Суперзвезда

Джек и Кэссиди вернулись на площадь Вандом. «Риц», несомненно, был самым изысканным из парижских отелей. Его залы, украшенные позолотой и задрапированные тяжелым шелком и гобеленами, наполнял звон хрустальных люстр. Богачи и знаменитости со всего мира останавливались здесь не только благодаря великолепной обстановке, их привлекало то, что «Риц» гарантировал анонимность, которая была необходима клиентам такого уровня.

Приехав, Кэссиди и Джек прошли по охраняемому коридору в лифт и поднялись на верхний этаж, где находился пентхауз, снимаемый Джеком.

Джек обещал ей, что она сможет выбрать комнату, но она никак не ожидала увидеть, что комнат так много. Их было около дюжины, и пять из них оказались спальнями. Все они были отдельные, за исключением двух: дверь спальни Джека вела в ванную с джакузи и сауной, а дверь ванной вела в гардеробную, которая, в свою очередь, соединялась со второй большой спальней.

С бьющимся сердцем Кэссиди устремилась во вторую комнату. Она быстро огляделась, стараясь не смотреть на кровать, но страх заставил ее покинуть великолепную спальню.

Вместо этого она выбрала самую маленькую и уютную комнату, обставленную мебелью в стиле барокко с шелковой обивкой в нежных персиковых и голубых тонах. Из окон открывался восхитительный вид города. Кэсс сняла промокшую накидку и туфли и направилась в ванную. Отражение в зеркале подтвердило ее опасения. Волосы растрепались и свисали мокрыми прядями, макияж смазался, а новое платье из шелка от «Донна Каран» помялось.

Она умылась, высушила волосы и осторожно взглянула на мягкий махровый халат, висящий за дверью. Кэсс не могла удержаться от мысли, какие женщины носили его — и сколько их было? Правда, к ее жизни это не имело никакого отношения.

То, что она провела сказочный вечер с мужчиной, которого пригласила бы на главную роль, если бы ей довелось снимать романтический фильм, не имело значения, конечно, если у нее было будущее в кинобизнесе.

Был ли Джек мстительным по натуре или просто жестоким? Усомнившись в его намерениях, она задела какую-то струну и порвала связь, установившуюся между ними. Как только они приехали, он заперся в своей спальне за двумя массивными дверями красного дерева.

Чудесный вечер закончился ужасно. А что, если нежелание поддаться на его уловки заставит Джека помешать съемкам фильма? Чутье подсказывало Кэссиди, что, если «Опасные желания» оправдают ожидания, будут закончены в срок и уложатся в бюджет, Джек не будет чинить ей препятствий в Голливуде. Она была уверена, что, оскорбила она его или нет, он сдержит свое обещание передать ей «Десмонд». Для этого ей нужно сосредоточиться на последних, самых важных днях съемок. В этом нет ничего сложного. Сейчас она мечтала только о теплой постели и нескольких часах сна. Она вышла из ванной и повесила платье и белье на батарею.

В дверь постучали, и Кэссиди подпрыгнула от неожиданности.

Дворецкий, англичанин средних лет по имени Найджел, заглянул в комнату и спросил:

— Мадам, принести вам чашку горячего чая или, может, теплого молока?

Кэсс улыбнулась:

— Было бы замечательно выпить чаю. Спасибо.

Он повернулся, чтобы уйти, но Кэсс спросила:

— Мистер Кавелли… спит?

— Нет, мадам. — Англичанин слегка наклонил голову. — Мистер Кавелли пьет чай в гостиной.

Кэссиди удивилась, почувствовав себя обиженной из-за того, что ее не пригласили присоединиться к хозяину. Она не знала, хочет ли Джек наказать ее или пытается затащить в постель.

— Я передумала. Я присоединюсь к мистеру Кавелли в гостиной.

— Хорошо, мадам, — ответил дворецкий и ушел.

Когда дверь закрылась, Кэсс заметалась по комнате, пытаясь сделать что-нибудь со своим плачевным видом. Она высыпала на кровать содержимое черной вечерней сумочки, нашла тюбик бледно-розовой губной помады, пудру и маленький флакончик духов. Она поблагодарила Бога за то, что в комнате были новые расчески, зубная щетка и паста. Этого было недостаточно для полного макияжа, но кое-что можно было исправить.

Спустя пятнадцать минут она, посвежевшая, вышла из комнаты. Она тронула губы помадой, слегка припудрила лицо и подушилась любимыми духами, а платье и волосы высушила с помощью фена.

Почти на цыпочках Кэсс прошла через мраморный холл к гостиной. Не обращая внимания на роскошную обстановку, она сосредоточила внимание на Джеке. Он сидел в темном бархатном кресле спиной к ней, глядя на огонь, пылающий в огромном камине, отделанном темным деревом. Было очевидно, что этот человек, погруженный в раздумья, не собирается замечать ее присутствия.

Кэсс, казалось, целую вечность простояла в дверях. Потом она развернула второе кресло так, чтобы сесть рядом с ним. Шелковая обивка зашуршала, и несколько мгновений в комнате был слышен только этот звук да еще потрескивание огня в камине.

Наконец она заговорила:

— Прости, я вела себя грубо. Я поспешила с выводами.

Он слушал, не отвечая. Молча он сделал глоток чаю и поставил чашку на место.

— Ты был прав… то, что ты сказал о том, что я не доверяю мужчинам.

Джек слегка повернул голову и поднял бровь. Спустя мгновение он сказал:

— Продолжай… я слушаю.

Кэсс занервничала. Другие мужчины, в том числе и Рудольфо, интересовались тем, что ее волновало, но она инстинктивно чувствовала, что это была лишь уловка, чтобы добиться близости. Интерес Джека был искренним, она была в этом уверена. Она читала, что Кавелли интересуется людьми, окружающими его, и теперь она тоже входила в этот круг.

— Помнишь ту ужасную сцену, которую устроил Джонатан на вечеринке отца?

Джек кивнул. Он ловил каждое ее слово.

— Он говорил о том, что случилось очень давно, с другой Кэссиди Инглиш. Я была очень молода, мне едва исполнилось восемнадцать. Я влюбилась в человека, который разбил мое сердце.

Она смотрела вдаль, вспоминая ужасные годы после разрыва с Томом.

— Моя душа превратилась в пустыню.

Джек хотел было что-то сказать, но она подняла руку, чтобы остановить его:

— Подробности не имеют значения. Важно то, что меня предали. Я сделала другого человека центром своего мира, потому что я была молодой и глупой.

— И одинокой? — спросил он.

Кэссиди кивнула. Он продолжал:

— И ты жила как приемный ребенок, до которого никому нет дела?

Ее мысли переметнулись от прошлого к настоящему. «Откуда он знает обо мне все это?» — удивленно подумала Кэсс. Джек приоткрыл дверь, которая захлопнулась, когда она, отвергнутая, покидала аэропорт Лос-Анджелеса много лет назад. Он вытащил на свет причиняющие боль воспоминания, которые она так тщательно прятала в своем сердце. Плач вырвался из пещеры, в которой были похоронены ее чувства, слезы заблестели и хлынули ручьем.

Джек встал и подошел к ней, взял ее за руки, притянул к себе. Они стояли лицом друг к другу, их тела почти соприкасались. Он осторожно вытер слезы и поцеловал ее. Взял ее лицо в свои руки, нежно прикасаясь к ее щекам, наклонил голову и едва прикоснулся губами к ее губам.

— Скажи, чего ты хочешь, — прошептал он. Он провел руками по ее плечам, взял ее ладони в свои, не отрывая взгляда от глаз Кэссиди.

Кэсс закрыла глаза, представляя, как его руки гладят ее тело, прижимая все ближе. Огонь разгорался. Усилием воли она пыталась сдержать желание, овладевшее ею. Смущение заставило ее лицо вспыхнуть. Не раздумывая, она ответила:

— Тебя.

Он снова прижался губами к ее губам, на этот раз с большей настойчивостью, и языком раздвинул их. Подразнивая, он слегка отстранился, прикусив ей нижнюю губу.

Потери и предательства, прошлое и настоящее исчезли в этот миг. Джек заставил ее забыть Тома, аборт, все оскорбления, нанесенные ей ненавистными дядей и тетей… обман Рудольфо, невероятное напряжение съемок и одиночество, к которому она так привыкла за свою жизнь.

Вдруг Джек резко отстранился, забирая возникшее ощущение счастья.

— Уже очень поздно… Тебе надо отдохнуть.

Смущенная, не в состоянии вымолвить ни слова, Кэсс молча смотрела на него.