все сходится на Сил. Его бесконечный кошмар, будь он проклят, его единственное уязвимое место. Борясь с этим воспоминанием, он сжал своими пальцами руку Евы и повел ее к машине, чувствуя, как ее бьет крупная дрожь. Однако она не вымолвила ни единого звука, даже искоса не взглянула на него. М-да, чего же удивляться? Только что ее насиловали его милые гости, она боролась с ними до последнего, с раздражением вспомнил он. Вот дрянь огнеупорная, но теперь, естественно, она будет ненавидеть и избегать его.

В полном молчании они спустились на лифте к гаражу, он усадил ее в машину, в которой у него было настроение ехать в данный момент — одну из трех, стоявших там. Она вновь резко отдернулась от его прикосновения, поэтому он нарочно сильнее придержал ее, сжав пальцы на ее бедре, когда она была усажена рядом с ним, при этом он услышал ее приглушенный стон от боли и негодования.

Усевшись на переднее сиденье рядом с ней, он вдруг задумался: начнет она делать что-нибудь, чтобы отомстить? Однако эта мысль вызвала у него кривую усмешку. Как же, черта с два начнет! У него-то сейчас ее фотографии, и она знает об этом, ему лишь требуется время от времени напоминать ей об этом, и она будет управляемой и поведет себя тихо, как и прочие, кто был до нее.