Роковое путешествие

Казалось, Франческа собралась на бал, где, несмотря на все попытки родителей сделать ее нарядной и привлекательной, обречена остаться гадким утенком.

Франческа была несчастна. Кейт поняла это с первого взгляда и порывисто шагнула к девочке.

— Франческа! Привет! — Девушка постаралась произнести это как можно непринужденнее. — Меня зовут Кейт, я отвезу тебя к твоей маме. Но сначала мы, конечно, прокатимся на поезде и заберемся на Эйфелеву башню, а по дороге обязательно угостимся разными вкусностями.

Девочка молча взирала на нее. Неряшливая особа покачала головой:

— Она не понимает. Она почти не говорит по-английски. А вы, синьорина, говорите по-итальянски?

— Я тоже не знаю итальянского, — с неловким смехом ответила Кейт. — Ничего страшного, как-нибудь разберемся. Она готова? Девочка должна с кем-нибудь попрощаться?

— Нет-нет. Все уже сделано. Отец попрощался с Франческой еще вчера. Я ее няня. Синьор не захотел последних прощаний.

Итальянка провела рукой по лицу, и Кейт на мгновение накрыла волна сочувствия к отцу Франчески, который, возможно, был куда более достойным родителем, чем мать. Кейт с трудом могла представить, что эта печальная девочка приживется в лондонской гостиной красавицы матери.

Кейт стало грустно, но, напомнив себе, что это ее не касается, она решительно взяла девочку за мягкую широкую ладошку и весело спросила:

— Так, значит, мы готовы, Франческа? Где твои вещи?

— Только вот это, — ответила женщина, показав довольно потрепанный дешевый чемоданчик.

Итальянка наклонилась к Франческе. Та напряглась и отпрянула. Женщина неловко обняла воспитанницу, потом расправила ее огромный бант и платьице. Наряд девочки абсолютно не годился для предстоящего путешествия, о чем Кейт не преминула заметить.

Нянька пожала плечами.

— Франческа захотела надеть именно это платье, синьорина. Я понимаю, что это глупо, но если Франческа заупрямится... — Итальянка снова пожала плечами.

Глядя в упрямое, словно окаменевшее лицо девочки, Кейт прекрасно понимала, что няня имеет в виду. Похоже, ей предстоит не одна молчаливая схватка с этой странной девочкой, прежде чем они доберутся до Лондона. Вероятно, этим и объяснялась щедрая плата. Ну что ж, как-нибудь справится.

— Такси ждет, — проронила Кейт. — Нам пора. Спасибо, синьора... — Она шагнула к двери.

Девочка покорно двинулась следом. Она так и не произнесла ни слова.

Кейт уже открыла дверь, собираясь выйти под палящее солнце римской осени, как итальянка пронзительно вскрикнула и умоляющим голосом попросила подождать. Она рванулась в глубь дома, что-то бормоча себе под нос. Кейт уловила слово "бамбино", но, когда женщина вернулась, в руках у нее была лишь маленькая кукла. Нельзя сказать, что кукла поражала красотой и изысканностью: спутанные светлые волосы, грязноватое платье. Было непохоже, что столь незамысловатая игрушка являлась дорогим подарком состоятельных родителей. Но, судя по всему, именно эта непривлекательная потрепанная кукла была самой любимой игрушкой девочки — Кейт вспомнила, как Розита говорила, что Франческа никогда не ложится спать без своей куклы.

Но девочка осталась такой же заторможенной, никак не прореагировав на появление любимицы. Скользнув по кукле безучастным взглядом, Франческа равнодушно приняла игрушку из рук пожилой итальянки. Так и не сказав ни слова, девочка покорно побрела за Кейт к такси, и только в машине она вдруг обрела дар речи, выкрикнув почти столь же пронзительным, как и у ее няни, голосом:

— Arrivederci, Джанетта!

В поезде Кейт и Франческа сидели друг против друга, разделенные лишь узким проходом купе первого класса.

— Это твоя первая поездка в Англию, Франческа?

После внезапного прощания с Джанеттой все остальное время, пока они ехали в такси, Франческа упрямо молчала, никак не откликаясь на попытки Кейт разговорить ее.

Но в поезде она неожиданно нарушила привычное уже молчание и бесцветным голосом произнесла:

— Не говорить Inglese.

"О боже!" — несколько ошарашенно подумала Кейт. Неужели это правда? Или этот тяжелый взгляд маленькой Моны Лизы скрывает какие-то секреты? Ведь, общаясь с няней Джанеттой, довольно бегло изъяснявшейся по-английски, и своей матерью, говорившей и вовсе превосходно, девочка не могла не выучить хотя бы нескольких слов. Кейт пришла к выводу, что подобное предположение более чем вероятно, и твердо решила к концу поездки вытянуть хоть что-нибудь из своей необычной подопечной. А пока надо при всяком удобном случае как можно беззаботнее болтать с Франческой, делая вид, что ее абсолютно не волнует, отвечает та или нет.

— Скоро наступит время обеда. Ты любишь обедать в поездах? Лично я думаю, что это один из самых приятных моментов любой поездки. Не считая, разумеется, сна. Когда ты завтра утром проснешься, мы будем уже в Париже, а там рукой подать до Эйфелевой башни.

Глаза Франчески неожиданно расширились, в них мелькнул огонек. Ничто не свидетельствовало о том, что девочка поняла не только два последних слова, но ее реакция послужила для Кейт наглядным доказательством того, что Франческа ждет не дождется экскурсии на Эйфелеву башню. Девочка принялась старательно расправлять складки нарядного кисейного платья, словно спеша привести себя в порядок перед восхождением. Кейт решила про себя, что именно ради этого знаменательного события Франческа нарядилась, несмотря на все противодействие Джанетты, в столь неподходящее для путешествия выходное платье.

Наверное, восхождение на Эйфелеву башню для Франчески своего рода выход в свет. Возможно, башня представляется девочке единственной надежной вещью в мире, возвышающейся над дрязгами расставшихся родителей, своего рода безопасный приют для истосковавшейся по ласке детской души. Воодушевленная Кейт решила развить успех.

— Как зовут твою куклу?

Но в ответ снова взгляд Моны Лизы. Кейт взяла в руки куклу, одиноко поникшую на сиденье.

— Как ее зовут?

— Пепита, — угрюмо ответила Франческа, потом внезапно выхватила игрушку из рук Кейт и прижала к себе.

— Это испанское имя?

— Si.

В конце концов, какая разница. Похоже, только к этой старой кукле с растрепанными светлыми кудряшками девочка испытывает искреннюю привязанность. Эйфелева башня и потрепанная кукла, а кроме того, белое кисейное платье и праздничный голубой бант в волосах. Кейт захотелось заплакать.

Поезд мчался среди осенних полей в сторону Милана. В вагоне-ресторане Кейт попыталась использовать свои скудные познания в итальянском. Франческа упорно отмалчивалась и лишь однажды разразилась длинной эмоциональной тирадой, обращенной к одному из официантов.

Тот улыбнулся.

— О чем идет речь? — спросила его Кейт.

— Она говорит, что любит равиоли, синьорина.

— А у вас есть равиоли?

— Я сожалею, синьорина, только спагетти.

Официант покачал головой, и Франческе пришлось удовольствоваться спагетти, с доброй порцией которых она управилась флегматично, но довольно ловко. Кейт с чуть растерянной улыбкой наблюдала за ней. Похоже, у девочки философский склад ума. Она привыкла принимать мир таким, какой он есть. Наверное, недолгая жизнь уже успела преподать ей соответствующий урок.

В купе к ним никто не подсел. За окном проплывали деревушки: подернутые послеполуденной дымкой рыжеватые крыши и выгоревшие на солнце стены домов. Яркими оранжевыми и синими пятнами проносились выжженные поля и виноградники. После обеда Франческа задремала, прижав куклу к набитому спагетти животу. Спала она недолго. Поезд приближался к Милану.

— Здесь мы пересядем на другой поезд и пересечем границу, — объяснила Кейт, поймав взгляд девочки. — Еще одну пересадку мы сделаем в Базеле, и всю оставшуюся ночь ты сладко проспишь в поезде.

Она не знала, поняла ли ее Франческа, но та послушно вышла из вагона и последовала за Кейт сквозь возбужденную, шумную толпу, именуемую Миланским вокзалом. Коренастая маленькая фигурка в измятой белой кисее и подпрыгивающий над головой бант выглядели совершенно нелепо. Во всяком случае, отрешенно подумала Кейт, это дурацкое одеяние столь бросается в глаза, что девочку невозможно потерять.