Муза художника

— Мой дед ничего не говорил. Я не знаю ни о каких потомках Рииса. А что?

Больше София не желает это обсуждать. Очевидно, что она рассчитывала на другой ответ. Жена решительно пересекает комнату, направляясь к книжному шкафу позади него.

— Я поставлю его сюда.

С деловым видом София обходит супруга и ставит дневник на полку. Прежде чем уйти, она еще раз упоминает, что должны заглянуть Муры — сообщить о своем решении относительно зачисления Фрейи в первый класс следующей осенью.

После ухода жены, медленно раскачиваясь в кресле, Йон замечает, что она засунула старый томик между книгами по философии и литературе. Чувство порядка заставляет его подняться и переставить дневник в другое место, к книгам по живописи и истории искусства. Затем он возвращается в кресло, переключает внимание обратно на колонку цифр, относящихся к аграрной продукции, и принимает решение тему дневника больше не затрагивать.

В кабинете Министерства иностранных дел Румынии, величественности которому придают серый ковер и двустворчатые окна от пола до потолка, Йон Алстед берет чашку эспрессо, доставленного из дальнего крыла здания, а потому уже успевшего остыть. Как это обычно бывает на встречах с румынскими должностными лицами, он терпеливо слушает шаблонные утверждения о межнациональной благожелательности и решающей роли на мировой арене маленьких прогрессивных государств, таких, как их собственные, Дания и Румыния, объединившихся ради осуществления общих целей глобального мира и процветания.

Заместитель министра иностранных дел Румынии, с которой Йон уже встречался ранее, сидит в царственной позе и милостиво улыбается. Тем временем ее подчиненный открывает заседание хорошо отрепетированными фразами, предназначающимися больше для скрытых записывающих устройств, нежели для присутствующих, с лиц которых не сходит вежливо-скучающее выражение. Зажав крохотную ручку между своих корявых пальцев, посол Дании делает последний глоток холодного кофе и отставляет чашку.

— Я надеюсь, — говорит он почти небрежно, в то время как сам рассматривает чашку, — что сегодня мы сможем обсудить пользу от повышения уровня академического обмена между нашими странами, в соответствии с культурным соглашением тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.

Румыны переглядываются, а заместитель министра иностранных дел, высокая дама с седыми волосами, отвечает:

— Наше правительство считает нынешний уровень достаточным.

Она тщательно подбирает слова, словно старается воздержаться от оскорблений.

— Мы регулярно принимаем иностранных ученых с соответствующими исследовательскими предписаниями и считаем, что нашим студентам отечественная система образования в состоянии дать все необходимое.

— Число румынских студентов, получающих разрешение на обучение за границей, значительно снизилось в последние годы, — начинает Йон, но, прежде чем ему удается продолжить, его деликатно перебивают.

— Постоянное обогащение наших собственных культурных ресурсов и возможностей делает обучение за рубежом для румынских студентов все менее целесообразным, — информирует его заместитель министра иностранных дел. — Теперь они могут найти здесь, у себя дома, все, что им нужно: преподавателей, книги, учебные курсы.

Йон не понимает, как умные, образованные люди могут мириться с необходимостью вторить, словно попугаи, бессмысленной риторике этого режима. Он знает, что заместитель министра иностранных дел много путешествовала за границей; ее отец занимал высокий правительственный пост при прежней власти. Более того, пристальный взгляд этой женщины выдает, что слова, которые она произносит, противоречат ее мыслям. В этой стране, уверен Йон, людьми руководит страх переступить некую черту.

— Моя сегодняшняя цель — осветить некоторые возможности, доступные в моем государстве для иностранных студентов в соответствии с культурными соглашениями, действующими между нашими странами-партнерами, — продолжает он, тщательно обдумывая, что ему нужно сказать, и озвучивая свои мысли для звукозаписывающих представителей их заседания. — Я надеюсь, эти возможности будут должным образом представлены вниманию ваших квалифицированных преподавателей и студентов старших курсов.

— Мы с большим удовольствием сделаем это.

Заместитель министра иностранных дел поднимается и провожает его к двери кабинета. Йон видит, что она намерена пройтись с ним по коридору и спуститься по лестнице к выходу из здания без сопровождения своих помощников. Посол понимает, какая возможность представится ему в следующие несколько минут. Пока они шагают по коридорам, микрофонам намного сложнее улавливать их слова.

— Вы, наверное, сейчас очень заняты подготовкой к визиту американской делегации, — говорит он ей, переходя на менее официальный тон, прежде чем приступить к самой важной части их сегодняшнего разговора.

— Ах да, у них будет много вопросов, — соглашается она, и в ее голосе слышится любопытство.

Женщина почти незаметно замедляет шаг, предоставляя больше времени для этой аудиенции.

— Мне кажется, эти делегаты Конгресса США склонны проявлять особый интерес к такой проблеме, как право на свободу передвижения через национальные границы, — продолжает Йон. — Они будут задавать не только обычные вопросы о заключенных в тюрьму священниках и распространении Библии, но, вне всяких сомнений, спросят также об эмиграции и программах обмена.

— В отличие от других народов, — говорит ему заместитель министра иностранных дел с небольшим вздохом, — американцы, похоже, не так сильно ценят самые основные права человека: на образование, на здравоохранение и на жилище. Вместо этого они все время пытаются вмешиваться в такие области, как наша религия и пресса, которые в культурном отношении очень отличаются от их собственных.

— Вполне возможно, что вопрос обмена и эмиграции все же встанет, — упорствует посол, — и эти конгрессмены будут свидетельствовать в пользу или же против продления для Румынии режима наибольшего благоприятствования в торговле всего через несколько недель после своего возвращения в Соединенные Штаты.

— Конечно, — соглашается заместитель министра иностранных дел, с оттенком нетерпения склонив голову.

— Ваш товарищ, которая помимо выполнения столь большого количества других обязанностей руководит Министерством образования… — продолжает Йон, ускоряя речь, так как они преодолевают последний лестничный марш.

Конечно, он имеет в виду представительницу высшего эшелона власти, саму Елену Чаушеску, жену национального вождя.

— …я понимаю, каждая заявка на обучение за границей требует ее личного одобрения. Возможно, ее можно убедить в том, что поездка в Скандинавию, как вы сами отметили, более согласуется с культурными ценностями Румынии, чем путешествие в такое место, как, скажем, Соединенные Штаты. Эти американские визитеры благосклонно отнесутся к любому культурному обмену между Румынией и Западом. Если товарищ разрешит хотя бы небольшому числу студентов обучаться в моей стране, их имена можно будет представить вашим гостям в качестве доказательства международного сотрудничества.

Подойдя к двери, Йон сует в руку заместителя министра иностранных дел листок бумаги.

— Здесь список нескольких достойных румынских студентов, которые могли бы получить одобрение на такое обучение, — произносит он, глядя женщине в глаза и пожимая ей руку. — Я надеюсь, вы правильно рассудите, какая линия поведения принесет наибольшую пользу вашей стране.

— Мы ценим ваши добрые намерения, — отвечает она. — Я же, в свою очередь, надеюсь, что ваши усилия не зайдут слишком далеко и не повлекут за собой неодобрение властей.

Список тем не менее остается вместе с ней в здании, а Йон выходит наружу, в яркий свет и свежий воздух весеннего дня.

Перед зданием министерства вышагивает военный патрульный с русским автоматом. Йон видит такие фигуры на улицах Бухареста каждый день. Подобные патрульные не были редкостью и в местах его службы в Латинской Америке. Однако по той или иной причине — то ли от ощущения того, что продвинулся еще на один шаг в своих поисках, то ли от запаха весны, нахлынувшего на него по выходе из помещения, то ли от вида безучастного лица юного солдата — именно этот момент возвращает его на сорок лет назад.