Бродяга

Лиля, казалось, не замечала настроения мужа:

– Я опять с вами, даже не верится. Вы наденете халат? Я принесу его сама.

Как и полагается хорошей жене, она помогла мужу облачиться в домашнюю одежду. Рагунат, как должное, воспринимал это, не думая о том, как измучена Лиля, испытавшая столько потрясений. Его заботили в основном собственные душевные переживания.

– Кто же похитил тебя?

Лиля вздрогнула, вспомнив злобное лицо разбойника.

– Он называл себя Джагга!

При этом имени Рагунат вздрогнул.

– Вот оно что… Значит, он бежал из тюрьмы. А я думал, он надолго там задержится.

– Джагга говорил, что хочет отомстить вам, и только наша любовь помогла мне выбраться из этого страшного подземелья.

… Перед ее глазами вновь встали разбойники с пылающими факелами и секирами в руках и главарь, спускающийся по каменным ступеням.

Лиля вспомнила, то, что говорил Джагга.

– Я хочу спросить вас, можно? – смиренно обратилась она.

– Конечно, – великодушно разрешил муж.

– Правда ли, что сын честного человека всегда честен, а сын вора всегда становится вором?

Мужу явно не понравился такой вопрос. Он даже отставил в сторону плошку с теплой водой, в которой плавали дольки лимона, предназначенной для того, чтобы омыть руки перед едой.

– Правда. А зачем тебе это?

– Так.

Лиля не стала ничего объяснять, иначе ей пришлось бы рассказать, что Джагга обвинил мужа в том, что он вынес несправедливый приговор и осудил человека только за то, что он родился не в той семье, в какой надо было.

Но Рагунат и без всяких объяснений почувствовал неладное. Грозовые тучи медленно, но верно собирались в безоблачном ранее небе, заслоняя солнце любви.

Прошло совсем немного времени после печальных событий. В городе не смолкали пересуды вокруг возвращения жены судьи. Никто не мог понять, почему такой кровожадный бандит, как Джагга, который, оказывается, вернулся в родные края, выпустил жену своего злейшего врага живой и невредимой. Кумушки на базаре высказывали предположения, что Джагга выпустил Лилю не просто так, а наградив ее подарком, который уже невозможно скрыть под цветастым сари. Живот Лили стал гораздо заметнее, и она с трудом могла выходить из дома.

Все эти сплетни достигали ушей Рагуната, заставляя его терзаться страшными подозрениями. Он уже думал, что Джагга не из мести похитил его жену, а потому, что давно встречался с ней.

И только Лиля ничего не слышала и не замечала. Она была счастлива, как любая женщина, ощущающая зарождение новой жизни от любимого человека. Она уже готовилась к скорому рождению ребенка – это непременно будет красивый и здоровый мальчик. Он станет судьей, как его отец. Ведь сам Рагунат не раз говорил, что хочет наследника, которому он передал бы все свое имущество и свою профессию.

Господин Рагунат делал блестящую карьеру, еще немного усилий – и он займет место старшего судьи. У него была репутация непреклонного человека, придерживающегося только буквы закона. Никто не мог рассчитывать на снисхождение при вынесении приговора. Однажды Рагунат судил человека, который украл в харчевне кусок нана – свежеиспеченного хлеба. Бедняга работал на вокзале носильщиком – кули. Жилистый, словно пальмовый корень, он носил сразу три-четыре тяжеленных чемодана, но однажды взялся за непосильный багаж, в надежде заработать лишнюю пайсу. Когда он уже подходил к поезду, какой-то опаздывающий пассажир толкнул его, кули упал, сломал себе руку. И больше не мог работать носильщиком, а дома его ждали пятеро детей и больная жена. Он долго ходил по городу в поисках хоть какой-нибудь работы, но кому нужен такой работник! Он должен был принести домой еду, и тогда кули украл этот кусок хлеба.

Рагунат отправил беднягу в тюрьму, хотя и учел смягчающие вину обстоятельства. Никто не знает, что стало с семьей кули, с его детьми. Закон есть закон, и пусть там, где он властвует, чувства молчат.

Непреклонность Рагуната совсем не означала, что в его сердце не было места для жалости. Нет, он знал боль потерь, отчаяние безысходности, горечь утраченных надежд. Он понимал, что делается в душе отца, перед которым стоят голодные и плачущие дети, молящие о куске хлеба. Но долг судьи – тяжелое и великое бремя для простого смертного – обязывал его быть строгим и неподкупным. Для того чтобы простить и помиловать, есть Бог. Он знает, какие грехи искуплены муками и бедами земной жизни, он милосерден и не умеет мстить. Пусть Бог рассудит судью с приговоренными им, пусть вынесет свой приговор. Рагунат был готов к этому суду. Он нес свою ношу – ношу мести общества тем, кто нарушил его законы, кто убил подобного себе, или украл принадлежащее другому, или обманул доверившихся ему…

Обман… С недавних пор Рагунату казалось, что его дом стал храмом обмана и предательства. И сделала его таким женщина, еще недавно бывшая добрым духом дома, наполнявшая его радостью, смехом, чудесным милым голосом, пробудившая в нем столько любви.

Этим утром он вошел к ней, чтобы забрать свои бумаги, оставленные на столике у окна. Лиля просияла ему навстречу, прекрасная, как обычно или еще более, чем обычно. Рагунат вгляделся в ее рукоделие, лежавшее на коленях, и понял, что вызвало эту счастливую улыбку. Лиля вязала носочек – крошечный носочек для новорожденного. На голубой шерсти не осталось ни одного свободного местечка – Лиля украсила носочки своего будущего ребенка всеми известными ей видами узоров. Сейчас она продевала в носок синий шнурочек с двумя кисточками на концах. Это занятие казалось ей, очевидно, таким увлекательным, что Рагунат невольно залюбовался ею. Но это длилось не больше мгновения.

Лиля подняла глаза от работы и сказала мужу голосом, полным сознания важности и значительности того, что он сейчас узнает:

– У нас скоро появится маленький гость.

Рагунат вздрогнул. То, о чем он давно уже знал, показалось ему еще более страшным от того, что было произнесено вслух. В их доме появится ребенок, знак их любви, наследник его имени, его состояния, его дел и планов. Ребенок! Как он хотел иметь ребенка, их с Лилей сына, брать его на руки, тормошить, слушать его смех и лепетанье, шептать ему на ушко нежные слова, которых никто, конечно, не должен слышать от такого важного господина. Его ребенок мог бы стать его счастьем.