Там за облаками (СИ)

   - Ничего, - растерялась Маша.

   - Ну да, ничего. Думаешь, я не видела? - Ярошевич быстро съехала на прокурорский тон.

   - Что ты видела?

   - Как вы друг на друга смотрите.

   - А как мы смотрим?

   - Не отрываясь. Влюблено смотрите. И сегодня, похоже, только друг друга видите.

   - Серьёзно? - не поверила Маша. У неё не создалось такого впечатления. Да, хорошее настроение, хочется бегать, прыгать, петь, смеяться. Но разве это не замечательная весна дарит оголтелую радость жизни? Почему обязательно некие чувства?

   - Ты просто влюбилась и не хочешь сознаваться, - обвинила подруга.

   - Думаешь? - засомневалась Маша и поспешила обратиться к сердцу. Сердце слегка дрогнуло и замерло в томительном наслаждении. Оно, конечно, приятно, - нравиться Закревскому. Уж больно Стас выделяется вообще среди людей. Яркий, необычный, самостоятельный и самодостаточный, скорее всего. Опасный. Влюбляться в него тоже опасно. Слишком похож на киплинговскую кошку, ту, которая гуляет сама по себе. Никогда не поймёшь, что им движет, какие мотивы. Обидит, не глядя, и уйдёт по своим делам, не обернувшись. Но чуть-чуть помечтать о нём, наверное, можно.

   - Влюбилась, значит, влюбилась, - вздохнула она. Однако, почему-то настроение улучшилось, а радость усилилась.

   На следующий день Маша заболела и провалялась с температурой дома все каникулы. Простыла в парке. Ей не пришлось в дружеской кампании съездить на выставку авангардистов, ещё раз сходить в кино, просто пошататься по весенним улицам, наблюдая потоки коричневых ручьёв, бегущих к водостокам, слушая невозможно крикливое общение воробьёв. Татьяна со Стасом забежали к ней в среду, посидели часик, выпили по чашке чая. Стас выпросил и увёз новый, только изданный сборник Кира Булычёва с чудными рассказами - на грани фантастики и реальности. В последствии Булычёв никогда больше не писал столь чистых и нежных рассказов. Маша кое-что подчеркнула для себя в сборнике. То, что наиболее верно совпадало с её чувствами. Стас, не знавший, чем занять руки, листал сборник и увидел пометки. Заинтересовался. Расставаться с книгой Маше не хотелось, она не успела зачитать её до дыр, не насытилась особо понравившимися местами. Впрочем, Закревский так упрашивал, так умасливал. Вздохнула и согласилась. И... до четвёртой четверти она не видела ни его, ни Татьяну. Звонила им несколько раз, не заставая дома. Остальные члены компании и вовсе не давали о себе знать.

   В первый же день работы после болезни Маша получила и первый удар, нанесённый Стасом, сыгравший роковую роль в их дальнейших отношениях. На большой перемене в библиотеку влетела Ярошевич и, вытаращив глаза, страшным шёпотом оповестила:

   - Стас помирился с Ножкиной!

   Весна для Маши закончилась в ту же минуту. День померк, стало скучно жить. Она сопротивлялась, как могла. Ходила туда, куда приглашали. День рождения? Хорошо. Есть билеты в цирк на Цветном? Отлично. Впервые она столкнулась с необходимостью притвориться, скрыть свои истинные чувства. Новые её друзья были настроены против ничего не подозревающей Ножкиной. Компания сплотилась вокруг Маши. И она испытывала благодарность к ребятам за это. Стас в их обществе не появлялся. Складывалось впечатление, что он в другом измерении находился. Однажды девушки имели честь наблюдать забавную картинку.

   В тот день Татьяна забежала за Машей в школу к концу рабочего дня. Имелись планы отправиться на Левый берег, посмотреть освобождающуюся из-подо льда реку. Мальчишки обещали ждать девушек на станции Ховрино. И девушки торопились. Спустившись на первый этаж, заметили вдруг припозднившуюся Ножкину. Та застёгивала пальто, напяливала модную буратинью шапочку. Закревский стоял от неё в двух шагах и хмурился. Но, увидев подружек, просиял улыбкой, предназначенной Ножкиной. Подошёл и картинно её поцеловал. В лоб. Взял за руку и повёл на улицу, кинув исподтишка косой взгляд в сторону Тани и Маши.

   - В лобик клюнул, папаша заботливый, - презрительно фыркнула Татьяна, выйдя на крыльцо и наблюдая, как Стас на ходу поправляет Ножкиной шарф.

   - Давай забудем о нём, Тань, а? - тоскливо попросила Маша.

   - Забудешь о нём, как же, - пробурчала Татьяна.

   - Тогда не переживай. Особой любви в них что-то не заметно, - Маша не верила собственным словам. И переживала, скорее всего, не меньше подруги. Обман, коим Стас жонглировал, как набором теннисных мячиков, угнетал её с каждым днём сильнее. Настоятельно требовалось избавиться от непривычных её душе боли, тоски и пустоты.

   - Всю весну испортил, поганец, - по дороге к станции бухтела Ярошевич.

   - Весны ещё много осталось. Успеем найти себе достойные объекты и влюбиться, - успокаивала Маша.

   - Тебе искать не надо. Вон, Петро на тебя глаз положил.

   - Петька? Он же младше на целый год.

   - И Закревский младше. На тот же год, даже больше.

   - У Стаса как-то не чувствуется. Наоборот, мне всё время кажется, что он старше лет на десять. Он даже мысли мои читает.

   - В самом деле? Не повезло тебе, - вздохнула Татьяна. - А всё-таки присмотрись к Петро. Красивый парень, порядочный, основательный.

   - Соперницу устраняешь?

   - Маш, вот ты старше меня на год, а наивная-я-я. Какая ты мне сейчас соперница? Ты мне сейчас товарищ по несчастью.

   - Ага. У меня классный лозунг сочинился.

   - Какой?

   - Укрепим дружбу общими бедами! - с пафосом продекламировала Маша.

   - Ты не думаешь по комсомольской линии пойти? - язвительно усмехнулась Татьяна. - На одних лозунгах карьеру сделаешь.

   - За нас Стас на этом поле пахать будет. Типичный комсомольский вожак.

   - Точно. Он далеко пойдёт... если милиция не остановит.

   Девушки смеялись, шутили, хоть обеим было совсем не до смеха.

   Неизвестно, накапала на мозги Петро Татьяна или нет, только стал он после поездки на Левый берег навещать Машу в библиотеке один, без парней. По всему выходило, что Танька накапала-таки. Петро приносил апельсин или яблоко, интересно рассказывал о походах, о спуске по уральским рекам на байдарках, обещал взять с собой в дальние странствия. Да вот хоть бы и этим летом. С родителями он свой план успел обсудить. С родителями? - ужасалась про себя Маша. Она смотрела в его тёмные, честные глаза, страдала от безнадёжности ситуации и пыталась увлечь себя по крайней мере рассказами о неведомых ей краях. Иногда получалось, иногда не очень. Дважды после работы Петро возил её на велосипеде на Левый берег. Наступало тепло, лезла молодая весёлая трава, с треском лопались почки на деревьях, выпуская клейкие листики. Во вторую поездку Петро, улучив момент, целовал её. Пели птицы, шумели где-то рядом электрички, резвились на солнечной полянке дети. А Маша в руках у Петро тихо умирала от отчаяния. Ничего не обещала, ничем себя с ним не связывала, но получилось - связала. Словно о само собой разумеющемся, в императивной манере Петро ознакомил:

   - Мне восемнадцать в сентябре исполнится. На другой же день заявление подадим.

   Маша лишилась дара речи, растерялась, не зная, что сказать. От неожиданности промолчала сразу, а после не решилась что-либо менять. Влюблюсь в Петро, - думала про себя. Всё лучше, чем безнадёжно скучать по Закревскому. Клин клином вышибают. Поверила Стасу в Царицыно, обманул, поверила в его чувство к другой девушке, неужели опять обманет? Сомнительно. Вряд ли Стас бросит Ножкину и прибежит к Маше. Забыть его, не верить ему в будущем. Поэтому она предпринимала отчаянные усилия никого, кроме Петро, не видеть. Компания друзей и Татьяна наблюдали за её трепыханиями снисходительно, ничего не имея против. Наоборот, одобряли развитие действия.

   Петро везде водил её за руку, дальше, чем на два метра, от себя не отпуская. Он нравился Маше. И физически противен не был. Они красиво смотрелись в паре. Но она нервничала, дёргалась. Иногда наступали минуты, когда предлогом для разрыва отношений с самоназначившимся женихом могло послужить любое его слово. Особенно, если оно звучало о Стасе.