Смерти нет

Итак, это он, человек, с чьей легкой руки она стоит сейчас на этой сцене. Пожалуй, он заслужил награду. Судя по всему, ему понравилась ее вчерашняя песня. Но она спела всего один куплет. Что ж, она споет для него еще раз.

Марго полуобернулась к музыкантам и украдкой показала на пальцах — номер три. Тихо-тихо запела скрипка.

— Не стой под моим окном, любимый. Здесь тебе не бросить якорь.

Марго пела только для него, для человека с неподвижным лицом, на котором жили только глаза. И глаза эти были неотрывно прикованы к ней. Под взглядом этих глаз она напрочь забыла о том, что вокруг. Перестал существовать танцевальный салон и люди в нем, перестал существовать этот корабль, даже море и страна, в которую он плыл. Сердце билось где-то у горла, как раз там, где рождался звук.

Громкие аплодисменты прервали наваждение. Марго благодарно качнула кудрями и запела вальс Адели из «Летучей мыши» Штрауса. Устоять не смог почти никто. Площадка танцевального салона тут же заполнилась танцующими парами. А что, если и он пригласит на танец какую-нибудь даму? Нет, нет, невозможно. Сегодня он принадлежит только ей одной.

«Странные, однако, меня посещают мысли, — подумала Марго. — Размахалась крылышками, прямо как институтка. А он, может быть, просто пришел посмотреть, не наломает ли она дров. Он же здесь отвечает за все».

Марго спела еще номеров десять и откланялась. Ее долго не хотели отпускать, но она пообещала продолжение на следующий день, и публика сжалилась. Марго поблагодарила музыкантов и…

— Миссис Доббельсдорф!

Марго оглянулась на голос. Он! Протягивает ей руку. Надо же, и фамилию запомнил!

— Капитан, я рада, что вы пришли меня послушать.

— Не мог отказать себе в удовольствии. Вы потанцуете со мной?

Марго кивнула. Как же давно она не танцевала! Кажется, прошла целая жизнь. Ощущение его руки на спине было неожиданно волнующим, как будто тело прошило электрическим током. «Да что же такое со мной происходит? — подумала в панике Марго. — Эти стальные глаза видят меня насквозь. Он знает, что я чувствую сейчас. И почему у этого чертова платья такой вырез на спине!» Она еле переставляла ноги, которые вдруг стали как ватные. Мысли путались. И все из-за того, что он прикасается пальцами к ее обнаженной спине. Чушь какая! А что будет, если он захочет меня поцеловать?

— Я хотел бы, чтобы вы поужинали со мной сегодня. Вот оно, недвусмысленное приглашение. Да, да, хотелось сказать ей, но язык уже выговаривал совсем другие слова:

— Благодарю вас, капитан, но мне надо побыть с дочерью. Кроме того…

Удивленно поднятая бровь.

— Вы здесь не одна?

— Нет, я путешествую с дочерью. Она совсем крошка и…

— Понимаю.

Ей показалось или он на самом деле скользнул глазами по ее сильно декольтированной груди?. Марго вспыхнула. Но нет, лицо его так же невозмутимо, только глаза потеплели. Или ей опять показалось?

Музыка закончилась, и Марго повернулась к сцене, чтобы поаплодировать музыкантам. Тут к ним подскочил маленький полный человечек с круглой лысеющей головой, украшенной парой крупных, торчащих в стороны ушей. И затараторил, затараторил, будто за ним гнались:

— Добрый вечер! Простите, капитан! Миледи, вы божественно пели сегодня, божественно. Вот, моя Рэчел не даст соврать. Правда, Рэчел?

Марго увидела за его спиной тощую, как жердь, даму с длинным, немного лошадиным лицом.

— Простите, я не представился. Меня зовут Голдберг, Сэм Голдберг. Я — владелец варьете «Атенеум» в Лондоне. Не слышали? Нет? Странно, оно сейчас у всех на устах. Аншлаги, аншлаги без конца! Правда, Рэчел?

Марго, впрочем, как и Рэчел, терпеливо ждала, когда этот бурный поток утихнет.

— Невооруженным глазом видно, что вы слишком хороши, чтобы петь на этом корабле. Прошу прощения, капитан! Но этой молодой леди нужен совсем другой размах. Правда, Рэчел?

— Совершенно с вами согласен, — отозвался за безмолвную Рэчел капитан. — Совершенно. У вас есть что предложить?

— Немедленный ангажемент! Подписываем сейчас же. Нет, лучше завтра. Я смогу подготовить документ. Она же никуда не сбежит отсюда, верно? Я имею в виду, что посреди моря ее вряд ли кто-то сманит. Правда, Рэчел?

— А какого порядка цифры вы имеете в виду? — осведомился капитан. — Хотя бы приблизительно.

— М-м-м…

— Не стоит забывать, что миссис Доббельсдорф звезда Пражского варьете. Сейчас вы находитесь в выигрышной позиции, господин Голдберг. Как вы изволили заметить, вокруг море, но так не будет продолжаться вечно. Поэтому вам следует сделать миссис Доббельсдорф предложение, от которого она и впоследствии не сможет и не захочет отказаться. Правда…

Тут он беззвучно шевельнул губами, и Марго поняла, что он сказал. Рэчел! Она сделала над собой колоссальное усилие, чтобы не расхохотаться.

— Пятьсот фунтов в месяц. Н-нет… — Голдберг заметил иронично поднятую бровь капитана. — Семьсот пятьдесят. А впрочем, поговорим об этом завтра. Дела, дела. Сегодняшний вечер слишком хорош, чтобы говорить о делах. Правда, Рэчел? Я хотел бы пригласить вас в бар на бокал шампанского.

— Необходимо отметить нашу встречу, нашу счастливую встречу. Вот увидите, миссис Доб… простите, вам совсем не идет это имя. Оно будет ужасно смотреться на афишах. Прошу прощения, миледи! Как вас зовут?

— Маргарет. Марго.

— Божественно! Великолепно! Марго! Я уже вижу ваше имя, выведенное аршинными светящимися буквами. Марго в варьете «Атенеум»! Выпьем за это!

Шампанское золотилось, переливалось в бокалах, зажигало искры в рыжих глазах Марго. Она и знать не знала, как дьявольски, безумно хороша была сейчас.

— Лхаим! — провозгласил Сэм. — За жизнь! Ибо жизнь прекрасна, как прекрасны вы, Марго! Это ведь ничего, что я называю вас так? Правда, Рэчел?

Он начал целовать ее прямо в коридоре, как только дверь каюты Голдбергов закрылась за ними. Она уже знала, что все произойдет именно так, и что она ничего с этим поделать не может и не хочет. Его глаза ласкали ее весь вечер. Шампанское будоражило кровь и мутило мысли. Веселящие пузырьки его бегали по телу и зажигали в ней огонь желания. Он целовал ее прямо в коридоре, и это было божественно. «Только надо бы поскорее оторваться от него и уйти к себе, к Лизе», — шептал умирающий голос рассудка.

— Какой он великолепный балабол, этот Сэм.

— Правда, Рэчел?

Губы его скользили по ее шее, ниже, ниже… Из горла Марго вырвался тихий стон. Господи, как хорошо! А она даже не знает, как зовут человека, с которым ей так хорошо. Который несет ее куда-то по длинному коридору, легко, как пушинку. Которого она обнимает за шею и шепчет в ухо, как в лихорадке: «Скорее, скорее!»

— Тс-с! — Дверь его каюты тихо закрылась за ними. Он приложил палец к губам. — Стой и не шевелись! Просто стой.

Ее всю колотило, а он медленно, мучительно медленно вынимал шпильки из ее волос, скользил сильными пальцами меж шелковистых прядей, встряхивал и разбрасывал их ей по плечам.

— Никогда в жизни не видел никого красивее тебя. Ты не человек из плоти и крови, ты — сирена, погибель моряка.

Марго качнулась к нему. Платье, как кожа змеи, медленно соскользнуло на пол.

Она еще не успела добраться до своей ячейки, как услышала тоненький плач Лизы, жалобный, как мяуканье котенка. «Бедная девочка моя! — Марго даже губу закусила, чтобы не расплакаться от жалости к дочке. — Бросили ее одну-одинешеньку, голодную, мокрую, а мамаша ее тем временем…»

— Ты куда запропастилась, Марга! — набросилась на нее Клара, которая, конечно же, не спала.

Как, впрочем, и Янек, который сидел почему-то на ее койке.

— Прости, Клара! Потом все объясню. Янек, полезай к себе. Мне надо покормить малышку.

— Ты смотри, как раскомандовалась! — Клара передала Янеку Лизу и встала перед Марго, воинственно уперев руки в бока. — Ребенок тут от голода оборался, голос небось подсадил. Соседи всю ночь не спят, дите ее обхаживают. А она явилась и сразу командовать!