Я люблю Париж

— Энджел, ты что творишь? — прошипел Грэм, пытаясь удержать Солен другой рукой. — На вас же все смотрят.

— Я хочу надрать ей задницу, Грэм, не мешай, — сказала я, быстро вставая на ноги и отталкивая его с дороги. Но зря я набросилась на столь тощую цель с такой энергией. Как только я ударила ее, мы обе повалились и кубарем покатились назад, затормозив только тогда, когда поняли, что попали прямо на середину сцены.

Толпа завопила и принялась всячески выражать свой восторг, когда мы появились на больших экранах по обе стороны от сцены. Я села, удерживая Солен между ног, и стала смотреть на огромное море людей.

— Вот черт, — сказала я, ослепленная вспышками из скопления журналистов.

— Тупая дрянь! — взвыла Солен, сшибла меня с ног и, перекатившись, уселась на меня. Толпа приветствовала нас, когда Солен обрушила в мою сторону свои крошечные кулачки, а я извивалась под ней, отфутболивая ее руки и отчаянно пинаясь. Некто очень умный, отныне и навечно прописавшийся в моем черном списке, включил микрофоны на сцене, чтобы толпа могла слышать текущие комментарии и мат на двух языках, и хотя мне казалось, что она мутузит меня уже долгие часы, прошло, наверное, всего лишь несколько секунд, и тут я почувствовала ее ступню на своем животе, которая касалась меня почти невесомо, а потом и вовсе перестала ощущать ее, когда кто-то стал оттаскивать эту ненормальную.

Открыв глаза, я увидела, что ее тащит не Грэм и не Крейг, а Виржини — именно она волокла ее со сцены. Виржини была заметно мельче моего заклятого врага, однако оказалось, что она умеет цепляться за волосы, у самых корней. Платье Солен задралось выше талии, а один из каблуков ее сапог отвалился. Лучшего ракурса для камеры придумать было просто невозможно. Две девицы кричали друг на друга по-французски, к восторгу собравшихся здесь носителей языка; Солен пыталась вырваться от Виржини, вцепившейся в нее мертвой хваткой. Я с трудом поднялась на локтях, чтобы посмотреть и перевести дух.

Драка — самое лучшее упражнение, которое мне только приходилось пробовать.

Виржини почти удалось столкнуть Солен со сцены, но она сумела выкрутиться и начала атаковать мою неудавшуюся спасительницу. Я прыгнула на ноги, убедившись, что футболка прикрывает все, что нужно, и снова бросилась в самое пекло. Я оттолкнула Виржини, насколько возможно осторожно, учитывая накалившуюся атмосферу, и, повернувшись, отвесила Солен давно заслуженную оплеуху. Та изумилась, увидев, что я встала на ноги, однако ее изумление было не настолько сильным, чтобы забыть, чем мы занимаемся. Я даже не отвела руку, как она наварила мне именно в тот глаз, под которым не так давно сиял мой фонарь.

— Ах ты, тварь! — взвизгнула я, перегибаясь пополам и прижимая руку к лицу.

Солен победно ухмыльнулась, поправила платье и перекинула волосы за спину. Не успела я среагировать, как услышала позади громкий вопль и увидела, как промелькнули темные волосы. Я отпрянула в сторону и, завалившись на пятую точку, увидела, как Виржини от всей души вмазала Солен по физиономии. Та закачалась, сделала несколько неуверенных шагов, а потом сделала шаг назад по сцене, чтобы восстановить равновесие. К сожалению, сцена уже кончилась. Я ожидала, что она уморительно замашет руками, как в комедии, чтобы податься чуть вперед и удержаться. Она свалилась с переднего края сцены и полетела вниз, как кирпич, прямо на журналистов, стараясь, чтобы получился качественный снимок после драки. Я замерла, ожидая ее крика, и не успела даже сделать вдох — она не заставила себя ждать.

Мы с Виржини перегнулись через край сцены и увидели, что Солен отмахивается от рук, предложенных ей, чтобы помочь принять вертикальное положение. Я помахала ей с издевательской улыбкой, обретя способность смеяться теперь, когда убедилась, что моя обидчица не сломала себе шею. Это был бы уже перебор — во всех смыслах. Она растолкала фотографов, беспрерывно щелкавших вспышками камер, и стала исчезать в толпе, которая ликовала, когда она проходила мимо.

Я покачала головой, довольно потирая шею. Не могу поверить, что она все же решилась на открытое противостояние. И еще я не могла поверить, что Виржини нокаутировала ее.

— Спасибо, — сказала я, прижимая руку к челюсти.

— Обычно я веду себя мирно, — покраснела Виржини, — но теперь чувствую себя великолепно.

— Мне можешь не объяснять. Я прекрасно понимаю, что иногда просто необходимо дать пощечину. Или запустить туфлей. Кстати, извиняюсь за это еще раз.

— В меня ты не запускала туфлей, — смущенно уточнила Виржини.

Я обернулась и посмотрела за кулисы, где все еще стоял Грэм и с открытым ртом оглядывал весь хаос, который мы с Солен организовали. Крейг стоял рядом, но вид у него был не такой озабоченный, и он подбадривал меня, показывая «подкову» и попивая пиво.

— Алекса нет? — спросила я, беззвучно шевеля губами, не зная, включены ли еще микрофоны.

Грэм покачал головой и пожал плечами, указывая на свои часы. Группа должна была выйти на сцену еще пять минут назад.

Лишенные развлечения, которое их занимало, зрители забеспокоились. Передние ряды начали скандировать: «Стиле!» — и этот клич скоро разнесся по всей площади. Грэм вскинул руки в воздух и отвернулся, прижав телефон к уху.

— Э-э, а эта штука еще работает? — спросила я у воображаемого собеседника и подняла микрофон с пола. Высокочастотный визг, донесшийся из колонки в ту же секунду, подтвердил, что да. И, даже не зная, что сказать, я моментально привлекла всеобщее внимание, хотела я того или нет.

— Привет, — начала я. — Я Энджел. Простите за эту заварушку с дракой.

Толпа неожиданно смолкла. И все стали просто смотреть на меня.

Кто-то из журналистов покашлял и крикнул на сцену:

— En Franais? [85]

— Je suis desolee, je ne parlez vous la Frangais [86], — с запинкой вымолвила я дежурную фразу на французском в микрофон под возмущенное мычание. — Но я уверена, «Стиле» появятся через минуту.

Мычание переросло в какое-то тревожное массовое обсуждение.

— Э-э, Stillsseront sur la scene dans un moment [87]. — Виржини выхватила микрофон у меня из рук, и толпа ответила одобрительным восклицанием. — Скажите что-нибудь, — поторопила меня Виржини, прикрыв микрофон рукой. — Я буду переводить.

Я взяла микрофон и стала пялиться на зрителей. Серьезно, их была тут целая армия.

— Ну вот, меня зовут Энджел, и я большая фанатка «Стиле». — Я закрепила микрофон на стойке.

Возникла небольшая пауза, пока Виржини переводила, а потом раздался восторженный рев.

— Энджел, ты что делаешь? — закричал Грэм за кулисами. Крейг был слишком занят, поддерживая толпу. Было такое ощущение, что он фанат собственной группы.

— Не знаю, — крикнула я в ответ. — Хочу сказать, что выкраиваю для вас время, но не хочу выставлять себя на посмешище.

— М-да, второе вполне возможно, — отозвался он.

— У группы возникли какие-то технические сложности, — снова сказала я в микрофон. — Но они через минуту появятся.

По всей площади слышались пересуды. Фотограф, стоявший у моих ног, что-то крикнул Виржини в обход меня. А она ответила в микрофон, подняв волну фривольных возгласов и вызвав хихиканье пришедших на фестиваль девушек.

— Что ты там сказала? — прошипела я, ослепленная внезапными вспышками прямо у своих ног.

— Он спросил, кто ты, — ответила Виржини, закрываясь от камер. — Я сказала, что ты подружка.

— Ты что?!

Это уже нехорошо. Я была совершенно не в том виде, чтобы фотографироваться в качестве «подружки вокалиста». Я могла бы сойти за «наркодилера вокалиста», но и только. Этот факт не остался не замеченным женской половиной аудитории, которую не впечатлило откровение Виржини. Я увидела, как то там, то сям руки складываются в неприличные жесты, и даже услышала несколько неодобрительных возгласов. Фу, девушки.