Повенчанные (СИ)

– Но ведь и правда судьба! – Карина, смеясь до слёз, даже захлопала в ладоши.

– Судьба, – задумчиво улыбаясь, проговорила Наташа. – Но я его сначала реально испугалась! А потом пообщались – вроде не такой уж и страшный оказался. Если б не эти подвязка и букет, мы бы, наверно, друг мимо друга так и прошли.

– И когда вы после этого поженились? – полюбопытствовала Карина.

– Завязалось-то у нас всё быстро, а вот встречались потом года два. Моя мама не в восторге от него была, отговаривала. – Наташа закатала последнюю банку и победоносно окинула взглядом ровный рядок огуречных заготовок на подоконнике. – Мол, не связывай с ним свою судьбу, овдовеешь рано... А я что сделаю, если любовь уже под сердцем на четвёртом месяце? Виталик тогда сказал: «Всё, хватит канителиться. Пошли в загс». Ну, в загс так в загс. Вот такая история.

– Хорошая история, Наташ, – улыбнулась Карина. – За неё стоит выпить. – И добавила со смехом: – Чаю.

– Это можно.

Пока Наташа ставила чайник, у Карины созрел ещё один вопрос:

– А как давно дядя Виталик со Славой дружит?

– Да вроде, как пришла она в отряд – с тех пор и дружат они, – припомнила Наташа. И улыбнулась: – Я вижу, к чему ты клонишь... Нет, я Виталика к Славе не ревную. Потому что это – Виталик и Славик. Друзья. Даже мыслей не возникает. Ну... дружба у них вот такая. Мужская. Хоть Славик и не мужик. – И Наташа издала грудной, квохчущий смешок.

А Карине показалось, что жена дяди Виталика видела даже больше, чем хотела показать. Её проницательность касалась лопаток лёгкой кошачьей лапкой, вызывая бег мурашек, и июльским колдовством вплеталась в канву душного вечера. Всё-таки было в ней что-то от чародейки, хоть и казалась она простой, как круглая сдобная булочка – с её щёчками и ямочками, сочным смехом, шедшим из сердечной глубины, и мягкой, но не занудной домовитостью. Уже в который раз Карина ловила себя на мысли, что ей хотелось назвать Наташу мамой. И глаза начинало предательски и солоновато пощипывать.

Однако дядя Виталик со Славой пропадали на рыбалке уже неделю, а последние три дня совсем не подходили к телефонам. Впору было начинать волноваться. Лена гостила на даче у бабушки и была под присмотром, и Наташа решила, что пора что-то предпринимать.

Набрав ещё раз на всякий случай номер мужа, она слушала гудки.

– Не-а, глухо, как в танке. – Наташа нажала кнопку отбоя. – Они дня на три-четыре ездят, максимум. Неделя – это уже перебор. Я знаю примерно, где они обычно рыбачат, туда можно на маршрутке доехать. Берег реки прочёсывать придётся, но не думаю, что они куда-то далеко забрались.

Трястись в душном микроавтобусе пришлось остановок двенадцать. За окнами уже мелькали частные домики и сосновые стволы. Вышли они в какой-то почти лесной глухомани, где только придорожное кафе и магазинчик напоминали о цивилизации. Местечко было чудесное, сосновая тишина манила отрешиться от хлопот и суеты... как-нибудь в другой раз, когда не будет тревоги.

Они зашли в магазинчик. Скучающая тётенька за прилавком уткнулась в телефон и даже не обратила на посетительниц внимания. Её расплывшееся круглое лицо выражало полнейшую отрешённость от мира реального и погружённость в мир виртуальный. А Наташа решительно достала свой смартфон и показала на его экране фотографию Виталика:

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, вот этот... гм, товарищ к вам не заходил?

– А вы чё, из милиции? – вскинув равнодушный взгляд из-под припухших, подмазанных тенями век, хмыкнула продавщица.

– Почти, – не сбавляя решительного тона, ответила Наташа. – Муж мой оттуда. Так вы видели этого человека?

– Да я чё, обязана всех помнить, кто сюда заходит? – небрежно фыркнула тётка. – Не-а, не видела.

Наташа достала из бумажника пятьсот рублей и положила на прилавок.

– А вот так? Припоминаете?

Тётя прикарманила «пятихатку» и присмотрелась к фотографии повнимательнее.

– Ну чё... Припоминаю. Он тут с одним корешем водярой затарился. Ну, и продуктов всяких, хлеба, консервов и прочей закуси прикупил.

– Корешем? – Теперь и Карина достала смартфон с фотографией Славы.

Продавщица глянула, кивнула.

– Он самый. Крепкие такие ребятки, видные из себя. Рыбачить приехали. Вот этот, – тётка с ухмылкой кивнула на изображение Славы, – ничего так. Симпотный. К ним, похоже, наш старик Ромуальдыч присоседился, бухает с ними, потому как приходил вчера с пятитысячной купюрой. Он таких денег сроду в руках не держал.

– А Ромуальдыч – это кто? – насторожилась Наташа, выкладывая ещё двести рублей.

«Инда взопрели озимые...»*

– Бывший интеллигентный человек, профессор, – охотно пояснила продавщица, вороватым движением смахнув с прилавка деньги. – Как овдовел, так и начал с зелёным змием общаться. До пенсии доработал, а дальше держать не стали. Квартиру потерял, обретается теперь тут в домишке заброшенном. Он тут к рыбакам пристаёт, халявщик. Бывает, и угостят его.

Больше ничего из тётки выудить не удалось. Карина с Наташей вышли из магазина на свежий сосновый воздух, собираясь направиться на берег реки; однако навстречу им брёл, слегка пошатываясь, тщедушный, испитой мужичонка с многодневной щетиной, в старой матерчатой кепочке и треснутых очках. Пиджак с заплатками на локтях красовался на нём поверх нательной майки, а в просвечивающих, как марля, и порванных на коленях тренировочных штанах ему было, вероятно, не так уж трудно переносить летнюю жару. О таких говорили – «соплёй перешибёшь» и «непонятно, в чём душа держится». У него душа, видно, цеплялась за очки.

– На ловца и зверь бежит, – шепнула Наташа. – Похоже, мы имеем честь лицезреть самого профессора. Мда... Мастер спорта по литрболу в суперлёгком весе.

Они не стали сразу припирать бывшего интеллигентного человека к стенке, а решили за ним сначала понаблюдать, стоя у входа. Подойдя к прилавку, алконавт достал из кармана бумажник и бросил на пластиковое блюдце тысячу рублей.

– Любезная Зинаида, будьте так добры, снабдите меня водкой и колбасой на всю сумму, – обратился он к продавщице. – В равных пропорциях.

Из бумажника выпала маленькая фотография, и Карина незаметно подобрала её. Личико девочки на снимке она сразу узнала.

– Это ж Виталькин кошелёк! – возмущённо прошептала Наташа. – Он что, его грабанул? Вот алкаш старый! Ну, сейчас он у меня огребёт...

Наблюдение было окончено, начался допрос с пристрастием. Наташа взяла выпивоху за один локоть, а Карина – за другой.

– Пройдёмте-ка, уважаемый профессор, – прошипела Наташа, грозно сверкая глазами. – К вам есть пара вопросов.

– Э... Любезные дамы, позвольте! – начал было он упираться, дыша застарелым перегаром. – Куда вы меня тащите? Какие вопросы?

С таким дохляком справился бы и ребёнок, и они без труда вывели его из магазина. Тысяча, конечно, досталась тётеньке за прилавком: им было не до неё. Да, удачный у продавщицы сегодня выдался денёк. Прибыльный.

– Для начала разрешите представиться, – нервно поправляя съехавшую набок кепочку и перекошенные очки, сказал мужичонка. – Рафаил Ромуальдович Аврасенков, доктор исторических наук... А вы, позвольте спросить, кто?

Наташа тряхнула перед его лицом отнятым бумажником мужа.

– Вот это, – сказала она негромко, но безжалостно, – тянет на неплохой такой срок. Если не хочешь очутиться на нарах, будь любезен проводить нас к хозяину этого кошелька.

– Гм, гм, гостеприимство нашей пенитенциарной системы – весьма сомнительное удовольствие, – покривил иссохшие губы профессор. И добавил с печальным вздохом: – Признаю, бес попутал. Алкогольная деградация личности, увы, вещь реальная и страшная...

Даже будучи под ощутимым градусом, он изъяснялся интеллигентно, отчётливо выговаривая слова.

– Так, меньше слов – больше дела, – оборвала его Наташа. – Веди нас, щипач несчастный!

– Что ж, не имею причин вам отказать, любезные дамы, – шатко поклонился этот тощий субъект.

Вскоре взглядам Карины и Наташи предстала идиллическая картина: сосны, сверкающая на солнце речная гладь, палатка и два спящих богатырским сном рыбака. Запертая машина Славы стояла неподалёку в тени деревьев. Пристроенные на рогатках удочки были забыты, наживку с крючков рыба уже наверняка давно объела и смеялась над незадачливыми ловцами. На расстеленной газете валялись консервные банки, а рядом в траве – пустые водочные бутылки. Наташа присвистнула.