Божественные тайны сестричек Я-Я

Назавтра днем Виви проснулась от громких разглагольствований матери-настоятельницы. Она открыла глаза и принялась считать полоски света, падающего сквозь щели в ставнях. Судя по тому, как далеко они легли, было уже около полудня.

Немного погодя сестра Соланж помогла Виви встать, одеться и сунула ей в руку лавандовое саше. Ей не хотелось отпускать девочку, но, видимо, мать-настоятельница решила иначе.

Виви твердила себе, что сестра Соланж дала обет послушания, поэтому ей приходится подчиняться. Только поэтому она отпускает Виви.

По приказу матери-настоятельницы Виви пошла на занятия. Правда, ужин она пропустила и легла, сжимая в руке саше. В коридорах стояла тишина. Девочки ужинали, и Виви казалось, что она сейчас одна на большом корабле.

Сбросив школьную форму, она сняла со стены синее бархатное платье. Сейчас ей было так необходимо зеркало, но в академии не было зеркал. Поэтому Виви порылась в сундуке, вынула маленькую серебряную пудреницу, подарок Женевьевы, с розой, выгравированной на крышке. Сладко запахло пудрой. Совсем как в гардеробной Женевьевы.

Виви открыла пудреницу и взглянула на себя. Внимательно изучила глаза, нос, рот. Ей ужасно хотелось посмотреть, во что превратилось ее тело. Она поставила на топчан стул с прямой спинкой и, придерживая платье, встала перед высоким окном. Темнота уже сгущалась, и Виви, включив свет, увидела свое отражение в стекле и поспешно натянула платье. Открытое, с рядом крошечных, застегивавшихся на боку крючков, оно стало чересчур свободным для истощенного тела Виви.

«А ведь Джек не мог отвести от меня взгляд, когда я была в этом платье, — подумала она. — Легонько теребил бархат, когда мы танцевали, и его нежные прикосновения заставляли меня вздрагивать от возбуждения.

Опустив подол, Виви вгляделась в свои груди. Подняла их ладонями. Она рассматривала свое отражение, пока комната не закружилась.

Осторожно спустившись со стула, Виви поставила его на место и выключила свет. Потом широко распахнула окно и легла поверх грубого шерстяного одеяла, царапавшего спину. Глаза горели. Ей хотелось выпить, но виски не осталось. Скоро она крепко заснула.

И видела Джека, лежавшего рядом, на берегу Спринг-Крик, на одеяле в бело-розовую клетку. Они держались за руки и смотрели в огонь. Ей снилась еда, которую обычно готовили у ручья. Но вдруг пламя костра метнулось к ним, жаркое, яростное, готовое пожрать. И когда Виви дотянулась до Джека, тот уже был охвачен огнем.

Она проснулась с воплем. Комната была полна дыма. Пахло горящей тканью. Она не сразу сообразила, что это горит ее бархатное платье и огонь подбирается к постели.

Виви спрыгнула на пол, пошатываясь от головокружения и страха. Единственное, что она успела, — сорвать с топчана подушечку Дилии. Но ноги отказывались повиноваться. Она не могла заставить себя двинуться с места. Оранжевые языки уже лизали простыни. А Виви все смотрела на свое бальное платье, превратившееся в серый пепел. Огонь приятно грел ее обнаженное тело. Казалось, она наблюдает демонически прекрасный балет и не в силах оторвать глаз.

И хотя Виви никого не видела и не слышала, чьи-то сильные руки схватили ее сзади и вытащили из комнаты. Она очнулась уже в холодном темном коридоре, голая, дрожащая. Дверь горящей комнаты была закрыта. В ушах раздавался звук собственного свистящего дыхания.

Виви начала кричать, тонко, жалобно, и не смогла остановиться, даже когда другие ученицы прибежали посмотреть, что случилось; даже когда в коридор в панике ворвалось стадо монахинь; даже когда пожар был потушен; даже когда мать-настоятельница накинула на нее одеяло, крикнув:

— Прикрой наготу!

«Они сожгли мое лучшее платье, — думала Виви. — И хотели сжечь меня заживо!»

Мать-настоятельница потащила Виви в свой кабинет, где принялась трясти. Шерстяное одеяло царапало кожу Виви. Все тело чесалось.

— Немедленно прекрати визжать, — велела перепуганная мать-настоятельница. — Возьми себя в руки, Джоан!

Но Виви ничего не слушала, и тогда монахиня ударила ее по лицу, исполненная решимости привести девушку в чувство единственным известным ей способом.

Виви продолжала вопить.

Сестра Соланж примчалась в кабинет, как только узнала о случившемся. Она не успела надеть покрывало, только поспешно накинула на ночную сорочку плащ с капюшоном. Словно не замечая хмурого лица настоятельницы, она подбежала к Виви и обняла.

— Позаботьтесь об этой ученице, — прошипела мать-настоятельница, в чьих очках отражался свет лампы, придавая ей вид чудища. — Девочка перенесла сильное потрясение.

Над письменным столом матери-настоятельницы висело изображение кровоточащего сердца Иисусова. Слева находилось распятие. Под распятием красовалась надпись: «Непорочная жертва».

— Разумеется, матушка, она очень расстроена. Постель, в которой она спала, намеренно подожгли.

Мать-настоятельница потерла висевшие на поясе четки.

— Джоан могла сама устроить пожар. Нам придется расследовать это дело.

До Виви почти не доходил смысл их слов. Она замолчала, но продолжала дрожать. Монахини входили и выходили, она ничего не замечала. Решали, не стоит ли вызвать отца О’Донагана, священника, который служил мессы и исповедовал учениц.

— Матушка, — осмелилась спросить сестра Соланж, — не думаете ли вы, что было бы благоразумным позвонить ее родителям?

— Вряд ли стоит их волновать по такому поводу! — отрезала мать-настоятельница. — Лучше уладить все самим.

— При всем моем уважении, как медсестра, я советовала бы связаться с ее семьей. Вивиан Джоан была больна, и очередное потрясение может подействовать на нее сильнее, чем мы предполагаем.

— Сестра Соланж, я уже все решила. Ее родителям не стоит звонить.

— Да, матушка, — пробормотала сестра Соланж и, отведя глаза от Виви, уставилась на кровоточащее сердце, а потом на пол. Обет послушания был нерушимым. — Может, матушка согласится позволить Виви провести ночь в лазарете, чтобы я смогла понаблюдать за ней? — все же сказала она.

Мать-настоятельница спрятала руки в рукава и направилась к столу.

— Что ж, не возражаю. Вы можете забрать девочку, — кивнула она и, подняв прикрепленное к четкам маленькое распятие, поцеловала. — Довольно волнений на сегодня. Пора ложиться спать. Молитесь, сестры, за душу этой дочери Марии.

И Виви подумала, что здешние обитательницы только и способны молиться за души. Тело может сгореть, и никто этого не заметит.

Сестра Соланж привела Виви в лазарет, одела в длинную фланелевую рубашку не по размеру. Широкие сборчатые рукава белыми облаками свисали с ее худеньких рук. Монахиня набросила на плечи девочки полотняное покрывало, положила бутылку с горячей водой к ногам и еще одну — на колени. Они сидели рядом в маленькой аптеке и вдыхали запах роз, стоявших в вазе на столе. По стенам теснились стеклянные шкафы, забитые коробками и флаконами с лекарствами.

Монахиня принесла чай и тарелочку имбирного печенья.

— Поешь, пожалуйста, Вивиан Джоан, — попросила она.

Руки девушки дрожали так, что она пролила чай на рубашку, но, похоже, даже не заметила этого. Потому что упорно смотрела на крошечные ромашки, плававшие в чашке.

После того как Виви смогла сделать глоток, сестра Соланж довольно улыбнулась:

— Вот и хорошо. А теперь съешь печенье.

Виви молча уставилась на печенье, не пытаясь его надкусить. Сестра покачала головой.

— Поговори со мной, Вивиан.

Звук настоящего имени подействовал на Виви, как луч солнца, отразившийся от металлической пряжки или куска фольги и больно ударивший в глаза. Она неуверенно взглянула на монахиню.

— Как тебя называли дома?

Виви показалось, что у сестры Соланж усталый вид. Она перевела взгляд со светлых волос на руки. Монахиня нервно сжимала и разжимала пальцы. Увидев, что Виви это заметила, она спрятала ладони под плащ.