Чужая роль

Роуз открыла рот, но тут же закрыла снова.

Не надо спорить. Чем скорее заснет, тем лучше.

— Ничего, у тебя бойфренд симпатичный, — одобрила Мэгги и зевнула. — Не принесешь стакан воды с двумя эдвилсами [5]?

Роуз поморщилась, но принесла таблетки и воду и проследила, как Мэгги принимает лекарство, запивает и, не подумав поблагодарить, спокойно закрывает глаза. Роуз поскорее отвернулась и вошла в спальню. Джим по-прежнему лежал на боку, тихо сопя. Она нежно положила руку ему на плечо.

— Джим…

Он не пошевелился. Может, забраться к нему в постель, накрыться с головой одеялом и забыть обо всех проблемах до утра?

Роуз оглянулась на дверь, посмотрела на Джима и поняла, что не сможет. Не сможет лежать рядом с голым мужчиной, когда за стеной спит сестра. Ее долг был, есть и будет — показывать Мэгги пример, а не валяться чуть ли не в ее присутствии с мужчиной, который все же кто-то вроде босса… нет, так не пойдет. А если он снова захочет секса? Мэгги наверняка начнет подслушивать или, что еще хуже, ввалится в комнату и уставится на них.

И засмеется…

Роуз взяла с кровати еще одно одеяло, подняла с пола подушку, прокралась в гостиную и устроилась в кресле, думая, что во всех анналах истории романтических встреч ни одна ночь до сих пор не заканчивалась подобным образом.

Она вертелась из стороны в сторону, безуспешно пытаясь улечься поудобнее. Ну с какой стати, спрашивается, она уступила Мэгги диван? Та вполне могла бы обойтись и креслом.

И тут послышался голос Мэгги.

— Помнишь Хани Бана [6]?

Роуз закрыла глаза.

— Помню.

Хани Бан появился весной, когда Роуз было восемь, а Мэгги — шесть. Как-то в четверг Кэролайн, мама Роуз и Мэгги, разбудила их раньше обычного.

— Ш-ш-ш, только не проговоритесь, — прошептала она, поспешно натягивая на дочерей праздничные платьица, а сверху заставила надеть свитера и пальтишки. — Сюрприз! Большой сюрприз!

Они попрощались с отцом, все еще сидевшим за кофе и изучавшим деловой раздел газеты, пробежали мимо кухни — столы были завалены коробками конфет, а в раковине горой громоздилась грязная посуда — и залезли в машину. Но вместо того чтобы повернуть к школьному подъезду, как всегда, Кэролайн поехала дальше.

— Мама, ты пропустила поворот! — окликнула Роуз.

— Никакой школы, детка, — улыбнулась мать не оборачиваясь. — Нас ждет особенный день!

— Ура! — завопила Мэгги, которой тогда досталось заветное переднее сиденье.

— Почему? — удивилась Роуз, не желавшая пропускать школу. Сегодня был библиотечный день, и она собиралась поменять книги.

— Просто случилось что-то очень хорошее, — пояснила мать.

Роуз до сих пор помнила ее лицо: карие глаза сияют, бирюзовый шарф, повязанный на шее, развевается от ветерка. И тут Кэролайн начала говорить, очень быстро, слишком быстро, так, что слова мешались, путались:

— Новые сладости. То есть помадка. Нет, не совсем. Лучше. Просто божественно. Вы когда-нибудь ели такое?

Сестры покачали головами.

— Я читала в «Ньюсуик» о женщине, которая пекла творожные торты, — тараторила Кэролайн, лихо обогнув поворот, но остановившись на светофоре. — Все ее друзья просто бредили этими тортами. Сначала она предложила их в один супермаркет, потом договорилась с оптовым поставщиком, а сейчас ее торты продаются в одиннадцати штатах. Одиннадцати!

Сзади нестройно загудели машины.

— Мама, — напомнила Роуз. — Зеленый свет.

— Ладно, ладно, — отмахнулась Кэролайн, нажимая на педаль газа. — Так вот, вчера вечером я подумала, что если не могу печь творожные торты, то уж с помадкой справлюсь. Моя мать готовила лучшую помадку в мире, с грецкими орехами и суфле, так что я позвонила ей, попросила рецепт и всю ночь не спала, готовила. Пришлось дважды бегать в супермаркет за ингредиентами. Но я справилась.

И, резко повернув руль, въехала на заправку. Только сейчас Роуз заметила, что ногти у матери поломаны и выпачканы чем-то темно-коричневым, словно она несколько часов рылась в грязи.

— Вот! Попробуйте!

Сунула руку в сумку и достала два квадратных кусочка, завернутых в вощаную бумагу.

— «Помадка "Р и М"», — прочли они. По мнению Роуз, лакомство сильно походило на карандаш для подводки глаз, но девочка мудро промолчала.

— Пришлось взять то, что было под рукой, упаковку, конечно, поменяют, не вздумайте только сказать, что это не лучшая помадка в мире!

Сестры развернули конфеты.

— Потрясающе, — промычала Мэгги с полным ртом.

— Вкусно, — вторила Роуз, пытаясь проглотить застрявший в горле липкий комок.

— «Р и М» — в честь Роуз и Мэгги, — пояснила мать, снова включив зажигание.

— А почему не «М и Р»? — закапризничала Мэгги.

— Куда мы едем? — осведомилась Роуз.

— К «Лорду и Тейлору», — весело пояснила мать. — Я, конечно, подумывала о супермаркетах, но решила, что, поскольку это деликатес, а не какая-то бакалея, его и продавать нужно в дорогих магазинах!

— А папа об этом знает? — не унималась Роуз.

— Сделаем ему сюрприз. Снимайте свитера и проверьте, чистые ли у вас лица. Начинаем торговать, девочки.

Роуз перевернулась на бок, вспоминая, что было дальше. Вежливую улыбку менеджера, когда мать водрузила на прилавок с бижутерией свою сумку и высыпала дюжины две тюбиков с надписями «Р и М» и еще два с надписями «М и Р», которые Мэгги успела исправить в машине. Как мать потащила их в отдел товаров для девочек и купила две кроличьи муфты. Как они обедали в кафе «Лорд и Тейлор», ели сандвичи со сливочным сыром и оливками, крохотные пикули, размером с мизинец Роуз, и ломтики светлого бисквита с клубникой и взбитыми сливками. Какой красивой казалась тогда мать, с горящими щеками и сверкающими глазами! Руки Кэролайн порхали как птички и, забыв о собственном ленче, она увлеченно излагала идеи обогащения, бизнес-планы, уверяя, что помадка «Р и М» будет так же популярна, как «Киблер» или «Набиско» [7].

— Начнем с малого, девочки, но всем приходится с чего-то начинать, — повторяла она. Мэгги кивала, снова и снова хвалила помадку и под шумок выпросила вторую порцию сандвичей и торта, а Роуз молча мучилась, пытаясь впихнуть в себя еду и гадая — неужели она единственная заметила вскинутые брови и чересчур вежливую улыбку менеджера, когда на прилавок обрушился град сладостей?

После ленча они погуляли по торговому центру.

— Каждая может получить по одному подарку, — объявила мать. — Все, что захотите. Все на свете.

Роуз хотела книгу о Нэнси Дру [8]. Мэгги попросила щенка. Мать ни на секунду не задумалась.

— Конечно, щенка! — громко воскликнула она. Роуз обратила внимание, как остальные покупатели смотрят на них, двух девочек в нарядных платьицах и женщину в юбке, расписанной красными маками, с бирюзовым шарфом на шее, высокую, красивую, с полудюжиной магазинных пакетов в руках, говорившую слишком громко. — Нам давно нужен щенок!

— У папы аллергия на собак, — напомнила Роуз, но мать либо не услышала, либо предпочла пропустить мимо ушей. Просто схватила дочерей за руки, и они помчалась в зоомагазин, где Мэгги выбрала маленького рыженького кокер-спаниеля, которого назвала Хани Бан.

— Ма была с тараканами в голове, зато веселая. Ужасно забавная, верно? — глухо, словно из-под воды, спросила Мэгги.

— Да, — вздохнула Роуз, вспоминая, как они вернулись домой, нагруженные покупками и картонной переноской для собак, и увидели сидевшего на диване отца, все еще в костюме и галстуке.

— Девочки, идите к себе, — велел он и, взяв жену за Руку, повел в кухню. Роуз и Мэгги, подхватив щенка, потихоньку поднялись наверх, но даже через закрытую дверь в спальню доносился голос матери, постепенно поднявшийся до визга.

— Майкл, это была хорошая идея, вполне прибыльная, и она наверняка сработает, а я всего лишь немного побаловала детей. Я их мать и могу делать все, что хочу, и ничего плохого в том, что они один раз пропустили школу, это не важно, и мы провели чудесный день, Майкл, особенный день, который они запомнят навсегда, и прости, что забыла позвонить в школу, но тебе незачем было волноваться, они были со мной, и Я ИХ МАТЬ… Я ИХ МАТЬ… Я ИХ МАТЬ…