Горячая собственность

— Что случилось? — спросила она, глядя на меня.

Я пожала плечами.

— Ничего. Ну, не совсем ничего — здесь были люди, которые похитили Вилла, а Анжела вызвала полицию, и их арестовали. Но теперь все в порядке, все кончено.

Несколько секунд мать молчала, затем глубоко вздохнула.

— Ооо, — протянула она.

— Пойди послушай, как поют Анжела и Руфь. Ты пропустишь.

Мать кивнула.

— А ты идешь?

— Через минуту. Мне надо сначала кое-что сделать.

Я поискала глазами Эндрю, но его нигде не было видно. Должно быть, он ушел сдать полиции пистолет, который вырвал у Роберта Уайта. Я протиснулась сквозь толпу людей, избегая смотреть им в глаза, чтобы они меня не остановили. Но тем не менее, когда я вышла наружу, улица перед домом моих родителей была пуста. Ни полиции, и, что было в тот момент важнее, ни Эндрю. Я стояла в саду, чувствуя запах жасмина. Из дома доносилось пение дяди Джерри. Это помогло мне принять решение. Я не могла вернуться. Нащупав в кармане ключи от машины, я быстро, пока не передумала, пошла к своему розовому другу, села и уехала с вечеринки.

Я ехала в вечернем потоке машин, когда летнее солнце наконец закатилось. Ехала куда? Я понятия не имела, но твердо знала одно: я не смогу жить в предверии ада. В этот момент даже сам ад казался мне предпочтительней.

Я притормозила возле дома Эндрю. Аукционист во мне не мог не оценить стоимости этой недвижимости. Одна часть меня вопила в ужасе от того, что я делаю. Но поскольку я точно не знала, от чего именно, то была в состоянии подавить все внутренние возражения. Я была здесь и просто хотела поговорить. После всего того, что между нами произошло, после Испании мы не могли оставить все так, как было — со всей горечью и обидами. Я просто хотела внести ясность в наши отношения. По крайней мере, это то, что я говорила себе, чтобы заставить себя подойти к дверному звонку.

Я нажала на звонок и прислушалась к тому, как он раскатисто прозвенел в прихожей. Я вдруг представила себе, что дверь открывает приятная мать его ребенка. Я сделала ошибку приехав. Нужно уезжать. Я уже повернулась, чтобы уйти, когда дверь открылась, и я услышала свое имя.

— Эллен?

Это был Эндрю. Я повернулась, чтобы взглянуть на него, и при виде его мне стало труднее сбежать. Я не могла сбежать от него. Я должна была выяснить все раз и навсегда.

— Ты в порядке? — спросил он. — Что-то еще случилось?

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, все хорошо. Я просто… ты не мог бы поговорить со мной, Эндрю?

— Конечно, — сказал он, посторонившись, чтобы пропустить меня.

Я прошла в дом. Он был великолепен. Высокие потолки и оригинальная викторианская плитка на полу.

— Входи, — пригласил он, указывая на белую гостиную. Дубовый паркет был натерт. Единственными предметами обстановки были телевизор, стереосистема и огромная, мягкая кушетка баклажанового цвета. Эндрю указал мне на нее, и я уселась на краешек, как птица на жердочку.

— Выпьешь что-нибудь?

Я отрицательно покачала головой.

— Чаю?

— Нет, Эндрю, я ничего не хочу.

Он пожал плечами, сел на другой конец, откинувшись назад, и посмотрел на меня.

— В чем дело, Эллен?

Я почувствовала, как ком, стоящий у меня в горле, делается все больше. И я проглотила слюну, стараясь избавиться от него. Господи, что мне сказать ему? Я понятия не имела.

— Ну, — начала я, стараясь протянуть время, чтобы собраться с мыслями, — я хочу… нам нужно… я просто… — Эндрю выжидательно смотрел на меня. Я попробовала снова. — В конце концов, ведь нельзя все так оставить, Эндрю. После всего, что было… это неправильно…

Да, это было неправильно. Все чувства и страхи, обиды и надежды прорывались внутри меня и старались выразить себя в слезах. Но я твердо решила не плакать. Вся моя энергия была направлена на то, чтобы сдержать слезы. Я глубоко дышала, и глотала, и старалась вспомнить что-нибудь радостное. Эндрю сидел и смотрел на меня, словно ждал, что я произнесу что-то умное. Но ему пришлось бы долго ждать. Я сделала еще один глубокий вдох и предприняла защитный маневр.

— Ну же, — проговорила я дрожащим голосом, — скажи что-нибудь.

Эндрю моргнул, но не пошевелился. Он несколько раз клал ногу на ногу, а затем скрестил руки на груди и повернулся ко мне.

— Я рад, что ты пришла, — выдавил из себя он.

— Правда?

Эндрю кивнул.

— Я сам хотел поговорить с тобой, но у меня не было возможности. Вернее сказать, ты избегала меня. Ты ведь избегала меня, правда, Эллен?

— Нет, Господи, нет, что заставило тебя так подумать?

Он неопределенно пожал плечами.

— В любом случае, что бы ни случилось, я рад, что ты здесь. Я много думал о нас, и не могу понять, где все пошло не так. — В этом месте его голос сорвался, и он на мгновение отвел глаза. Потом снова посмотрел на меня. — После Испании я думал… Я знаю, что у нас ни разу не было возможности поговорить, но мне все равно казалось, что между нами все было ясно. Но оказывается, не было. Когда я вернулся домой, все снова запуталось. Ты стала огрызаться мне и отворачиваться каждый раз, когда я пытался поговорить с тобой.

Я стала грызть заусенец. Так вот, значит, как он все это видел.

— Могу я задать тебе вопрос, Эллен?

— Конечно.

— То, что случилось в Испании, действительно было только обычным трахом? Ты мне так сказала, и я все время думал об этом. Я знаю тебя, Эллен Грейс — так же, как знаю и других, — и мне все-таки кажется… Я думаю, что ты чувствовала то же, что и я.

Я вздохнула.

— Смотря, что ты чувствовал.

— По-моему, это очевидно.

— Ну, — начала я, — возможно. Возможно, я чувствовала то же самое. Испания была… ну да, Испания. Но потом я приехала домой и обнаружила некоторые важные детали, о которых ты не упомянул.

— Детали?

— О, так мелочи. Просто пустяк о маленькой девочке…

— Кэти.

Я кивнула.

— И, конечно, о матери этой девочки.

— Линде.

— Линде, — как эхо отозвалась я.

Мы сидели молча, и я срывала и срывала заусенцы, пока не потекла кровь. Я начала сосать палец.

— Кэти и Линда? — продолжал Эндрю. Я не шевелилась. — Так вот в чем дело? Тебе следовало поговорить со мной, Эллен. Все это не совсем так, как кажется.

— Так все говорят.

— Кто все?

Я пожала плечами и сосредоточилась на своем кровоточащем пальце.

— Потом ты скажешь: «Ах, моя жена меня не понимает».

— У меня нет жены.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Я украдкой бросила взгляд на Эндрю и увидела, что он улыбается.

— Честное слово, все не так, как кажется. Посмотри на меня, Эллен. Мне очень трудно изливать тебе мои чувства, когда ты так настроена.

— Значит, вот что ты делаешь? Изливаешь свои чувства? — Я посмотрела ему прямо в глаза, и он улыбнулся.

— Да.

— Так изливай.

— О'кей. После того как мы расстались — я никогда этого не забуду, это был самый плохой период в моей жизни, — я думал, что боль от разрыва убьет меня.

— Тогда почему ты не отвечал на телефонные звонки?

— Я не мог. Я был… раздавлен тем, что случилось. В течение этих недель, до того как я уехал в Англию, я большей частью был пьян и однажды вечером встретил Линду и… Ну, об остальном ты сама можешь догадаться.

— Да, — сказала я, — могу, — хотя при этой мысли моя кровь закипела. Чертова Линда.

— Ну, потом я уехал и ничего не знал о Кэти до апреля прошлого года, когда она родилась. Линда не сказала мне, что беременна. Но после рождения Кэти она почувствовала, что ребенок заслуживает отца и в ее метрике должно стоять мое имя. Поэтому она написала и рассказала мне.

Эндрю сделал паузу и откинул голову на спинку кушетки. Потом набрал в легкие побольше воздуха.

— Сначала я был в шоке. Но затем понял, что Кэти и моя дочь тоже и что я хочу быть для нее отцом. Теперь мне понравилась эта мысль. Но даже если бы и не понравилась, Кэти не виновата в том, что была зачата в результате одной ночи.