Леди, будьте паинькой

Он отчетливо почувствовал, как повышается кровяное давление и его вот-вот хватит удар.

— Какой, к черту, языковой барьер? Просто таким, как вы, не к лицу иметь наколки!

Впервые с момента их встречи Эмма оцепенела. Прошло не меньше минуты, прежде чем из пузырьков показалась ее рука и медленно стянула очки. Она положила их на бортик, рядом с бутылкой, и подняла на него вопрошающие глаза.

— Что, собственно говоря, вы имеете в виду? Такие, как я? Какие именно?

Он явно умудрился вывести ее из себя, но, хоть убей, не понимал чем.

— Ну… респектабельные… консервативные, что ли…

Эмма величественно поднялась, и по выражению ее лица Кенни сообразил, что, будь он ребенком, его сейчас послали бы к директору школы, как провинившегося озорника. Тем более что идти было недалеко.

— Должна признаться, мистер Тревелер, что определение «консервативный» ни в малейшей мере мне не подходит!

Он засмеялся было, но тут же смолк, отвлекшись созерцанием упругих белых бедер, по которым струйками стекала вода.

— Не хотите ли сказать… — выдавил он.

— Именно! Репутация у меня крайне шаткая, если не больше! Неужели еще не поняли? Посмотрите на меня! Валяться в ванне с человеком, которого знаешь всего несколько часов!

— Но вы же не голая, — резонно возразил он. Эмма порозовела, и не успел Кенни оглянуться, как она уселась и принялась дергать за лямки. Прямо на его глазах, утопая в кипящих пузырьках, она стянула купальник и размахнулась. Мокрая ткань с мягким шлепком приземлилась на брусчатке.

— Вот вам! И чтобы я не слышала слова «консервативный»!

Кенни ухмыльнулся. Черт возьми, да это оказалось проще простого! Легче, чем отнять у ребенка конфету!

Эмма, со своей стороны, видя, как белые зубы ярко блеснули на загорелом лице, тяжело вздохнула. Опять она влипла! О ее вспыльчивости ходили легенды, но она всю жизнь старалась держать себя в руках, и подобные взрывы случались крайне редко.

Она поспешно схватила бутылку и сделала огромный глоток, пытаясь скрыть смущение, но сознание того, что она лежит голая в одной ванне с мужчиной, отнюдь не облегчало задачу. Она привыкла справляться с задиристыми ученицами, безрассудно любящими родителями, капризными спонсорами и перегруженным работой штатом преподавателей. Как могла она так легко поддаться на провокацию?

Пытаясь вновь обрести достоинство, Эмма ощутила ласку воды на коже. Ядовитая змея чувственности вновь подняла изящную головку. Свирепо скрутив ее, Эмма вновь поставила бутылку и бросила резче, чем намеревалась:

— Теперь, когда мы все выяснили, может, к завтрашнему дню узнаете адрес ближайшего салона?

Кенни разглядывал ее с туповатым видом деревенского недоумка. Однако физически он прекрасно развит. Солнечные зайчики играли на широченных плечах. Теперь, когда он избавился от стетсона, стало заметно, что волосы у него темные как смоль и вьются, как у падшего ангела. Если бы скульптор эпохи Возрождения задался целью высечь техасского ковбоя на фризе собора, лучшей модели, чем Кенни Тревелер, просто не сыскать!

— Поисковые работы не входят в перечень услуг. Готовы платить сверхурочные?

— Каких услуг?

— Моих, разумеется. Пятидесяти долларов недостаточно.

— Вы относите выяснение адреса тату-салона к поисковым работам?

— Совершенно верно, мэм.

Этого следовало ожидать. Слишком уж выгодны были его условия, чтобы оказаться правдой, подумала Эмма.

— А что входит в перечень ваших услуг?

— В основном вождение. Кроме того, я не делаю причесок и маникюра.

— Я и не просила…

— А вот массаж — дело другое. Но разумеется, вы уже это поняли.

— Мас…

— Переноска чемоданов — раз в день. Все, что сверх, будет стоить вам лишней тонны баксов. Обязанности гида входят в ежедневную плату. Но если придется переводить с испанского, надо добавить. За секс — еще пятьдесят гринов. Вас устраивает?

Эмма ошарашенно пялилась на него, гадая, уж не попала ли ей в уши вода.

Но Кенни покачал головой:

— Нет, вы правы. Сейчас не сезон, так что придется сделать скидку. Тридцатка за секс, и ни центом меньше, но это, как понимаете, за целую ночь, а не за раз. Стесненный в средствах турист, вроде вас, должен знать, что за такую цену ничего подобного не найти.

Язык Эммы наконец обрел способность повиноваться.

— Секс?

— Подумайте: целая ночь — и всего за тридцать долларов. — Он подался вперед, положив локти на бортик. — Недавно я задумался, насколько несправедлива судьба. Женщина может потребовать сотни долларов за ночь, а мужчина… черт, это настоящая дискриминация — вот что это такое. Клянусь, я уже совсем собрался подать жалобу в КРВ [3]!

Эмма никак не могла оторвать от него взгляда, одновременно брезгливого и зачарованного.

— Женщины платят, чтобы переспать с вами?

Он вытаращился на нее так, словно имел дело с кретинкой.

— Вы наняли эскорт-сервис.

— А я думала — водителя.

— И гида. И эскорт. Это одно и то же. Разве Франческа ничего не объяснила насчет водителей и эскорт-сервиса?

— Кажется, нет, — пролепетала она.

— Придется поговорить с ней, — возмутился Кенни. — Ей следовало принять в расчет, что вы не знаете здешних обычаев. Теперь я попал в неловкое положение. Терпеть не могу обсуждать гонорар с клиентами. Куда приятнее толковать об удовольствии!

Тон, которым он протянул последнее слово… так, словно перекатывал во рту сладкую шоколадку, послал по ее спине озноб. И неожиданно в голове закружился целый водоворот беспорядочных мыслей. Секс за деньги? Разве это не лучшее решение всех ее проблем?

Горло сдавило. Нет. Немыслимо. Невозможно.

Но почему?

Почему бы и нет? У нее всего две недели, чтобы выпутаться из паутины, которой этот мерзавец Хью Холройд опутал не только ее, но и школу, а такая эскапада куда скандальнее любой татуировки!

Интересно, уж не по этой ли причине Франческа порекомендовала в качестве гида именно Тревелера? Правда, она ничего не ведала о планах Холройда, но знала кое-что другое, не менее важное: как сильно Эмма стыдится своего ничтожного опыта в общении с мужчинами.

Как-то раз, несколько месяцев назад, они мирно пили чай в коттедже Эммы на территории школы, и откровения Франчески касательно своего весьма непростого и мучительного вхождения в зрелость побудили Эмму открыть подруге некоторые детали своего прошлого. Франческа уже успела понять, как сильно Эмма любила школу, единственный дом, который у нее когда-либо был. Девочка росла в чисто женском мирке, и это определило ее дальнейшие отношения с мужчинами. Даже когда она поступила в университет, положение не слишком изменилось. После смерти матери она осталась без единого пенни и была вынуждена трудиться с утра до ночи. Занятия и работа не оставляли времени на развлечения, а мужчины, которых она находила интересными, шарахались от той, кого считали занудой и синим чулком. Похоже, им нравились более женственные особы, менее склонные командовать и давать указания.

Эмма достаточно ясно сознавала, что было бы куда разумнее после окончания университета найти место преподавателя в Лондоне, но «Святая Гертруда» была единственным дорогим ей местом, и ее как магнитом тянуло назад. К сожалению, выбор потенциальных женихов в маленьком городишке Лоуэр-Тилби был весьма ограничен, и, кроме того, как выяснилось позже, Эмма обладала не совсем приятным свойством возбуждать в мужчинах скорее уважение, чем страсть.

Постепенно она начала свыкаться с мыслью об одиноком существовании, когда место преподавателя истории, освободившееся после назначения ее директрисой, занял Джереми Фокc. Не прошло и нескольких месяцев, как она влюбилась в него по уши. Джереми оказался человеком добрым и по-своему привлекательным — этакий рассеянный ученый, — а это всегда ей импонировало. Беда в том, что он являлся также ее подчиненным, но у них было столько общего, что дружба завязалась довольно быстро.