Люби меня нежно

Она чувствовала себя самой гордой мамой в толпе других мам, которые привели своих малышей в первый класс.

Она терпеливо шла чуть позади него, подбадривая, помогая, ласково наставляя и укоряя, если он делал что-то не так.

Все остальные мужчины перестали для нее существовать. Да и не сказать, что у нее была масса поклонников. Света была не очень красива. Впрочем, таково было первое впечатление, менявшееся, стоило только заговорить с ней. Она обладала чем-то таким, что компенсировало ее некрасивость, сглаживало угловатые черты лица, выправляло нос, делало выразительнее глаза. Была ли это неизменная доброжелательность, желание помочь, выручить, поддержать, выслушать, способность дать дельный совет — трудно сказать. Но тогда проступал другой образ, который, казалось, прятался под маской некрасивости.

Света услышала звук открывшейся двери и крикнула:

— Вадик, это ты?

— Да, мам!

— У меня сейчас все будет готово. Умывайся пока.

Она суетливо накрыла на стол. Быстро нарезала салат из последних оставшихся двух помидоров.

Сын вошел и поцеловал ее.

— Привет, ма.

— Здравствуй, сынок. Садись.

Вадим послушно уселся на табурет.

Что-то насторожило ее в поведении сына, но она не подала вида, что заметила это. Поставила перед ним блюдо с картошкой, котлеты, хлеб, салат, блинчики, кефир.

— Ты уже ела?

— Ешь, ешь, я потом. Ты же знаешь, что вечером я только кефир пью. И так уже ни в одно платье не влезаю. Еще немного, и разнесет, как Ольгу с третьего этажа. Она после беременности вон какая пышка стала. Поперек себя шире.

Сын только усмехнулся и покачал головой.

— А сегодня тетя Тамара на юг собралась. Звонила только что. Просила за Олегом присмотреть. Кстати, чего это ты задержался? Опять с Олегом куда-то ходили?

В другое время она бы не задала этого вопроса, так как знала, что Олег частенько сманивал ее сына в ночные клубы или в «кабаки», как они выражались. Правда, говорилось: «Мы пойдем в кино», но она знала, что после кино коньяком обычно не пахнет. Также она не задавалась вопросом, откуда у сына деньги, полагая, что раз Олег приглашает, значит, платит он. Поначалу она осторожно возражала, говорила, что это нехорошо, но Вадик настойчиво и даже, как могло показаться со стороны, резко попросил ее не беспокоиться на этот счет. Резкость сына она не пожелала заметить, но больше не допытывалась ни о чем.

Но сейчас Вадик выглядел очень странно. Она отметила это интуитивно, помимо своей воли. Обеспокоило ли ее то, что ел он вяло, или то, что ни разу не поймала его взгляд — в этом Света не отдавала себе отчета. Хотя, конечно… Сын не мог не видеть, как Олег бросает деньги родителей направо и налево, посещает шикарные клубы и рестораны, одевается в лучших магазинах, не появляется на улице без сотового телефона. Она понимала, что это не могло не унижать.

А ей, чтобы купить Вадику хорошие зимние сапоги, пришлось два месяца откладывать большую часть получки.

Они никогда не поднимали вопрос денег. Вадик просил деньги, но не так часто. Да и она за эти дурные годы научилась виртуозно экономить (правда, вся экономия сводилась к полному игнорированию своих собственных нужд). Но эта тайная невысказанность, эта нищета, дамокловым мечом висевшая над их кошельком, иногда приводила в отчаяние даже ее.

Вадик ничего не ответил.

Ею овладело странное возбуждение, какое бывает у людей, старающихся через силу разрядить обстановку, внести в нее свой наигранный задор, призванный замаскировать нечто тяжелое и непонятное, нечто грозное и неотвратимое.

— Знаешь, месяц назад я купила тебе чудную водолазку. Говорят, этим летом это будет очень модно. Хотела подарить тебе на день рождения, но чувствую, что не утерплю.

Она метнулась в комнату и тут же вернулась со свертком.

— Совершенно случайно наткнулась, и очень дешево.

— Мам, не надо было. У тебя и так нет денег…

— Это ничего! Ничего, сынок! Господи, это же просто бумажки, которые обесцениваются каждый месяц.

— Мама, ты…

Он не договорил, отодвинул тарелку и скрылся в своей комнате.

Она пошла вслед за ним и увидела, что он лежит на диване, уткнувшись лицом в подушку.

— Вадик, я у тебя такая глупая. Глупая и старая. Я…

— Не смей так говорить! — воскликнул он, и она с удивлением увидела на его глазах слезы. — Не смей…

— Хорошо, я не буду, сынок, — голос ее дрожал. — Но… я бы хотела что-то сделать для тебя. Хотя я не знаю, что… случилось, но… но я хочу сказать, что бы ни произошло, Вадик… что угодно, я пойму… Помнишь?

Помимо воли она расплакалась, поглаживая его по волосам, не в силах объяснить ту тоску и тревогу, которая поселилась в сердце, обожгла его, вонзилась занозой. Света вдруг с ясностью осознала, что с сыном в последние несколько дней что-то происходит, просто она не давала себе труда задуматься об этом.

Он порывисто обернулся к ней и прижал к себе.

— Почему так, мама? Почему? Я сам не хотел этого! Не хотел! Или хотел… Я уже ничего не понимаю! Я сам себя не понимаю!

— Скажи мне, что с тобой, Вадик? У тебя есть девушка, и она тебя бросила, да? Значит, она недостойная девушка! Рядом с Олегом других не водится, поверь мне.

— Мама, ты не понимаешь. Ты…

Он сцепил зубы и крепко зажмурился, стараясь справиться со слезами. Потом встал и нервно заходил по комнате.

— Я хотел бы тебе сказать. Я… Но мне страшно, что, если я скажу, пути назад уже не будет. Ты можешь меня возненавидеть. Нет, нет, не говори ничего… Я знаю, ты сейчас скажешь, что поймешь, но вдруг ты не сможешь…

Не сказав больше ничего, он выбежал в прихожую, схватил куртку и бросился из квартиры.

Она устало опустилась на пол, не зная, что и думать. Ощущение непоправимой беды обрушилось на нее, как кузнечный молот.

В какой-то момент ей захотелось бежать за ним вслед. Вскочила и даже натянула один сапог. Потом пришло понимание, что о причине поведения сына она может догадаться…

Так и не сняв сапог, она вошла в его комнату и приблизилась к письменному столу Вадика, большую часть которого занимал компьютер (отданный Олегом за копейки), книги и тетради. Света никогда не позволяла себе рыться в бумагах сына, но желание знать, что происходит в жизни сына, пересилило все.

Она осторожно приподняла кипу компьютерных журналов и тетрадей, потом прошлась пальцами по книжной полке, заглянула в выдвижные ящики. Там были старые конспекты, ручки, карандаши, открытки, сломанные часы, порнографический журнал (о боже!), несколько колод карт, домино, компьютерные диски, кассеты, потрепанные записные книжки, грязный носовой платок, значки с дурацкими надписями («Это КРУТО! Испытай!»), салфетки, справочники, фотографии…

Ничего подозрительного… А грязный журнал? Но мальчику же не десять лет…

Господи, что же происходит? У кого спросить? Кто может сказать?

Олег! Он должен знать. Не может не знать. Они же с Вадимом друзья «не разлей вода».

Хромая на высоком каблуке, Света добралась до телефона и набрала Тамаркин номер. Через несколько гудков ответил автоответчик, и Света бросила трубку.