Дар

А в тот злополучный день, уходя с кладбища, он увидел, как к нему приближается одетая в черное Исабель. С нею было двое полицейских.

– Вы арестованы!

– За что же?

– За убийство Луиса Велосо.

Мигель поглядел на Исабель, но лицо ее было скрыто под черной вуалью.

– Исабель, – негромко воскликнул он. А потом повторил. – За что же?

Она ничего не ответила, хотя он почувствовал, что она дышит ядом.

Это произошло в воскресенье, ровно две недели назад. С тех пор прошла, кажется, целая вечность.

Пока Мигель наблюдал за тем, как поднимается в небо дым от груды сжигаемого мусора, неизменно досаждавший ему колокольный звон становился все громче и громче. По другую сторону тюремной стены просыпался город. «Ах, Патриция, где же ты? Клянусь, я готов отдать все на свете, лишь бы провести несколько минут вместе с тобой. Готов даже полюбить этот звон!»

А колокола продолжали названивать. Интересно, стоит ли сейчас Ультимато в стойле, дожидаясь, пока его заберет Эмилио? Он так хорошо проявил себя в поединке с бычком – теперь ему опять не терпится в бой. Ему кажется, будто о нем забыли. Мигелю оставалось надеяться только на то, что Филипе не забудет угостить Ультимато лишней морковкой и пустит его порезвиться на внутренней арене и поваляться в опилках.

Снаружи, из коридора, послышался шум шагов: заключенных после завтрака разводили по камерам. Мигель в столовую не пошел: он не чувствовал голода.

В замке повернулся ключ, дверь открылась, показалась голова охранника:

– Эй, одноногий! Тебя ждут в главной конторе.

Его повели в помещение, в котором он очутился впервые сразу после ареста. «Вот ваши вещи», – сказал ему тюремщик, перебросив Мигелю сверток в бурой бумаге, перетянутый грубой веревкой.

Мигель недоуменно уставился на него.

– Не унывайте, – добродушно сказал тюремщик. – Церквей полно и на воле.

– Меня выпускают?

– Есть такой слушок.

Когда перед Мигелем открылись тяжелые стальные ворота, по другую сторону их уже дожидался Эмилио. Вид у него был самый торжественный.

– Следуй за мной, – таинственно произнес он.

– Да, но…

– Ни слова больше! Садись в машину.

Когда они отъехали от тюрьмы, Мигель решил настоять на своем:

– И все-таки, будь любезен, объясни мне, что происходит.

– Тебя выпустили из тюрьмы, друг мой, – разве этого не достаточно?

– Да, конечно, но…

– Никаких «но». Будь счастлив. – Эмилио хмыкнул. – Хотя не демонстрируй своего счастья слишком в открытую – тебе ведь придется присутствовать на похоронах.

– А кто умер?

Эмилио окрестил себя крестным знамением.

– Исабель.

Мигель сжал ему руку с такой силой, что машина пошла юзом.

– Эй, полегче!

Эмилио с трудом выровнял машину.

– Оставь эти шутки! Я и так всласть насмеялся в тюрьме.

– Это не шутка. Ты свободен. Теперь некому давать показания против тебя.

– Что же произошло?

– Она покончила с собой.

– Покончила с собой?

– Да – заколола себя кинжалом. Сразу после того, как Патриция покинула ее дом.

– Что за чушь ты мелешь?

– Это длинная история. Патриция настояла на том, чтобы повидаться с Исабель. Она пыталась убедить ее отозвать обвинение. Исабель вышла из себя и накинулась на Патрицию, решив убить ее.

– О Господи!

Мигель оцепенел от страха.

– Эй, гляди веселее! Ничего с твоей драгоценной подружкой не произошло. Но мне опять исцарапали всю физиономию, пока я вырывал нож из рук Исабель.

Мигель был не в силах рассмеяться.

– И тем же самым ножом она лишила себя жизни.

– Она и впрямь была сумасшедшей… но какая беда.

– Лучше бы ты меня пожалел. Мне еще чертовски повезло, что в момент самоубийства рядом оказалась служанка.

Мигель вопросительно посмотрел на него.

– Весь этот нож был покрыт отпечатками моих пальцев. Нас с тобой вполне могли бросить в соседние камеры.

Впервые за весь разговор Мигель улыбнулся.

– Лучше в одну камеру. И я отдал бы тебе верхние нары.

– Вот уж нет! Я боюсь высоты.

Мигель на сей раз не смог удержаться от смеха. Однако затем сразу же посерьезнел.

– Эмилио, окажи мне одну услугу.

– Если надо пригласить кого-нибудь на танец, то я – пас.

– Нет-нет. Мне нужен билет в Нью-Йорк. Эмилио протянул ему билет в почтовом конверте.

– Жаль, что все это так затянулось.

В течение всего уик-энда Патриция пыталась заниматься обычными делами. Но она могла поручиться, что даже Спорт почуял что-то неладное – он вертел головой и посматривал на нее настороженными карими глазами. И даже Таксомотор как-то скованно перебирал длинными лапами. Она намеренно избегала дороги, ведущей к лесу, – туда, где она так любила предаваться грезам, туда, где так часто виделась с Мигелем. Оказаться там без него было бы слишком тяжело.

Проезжая мимо загона для дряхлых лошадей, она уже собиралась было повернуть к дому, но вдруг заметила, что один из коней ведет себя как-то странно. Он ходил по небольшому кругу, кусая себя за бок. Патриция посмотрела на других лошадей. Еще две делали то же самое. Кишечные колики? Лошадей никогда не рвет, и желудочная боль может спровоцировать у них подобную реакцию. Она решила поскорее приготовить им горячий отвар, но прежде окинула взглядом весь, если можно так выразиться, табун.

Старый Сверчок, самый дряхлый коняга на ферме, стоял весь в поту, понурив голову. И вдруг ноги у него подкосились и он завалился наземь, подергался какое-то время, а потом застыл.

Патриция закричала:

– Эдгар! Эдгар!

Тот тут же явился на зов, в сопровождении кого-то из конюхов.

– Скорее сюда! Скорее!

За то время, которое понадобилось Эдгару, чтобы проникнуть в загон, еще три лошади упали наземь и застыли.

– Горячий отвар! Живо! – приказал Эдгар конюху. – И ветеринара сюда немедленно!

К тому времени, как прибыл ветеринар, погибло десять лошадей. Он, не веря своим глазам, уставился на них.

– Что происходит, доктор Кронин? – голос у Патриции дрожал, она не владела собой. – Что за напасть? Что происходит?

– Еще не знаю. Отгоните остальных в стойло. Изолируйте друг от друга. Оботрите их виски и минеральным маслом. А я сейчас возьму кровь на анализ.

Держа руке повод, Патриция подошла к Туману, который тихо стоял в стороне, понурив голову. И тут она заметила, что он тоже весь в поту, а изо рта у него бежит пена. Его жалобный взгляд, казалось, взывал к ней о помощи.

– Ах нет, Туман, только не ты!

Глаза Патриции затуманили слезы.

Она потянулась потрепать его по загривку, и тут Тумана затрясло. Ноги у него подкосились, он рухнул наземь. Патриция поглядела на брюхо – оно тяжело, с явными усилиями, вздымалось и опускалось. Затем он тоже застыл.

– Туман, – прошептала она – и лишилась чувств.

Просыпаться ей не хотелось. Из тумана, застилавшего сознание, медленно выплыло лицо Мигеля.

– Патриция, – позвал он. – Я здесь, Патриция… здесь, с тобой… и теперь все будет в порядке.

Она потянулась к нему и почувствовала, как его тело прикасается к ее телу. Ах, какой это был замечательный сон, ей хотелось, чтобы он никогда не кончался.

– Просыпайся, Патриция. Он легонько встряхнул ее.

Она моментально проснулась. Это действительно был Мигель! Наяву, а не во сне. Наяву! Она лежала на диване в гостиной. А он сидел рядом.

– Мигель, – произнесла она с вялой улыбкой. Он нежно поцеловал ее.

– Я решил преподнести тебе сюрприз, но, конечно, не рассчитывал, что застану здесь такое.

– Ты здесь! Ты и в самом деле здесь?!

– Да, Патриция, я здесь. Но что же все-таки случилось с лошадьми?

– Не знаю. Наверное, все дело в том, что я – проклята. Бедный Туман… О Господи, а где Лаура?

– Я не видел ее.

– Ах да, правильно, ведь она сегодня уехала в город. И не вернется до завтра. Но как мне рассказать о Тумане? Это наверняка убьет ее.