Самое обыкновенное чудо (СИ)

В один вечер старый Вольциньер сидел на скамеечке возле приемного покоя, развлекаясь тем, что наблюдал за поступающими больными и работниками приемного покоя, не смеющими выставить противного старика. И вдруг Христиан увидел, как скорая помощь привезла очень красивую женщину, светловолосую, с глазами его дочери Фриды, которые меняли цвет в зависимости от состояния организма. Они в тот момент были почти зелеными от боли.

-- Ларка, - сразу понял старый негодяй. - Вот где нас Бог свел.

Не зная, что он сделает, он посеменил в приемный покой следом за носилками. Точно. Это Ларка. Вот её гаденький муж. Про него старый Вольциньер тоже знал многое. В том числе, за что тот попал сюда в П-ск, старый Вольциньер знал даже про завещание покойного отца Ивана и про то, что Ванька терпеть не может детей.

Встревоженный военный, муж Ларки, говорил с дежурным хирургом, Ковалевым Леонидом Павловичем. Христиан не любил этого врача, тот нисколько не боялся бывшего чекиста, даже как-то наорал на него, что всюду сует свой нос, выгнал из своего кабинета. Ну, ничего, Христиан потом ему отомстил, сообщил, где, с кем и когда бывает непутевая жена хирурга. Однако непохоже было, чтобы в семье этого врачишки что-то изменилось. Теперь Ковалев осматривал его правнучку. Старый негодяй слышал слова: "Внематочная беременность... удалим трубу... дети будут". Женщину увезли. Старик подошел к взволнованному мужу Ларки и вскользь заметил, якобы утешая мужика:

-- Не переживай. Ну, удалят твоей жене все. Зато потом хорошо тебе будет. Лишних детей не нарожаете.

-- Почему? - тупо спросил Ванька.

-- Так можно врача попросить удалить обе трубы. И баба в порядке будет, всегда под боком, и предохраняться не надо.

У военного где-то далеко блеснула в глазах какая-то мысль. Христиан понял, он не ошибся в своих расчетах.

-- Спасибо, дед! - крикнул Иван, и уже издали донесся его голос: - Доктор, доктор! А кто принимает решение, если пациентка без сознания....

Довольный негодяй удовлетворенно вздохнул, дождался Ивана, надо же проверить, попал в цель выстрел или нет:

-- Ну, договорился?

-- Договорился. Зачем нам дети? Я не хочу детей, - и довольный Иван ушел.

-- Ну что, Левка, кончился твой род Чудиковых, - довольный Христиан лежал в своей одноместной палате и наслаждался проделанной гадостью. - Не захотел быть Вольциньером. Получи от деда подарочек. У твой дочки Ларки никогда детей не будет. И ты, Семка, получи! Вот так! Нет больше твоей линии, твоей веточки на земле. У Яшки своих детей нет. Ванька ему неродной. Не будет у вас внуков. Ларка больше никогда не родит. Вспомните вы еще это не раз. А я посмеюсь над вами! Жаль только, что и моя родословная завершилась. Да и черт с ней. Я же Скарабеев на самом деле.

Старик спокойно уснул. Завтра он еще кем-нибудь займется, помешает спокойно жить. Через два дня на утренний обход пришел вредный Ковалев и решительно, к великой радости всего медперсонала, выписал старого негодяя. А тот особо и не сопротивлялся. У него появилось еще одно дело, надо было успеть. Отец Фриды за ним уже пару раз являлся. Заберет скоро душу.

Старый негодяй в эту ночь придумал, кому оставить свои деньги? Те самые, что скрыл от Семена и Фриды. Дочери? Нет, она предпочла мужа отцу. Внучке? Нет. Девка всю жизнь была Чудиковой. Некому было их оставлять.

-- А напишу-ка я в завещании, что оставляю свои деньги первому правнуку, который появится у Семена Сергеевича Вольциньера в течение ближайших пяти лет, при условии, если у него будет фамилия Ковалев. Вот позлится Семка. Даже если у Ларки будут новый муж, то детей-то не будет.

Старый маразматик засмеялся, довольный своей выдумкой. Вот зятю обидно будет. Он денежки-то хорошо умеет считать. Не откладывая в долгий ящик, Христиан Вольциньер написал завещание. Ночью к старому негодяю пришел Октавиан, сел на кровать в его ногах.

-- Ты дурак, Христька, - насмешливо сказал он. - Настоящий дурак. Ничему ты не научился. Ларка выйдет замуж за врача, он ведь Ковалев, у них будут дети. Кому ты оставил деньги? Чужому дяде? Правильно врач тебя откостерил. Дурак ты, трижды дурак. Готовься. Скоро поменяешь место жительства. Уже завтра.

Христиан испугался этой мысли и проснулся. Тут же вспомнил про завещание и заулыбался: Ларка никогда не родит детей. Стерилизовали её. Вот и лишились они всех денег. Неожиданно ухнуло куда-то в пустоту сердце. И было уже не до изменения завещания. Старый Вольциньер умер, умер ровно через сутки после того, как сочинил последнюю подлость в этом мире - завещание, в котором так и осталась запись, что все его состояние достается первому ребенку Ларисы, он же первый правнук Семена, но при условии, что мальчик или девочка, это не важно, главное - они должны быть Ковалевыми. Прилетевшая Фрида отца похоронила в П-ске. Семен отказался лететь с ней. В тот её приезд пути с Ларой не пересеклись.

Прошло больше двух лет с тех пор.

...Фрида слушала исповедь Семена Сергеевича. На лице женщины пробегала различная гамма чувств. Потом Фрида встала, отвесила изо всех сил мужу пощечину.

-- За что? - спросил муж? - За Анюту? Сколько лет прошло... И Анюты давно нет...Да и не виделся я с ней ни разу, только с Петром...

-- Ты дурак полный, Семен. За Лару это тебе! За мою внучку! За Катю! Я смотрела и не могла понять, почему так похожи Лара и Дерюгин. А они на тебя похожи. Ты молчал столько лет. Я отказалась от самых близких. Катя умерла из-за меня. Она ждала прощения. Моего прощения. Она, может быть, прожила бы еще немного, хоть несколько часов... Это я должна была встать перед ней на колени. Как мне теперь жить? У кого мне просить прощения?

-- У Лары, - тихо ответил муж.

-- Она не простит, - горько произнесла Фрида.

В это время за забором у соседей весело защебетал маленький человечек, ему что-то отвечал ласковый голос Ларисы, она звала мальчика, уговаривала отойти от забора. Это Савка подбирал краснобокие ранетки, что падали с дерева, склонившего свои ветви к соседям. Налитые соком до прозрачности, они всегда манили взгляд. Когда-то Лара так их любила, собирала все до последнего яблочка и грызла весь день. А потом ей запретили приходить сюда. Теперь её мальчик подбирал с земли то, что упало.

-- Вот оно наше прощение, Фрида, - сказал муж, показывая на Савку.

-- Савка, - сказала Фрида. - Сынок Леонида... Славный малыш...

-- Наш правнук, - поддержал Семен.

-- Он не сын Ларе, - горько ответила жена. - Она не рожала его....

-- Эх, Фрида, Фрида.... - протянул муж. - Лара не рожала, зато она мать Савке, настоящая мать... Лучше матери... Пойдем, Фрида, к нашему правнуку. Он нас полюбит, мы его любим, Леонид к нам хорошо относится, глядишь, и Лара простит нас, из-за мужа и сына... Нельзя сильней любить детей, чем любит Лариса этого мальчика... И потом наша Лара вся в Катюшу. Она добрая. Ты поверь.

-- Да, - тихо сказала Фрида. - Катя никогда не говорила и не думала о нас плохо. Как же мне вымолить у неё прощение?

Фрида вышла, протягивая мальчику через забор маленькое ведерко отборных крупных яблочек, как когда-то выбирала Ларе, любимой внучке. Радостный мальчик схватил и тут потащил своей Лале, что следила за ним с невысокого крыльца. Женщина растерянно глядела, но не могла забрать яблоки у ребенка, лишить его радости.

-- Лара, - сказала стоявшая у забора Фрида, - прости меня, Лара, ради памяти Левочки прости... Пусть Саввушка ест яблочки. Я помыла...

Лариса пристально глядела на сильно сдавшую женщину, когда-то так любимую бабушку и повторила знакомую фразу:

-- Я бы, может, и простила. Только десятилетняя девочка этого не может... И умирающая мама тоже...

Голос её прервался. Из глаз хлынули слезы... Она подхватила Савку, который тут же заревел при виде слез своей мамы Лали, бросил яблоки, и ушла в дом... Грустно рассыпались отборные ранетки по крыльцу.

Лариса до сих пор не знала одного факта. Когда она развелась с мужем, с Иваном, и вернулась в старую квартиру родителей, то новую ей купил дед, Семен Семенович Вольциньер, а не генерал Дерюгин. А так как женщина не могла простить Вольциньерам разрыва отношений, то помогал Семену Сергеевичу генерал Дерюгин, который тоже не знал все правды... Он всегда считал себя сыном Петра Дерюгина.