Harlow Hemmings (СИ)

С каждым вдохом я становилась все более и более разгоряченной от его взгляда.

С каждой секундой я все больше отрешалась от окружающего мира, пока передо мной не осталось ничего, кроме него. И это было так правильно.

Достигнув, наконец, мужчины, я с вновь обретенной уверенностью накрыла его руку своей, чувствуя, как тепло его прикосновения проникает в мою кожу.

- Извини, что мне потребовалось так много времени, чтобы тебя найти, - я улыбнулась Гарри, в то время, как он по-прежнему неверяще смотрел на меня. Когда пауза затянулась, блондинка насмешливо хмыкнула. Но мы не сводили глаз друг с друга.

Мои сомнения пригрозили вернуться, и тогда я сделала попытку убрать руку. Его единственным ответом было сплетение наших пальцев, не позволяющее мне уйти.

Рука блондинки соскользнула с его шеи, задержавшись на обтянутой футболкой груди. Стайлс развернулся ко мне всем телом, давая понять девушке, что мы хотим остаться наедине, и мягко обхватил мое лицо.

- Ты… на самом деле здесь, - а я вдыхала его запах, смешанный с ароматом одеколона, и мое сердце так громко колотилось в груди, что он наверняка мог его слышать.

- Сегодня твой день рождения. Я принесла тебе подарок, - прошептала я, полыхая щеками, когда его пальцы стали гладить мою разгоряченную кожу. Я прильнула к его ладони, и он вздохнул в ответ.

- Ты - все, что я мог когда-либо желать, - его голос пронзали те же эмоции, что заставили трепетать и мое сердце. – Пойдем со мной, - он не выпустил мою руку, пока вел к выходу из бара, и быстро направился к лифту, оставляя разглядывающих нас людей позади.

Пока мы ждали прибытия кабины, голубые глаза жадно путешествовали вверх и вниз по моим лицу и телу, отчего я чувствовала себя горя в пламени.

Где-то там, у стойки регистрации, разговаривали постояльцы, но других звуков, кроме их голосов и наших учащенных дыханий, не было ни единого. Он так и не разрешил мне убрать руку, медленно и чувственно поглаживая большим пальцем мою ладонь, обещая тем самым нечто большее.

А я внимательно изучала черты его лица. Казалось, что Гарри только что пробежал длинную дистанцию – румянец и сверкающие глаза выдавали его с головой.

Осторожные пальцы коснулись моего лица, приподнимая чуть выше мой подбородок.

- Харлоу… Скажи мне, почему ты здесь? – шепнул он, буравя меня взглядом.

Глубоко вдохнув, словно перед прыжком, я попыталась сконцентрироваться и подобрать верные слова.

- Ты читал мои е-мейлы? – вопрос прозвучал робко, но Гарри кивнул с беззащитной уязвимостью на лице. – Каждое написанное тебе слово – правда. А то, что ты сказал мне в понедельник… – голос срывался в беззвучие, а нервы грозили не справиться со всей тяжестью моих эмоций. – Я чувствую… – ну нет, я просто должна использовать всю свою смелость, чтобы сказать эти правильные слова. – Я чувствую то же самое, Гарри.

Внезапно открылись двери прибывшего лифта, и Стайлс резко втянул меня внутрь, чтобы уже через мгновение обрушить свои губы на мои жгучим поцелуем.

Комментарий к Глава 23.

Мне нужна была веская причина и оправдание. Так что вот почему я перенесла День Рождение Гарри.

========== Глава 24. ==========

POV Гарри

Побег из Чарлстона был самым правильным из поступков, что я когда-либо совершал в своей жизни. Пожалуй, даже лучшим поступком… Я не мог больше оставаться там: каждое здание, каждый уголок города напоминали мне о том, кем я стал и кем не хотел быть никогда.

На пути в Нью-Йорк мне попалась на глаза компания по прокату автомобилей, где я, не задумываясь, остановился и сделал то, о чем никогда раньше и не помышлял – арендовал машину. Позвонив Филлипу, чтобы тот забрал «красотку», я приказал ему держать мою «девочку» в сохранности, а мое спонтанное решение - в строжайшей тайне.

Затем написал Элеанор о мистере Ирвине. Она все еще была во Франции, но после недели бесплодных поисков подробностей, касающихся Ханны и Харлоу, уже была готова вернуться.

Потом я просто ехал, и бесконечные мили с безымянными городами проносились мимо меня. Я не хотел быть найденным. Мне просто нужно было держаться в стороне… от нее. От карих глаз, что все время преследовали меня. Ее имя было высечено на моем сердце, и я вскоре обнаружил, что невозможно выбросить ее из головы.

Харлоу и не знала, сколь много для меня значило то, что она позволила мне провести с ней ночь. Она и не догадывалась об унижении, что я испытывал каждый день, находясь рядом с ее сестрой - все эти семь лет тоскуя и жаждая коснуться той; все для того, чтобы снова и снова оказаться отвергнутым.

Харлоу не знала и о моих пьяных мольбах, когда Ханна, наконец, сжалившись, предложила «ручную работу»… Мое самое большое везение - минет, изощренная издевка над моим отчаянием. Кончив тогда, я чувствовал себя еще хуже, чем раньше. Нет, физическое напряжение отпустило, но душа застыла в горьком послевкусии разочарования… Если она меня любила, то почему вела себя так? У меня было стойкое ощущение, что весь город знал о том, что происходит между мной и Ханной - я слышал их шепот, чувствовал взгляды наблюдающих за тем, как она играла со мной в свои игры.

Я помнил каждую свою попытку обнять девушку, как и то, что Ханна просто коченела в моих руках с едва скрываемым отвращением, написанным на красивом лице. И… черт, она вела себя так, словно я насиловал ее! Даже мои нежнейшие ласки встречались с каменно-холодной стеной ее отказа.

Когда же она уехала во Францию, я почувствовал, что снова могу дышать, что впервые за несколько лет моя голова прояснилась. Я осознал, что больше не люблю Ханну. Девичьей красоты уже не было достаточно… Видимо, я просто устал задабривать Ханну подарками, и проклинал день, когда впервые ее увидел.

Однажды, проснувшись после ночи в пьяном тумане, я понял, что больше не осталось сил терпеть. И тогда я позвонил ей в Сен-Тропе, в какой-то роскошный отель… Ханна никогда себе ни в чем не отказывала, всегда говоря, что заслуживает лучшего. Черт, по крайней мере, я тоже заслужил что-то - например, быть любимым и уважаемым. Поэтому, найдя, наконец, в себе мужество осуществить свое решение, я захотел поиграть с Ханной перед разрывом, намереваясь сделать больно ей.

Но…

Она ответила с такой страстью и жаром, что у меня перехватило дыхание. Мое тело, изнывая от желания, дрогнувшими пальцами пыталось почувствовать ее кожу… Я не мог ничего изменить: нас разделяли тысячи чертовых километров, и все, что мне оставалось – слушать сбившееся дыхание и стоны на другом конце линии. Она подвергла сомнению мое решение.

Может быть, у нас еще была надежда сделать все правильно; возможно, мы могли бы изменить все и начать жить долго и счастливо. Вот так вместо разрыва, я признался ей в любви в своей постмастурбационной дымке.

И, как выяснилось, это была Харлоу. Это была она на другом конце линии.

И как больно оказалось осознать, что у нас с Ханной никогда не было даже искры надежды.

Продолжая уверять себя, что все хорошо, я увлекся игрой с Харлоу, наказывая ту за грехи своей бывшей. Не говоря уже о том, что мой член наливался лишь при одной мысли о Харлоу. А ведь она точно не знала, что я чувствовал себя оскопленным Ханной, уже начиная испытывать проблемы с эрекцией. Но Харлоу… В моих брюках становилось тесно всякий раз, при воспоминании о ее попке во фривольной юбке-карандаше…

Конечно, она должна была отрицать это и обвинять меня в шовинизме и сексизме… И она была бы права. Снова. Я был сексистом, находя все ее наряды слишком сексуальными и вызывающими. Да не имело значения, что именно было на ней надето - я все время хотел сорвать это с нее.

Мне нравилось, как она со мной боролась. Словно разъяренный котенок против когтей тигра. В пятницу, когда я последовал за ней из бара, она разожгла во мне такой огонь одними глазами, мечущими молнии в самые чувствительные части моего тела. После этого поединка у меня была очень неплохая ночь – мой лосьон для тела, мои руки и мой член закатили вечеринку с показательными выступлениями. Всего лишь одно воспоминание о ее пылающих глазах – и я снова был тверд…