Сожаления Рози Медоуз

– У него шлем, Гарри, – терпеливо ответила я, усаживая Айво на детское сиденье своего велосипеда. – И ему нравится кататься, к тому же мы всего лишь едем через парк.

– Вообще-то, Гарри не нравилось, что мы оба катаемся на велосипеде. Для Гарри имидж – это все, а велосипеды – слишком уж богемно. Ему хотелось, чтобы я одевалась с головы до ног в темно-синее, с отдельными минималистскими акцентами белоснежного – трусики и жемчуга, – а Айво был бы одет морячком. И чтобы мы оба ехали в темно-зеленом «рейнджровере», причем Айво сжимал бы в руках паленый экземпляр «Маленького негритенка Самбо». [9] К счастью, капитала от недвижимости на Меритон-роуд хватило бы лишь мне на трусы и Айво на костюмчик.

Торжествующе улыбнувшись Гарри, я подтолкнула сияющего Айво к калитке.

– Смотри, как ему нравится.

– У-фф, – проворчал он. – Ладно, только поосторожнее. Еще не хватало, чтобы сын и наследник сломал шею.

Оказывается, имени не было не только у меня, но и у Айво.

– Не волнуйся, с ним все будет в порядке.

– И не принимайте наркотики! – раздался заключительный выстрел, когда я выехала на дорогу.

Сжав зубы, я остановила поток ругательств и нажала на педали.

Элис была художницей и моей любимой подругой. Я знаю ее с четырнадцати лет, и за это время она даже сигарет не курила, не говоря уж о наркотиках. Но Гарри-то лучше знать. Ведь Элис носит эксцентричные шмотки из секонд-хенда; Элис повязывает голову шарфом и машет кистью; значит, у нее точно должны быть какие-то отклонения.

И все же, колеся по улицам Вондсворта по направлению к солнечному парку, я вдруг поверила, что Гарри, со всеми его предрассудками, остался позади. Стояло восхитительное зимнее утро: свежий, холодный день, синее небо. Птицы, те, что не удрали на юг, радовались неожиданному удовольствию. И щебетали от души, как и Айво, заливисто распевающий «Пафф – волшебный дракон» на заднем сиденье. Я улыбнулась и глубоко вздохнула, свернув на узкую тропинку; холодный ветер щипал щеки и уши. Я почувствовала себя легче и счастливее, чем была многие годы.

– Мы идем к Элис? – прокричал Айво.

– Да, милый.

– И Молли и Лу?

– Конечно. – (Молли и Лу – дочки Элис.)

– И по магазинам? – с надеждой добавил он. Раз по магазинам, значит, за сладостями.

– Возможно.

– А потом?

Вот именно, Рози, а что потом? Что произойдет позже? Куда мы пойдем? Где будем жить? Что ж, придется что-то искать. Буду работать неполный день, найду способ содержать нас обоих и не сидеть ни у кого на горбу. Что-нибудь да подвернется.

Дом Элис стоял в конце ряда мрачных викторианских зданий из красного кирпича и не имел с ними ничего общего. Во-первых, ее дом был намного меньше, почти как коттедж, будто кто-то взял, подумал, да и обрубил его с одного конца. Дом был выкрашен в бледно-розовый цвет, входная дверь – в темно-голубой. По стенам расползались вечнозеленые лианы, а летом – клематисы и розы, а вместо обычного убогого пятачка пыльной лондонской травы перед домом Элис вырастила настоящий деревенский садик со змеящейся посредине кирпичной дорожкой. Циники сказали бы, что пародия на деревенскую жизнь в сердце Уондсворта – чудачество чистой воды, но Элис так элегантно и убежденно занималась своим садоводством и домашним хлебопечением, что никто не осмеливался над ней смеяться.

Я поставила велосипед к стене, прошагала по тропинке к двери и позвонила. Через минуту послышалось пение, и дверь распахнулась. На меня смотрела Элис. Она была босиком, в старинном шелковом халате синего цвета; медно-золотистые волосы львиной гривой обрамляли лицо; в руке – недоеденный тост. Ее уверенные голубые глаза изумленно моргали.

– Ты рано. Мне казалось, мы договорились на десять.

– Знаю, но мне хотелось вырваться из дома. Извини. Ты занята?

– Не больше, чем обычно. Проходи, если сможешь пробраться мимо колясок. Прости, у меня тут как в детском супермаркете… Привет, мой ангел! – Она проводила меня в длинный узкий коридор, заваленный детскими причиндалами и задержалась, обхватив ладонями личико Айво. Звонко чмокнула его в щеку, и он отблагодарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок.

– Нет, нет, назад! Мне нужно выйти! – В другом конце коридора стоял муж Элис Майкл, который, похоже, опаздывал и запыхался. Размахивая кейсом, он отогнал нас в сторону и протиснулся мимо. – Проклятье, Элис, нужно что-то придумать с этой чертовой двойной коляской! – Он пнул ее ногой. – Может, дети научатся ходить или что-нибудь в этом роде?

– Сначала пусть научатся бегать, – твердо заявила Элис. – Мои дети все должны делать первыми, ты же знаешь, как я хочу, чтобы они выросли талантливыми.

– А я хочу жить спокойно и благополучно, и подальше от этого сумасшедшего дома. Рози, я бы на твоем месте туда не ходил, – предупредил он, кивнув в сторону кухни. – Кое-кто забыл купить шоколадные колечки на завтрак, и дети замышляют бунт. Почти как Бостонское Чаепитие. [10]

– Спасибо, что предупредил, – улыбнулась я. Мы двинулись дальше и осторожно протиснулись друг мимо друга.

– Рози, какая ты сегодня милашка. Щечки сияют, глаза блестят – почти как у препубертатного подростка. Ты что, занималась сексом?

– Ты что, с ума сошел? Просто прокатилась на велосипеде.

– Ох уж эти узкие маленькие велосипедные сиденья. – Он просиял. – Как захватывающе, особенно если после столкнуться в темном коридоре с мужем лучшей подруги… Застывшее сердечко забьется, щечки порозовеют…

– Хватит развратничать, отвратительный старикан, иди-ка на работу, – приказала жена и выпроводила его за дверь. – И не возвращайся, пока не заработаешь целое состояние!

Улыбнувшись, он потянулся к ней у самого выхода и закружил на руках. Крепко поцеловал в губы, и я заметила, как они смотрят друг другу в глаза. Гарри никогда так на меня не смотрел. Не заглядывал в самое сердце. Я вдруг поняла, что кто-кто, а они точно только что занимались любовью.

– Знаешь, она меня бьет, – с улыбкой прошептал он, не сводя глаз с жены. – Каждую ночь.

– Размечтался, – ответила Элис, слегка пихнув его. – Давай, марш на работу. Поторапливайся!

Он ушел. Прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, с мягкой улыбкой, она наблюдала, как он шагает вниз по улице.

Майкл был старшим менеджером по работе с клиентами в рекламном агентстве. Они с Элис познакомились, когда она работала арт-директором. Он отличался красотой и изысканными манерами и составлял полную противоположность ей: учтивая речь, безупречная манера одеваться, просчитанное обаяние. Если придираться, скажу, что, на мой вкус, он слишком похож на агента 007, но к чему искать изъян в счастливом браке?

– Так, – решительно произнесла Элис, захлопнув за ним дверь. – Прокладывай тропу, Макмедоуз, пора разобраться с бунтующими аборигенами.

Мы вошли в кухню, где сопровождаемый визгами и смехом звон ложек, стучавших о миски, становился все громче и громче. Войдя во вкус, маленькие дочери Элис горланили во весь голос, и Элис пришлось набрать побольше воздуха в легкие, выпятить грудь и заорать что есть мочи:

– ВСЕ, ХВАТИТ!

Повисла мгновенная тишина, потом раздалось хихиканье, потом девчонки надулись. Я довольно плюхнулась на стул с подушками у окна и наблюдала оттуда, как Элис утешает и ругает своих питомиц, предлагая батончики-мюсли вместо шоколадных колечек мол, Зена, королева воинов, ест их регулярно. Несмотря на протестующие вопли, она крошила мюсли в миски. Я тихонько гладила кота, который согнал Айво с моих колен, и оглядывала крошечную, хаотично обставленную кухню с разномастной мебелью из крашеного дерева. Кухня была похожа на избушку Гензеля и Гретель. Буфеты рассыпались, стоило лишь до них дотронуться; короткие опоры колченогих столов держались на подоткнутых газетах; шкафчики не закрывались; все было от разных сервизов, и ни один предмет первоначально не предназначался для практических кулинарных целей. Но поскольку почти все поверхности были завалены игрушками, книжками и старыми журналами, в общем-то было все равно.