Сердце странника

— Ты что, знал Кольку раньше? — удивилась Кристина, забыв про свой кофе.

— В том-то и дело, что нет. Но для меня это вопрос принципа. Я их предупреждал, чтобы меня не трогали, не лезли в мою жизнь ни прямо, ни косвенно. И раз уж они не поняли, то я вынужден объяснить им, как они неправы, более агрессивным методом.

— И как же ты им объяснишь?

— Я их похороню. Образно, конечно, выражаясь. Лучшая защита — это нападение. Я применю метод, который изобрел Иосиф Сталин.

— ГУЛАГ в миниатюре, что ли? — засмеялась Кристина.

— Нет, это Обвинение. Чем больше поток обвинений, чем он чудовищнее, тем больше теряется обвиняемый. Кроме того, мои обвинения не будут безосновательными.

— Например?

— Что ты знаешь о «Насдак»?

— А я что-то должна знать?

— Это биржевой индекс деловой активности крупнейших мировых фирм и компаний.

— Интересно, какое отношение «Насдак» имеет к парню по имени Тимофей?

— На первый взгляд никакого. Но нас связывает одна и та же цепочка обстоятельств. Итак… — Тимофей взял со стола лист бумаги и нарисовал в середине кружочек. — Представь себе крупную компанию X, у которой за последние несколько лет возникли серьезные финансовые проблемы. Проклятый Майкрософт и не таким жизнь портил. Прибыли падают, рентабельность стремится к нулю. Для любой компании такое положение дел грозит потерей доверия инвесторов и акционеров. И как следствие — снижение котировок акций и еще большие потери. Короче, что делают менеджеры компании для улучшения дел? Надеясь на это в будущем, они просто замалчивают размеры убытков, пытаясь с помощью дочерних структур создать впечатление «расширения производства», которое, естественно, требует все новых вложений. Но по сути никаких вложений нет. Есть простая перекачка денежных активов по электронным сетям. И тут на сцену выступают эти самые дочерние структуры — фирмы Y и Z. — На листке появилось еще два кружочка, которые Тимофей соединил стрелочками в треугольник. — Допустим, что компании X не повезло и она связалась с мошенниками, которые специально из своих мошеннических целей создали фирмы Y и Z. Из компании X на их счета с оговоренной периодичностью поступают и с той же периодичностью убывают деньги. Огромные деньги. Перемещение этих денег тщательно контролируется эмиссаром компании X. Этот эмиссар (назовем его мистером X) — кость в горле для руководителей Y и Z. Мистер X — барьер между ними и вожделенными деньгами, так как он уполномочен следить за всеми банковскими операциями. Поэтому руководители Y и Z придумали один хитроумный план, который позволил бы им спокойно завладеть кучей денег, проплывавших до этого мимо их алчных ручек. В этом плане главная роль отводилась твоему покорному слуге, — Тимофей шутливо поклонился, — так как раньше он отлично справлялся с проблемами подобного рода. Но я, как ты понимаешь, поломаю им все удовольствие. Для этого мне надо только одно — поговорить с мистером X с глазу на глаз. Всего несколько минут. Этого будет достаточно, чтобы посадить Старика и его присных в глубокую лужу. Им уже будет совсем не до Кольки.

— Я ничего не поняла, но мурашки по коже у меня уже бегают, — покачала головой Кристина, кутаясь в плед. — И ты знаешь этого мистера X?

— Знаю, — кивнул с улыбкой Тимофей.

— И почему просто не пойдешь к нему?

— Тут нужна осторожность. Не хочу снова оказаться в придорожной канаве. При этом без дыхания и пульса в моих молодых членах.

— Скорее, скорее иди сюда! — потребовала она, распахнув плед. Потом прижала Тимофея к себе и уткнулась носом в его шевелюру.

— Господи, господи! Что же вы, мужики, за Дон-Кихоты такие? Вечно с мельницами воюете.

— Скорее, это мельница со мной воюет.

— Нет, в твоем случае это не мельница, а дракон, — вздохнула Кристина. — Самый настоящий. Не боишься, мой дорогой рыцарь?

— Не боюсь, потому что знаю его уязвимое место.

— А он знает?

— О чем?

— Где твое уязвимое место?

— Наверняка. Но я ударю первым.

— Уж не для этого ли ты притащил свой клоунский реквизит? — кивнула она на большие сумки в углу комнаты.

— Ага. А ты догадливая.

— Просто у твоей Дульсинеи соображалка работает.

— Я очень рад этому обстоятельству.

Она хлопнула ладонью ему по лбу и спросила:

— И когда ты намереваешься поговорить с этим распрекрасным господином, который у кого-то в горле застрял?

— Завтра.

— Так скоро?! — испугалась Кристина.

— Другого случая может не представиться. У него намечается праздник, который я намерен почтить своим присутствием.

— Ты самый ненормальный Дон-Кихот из всех Дон-Кихотов.

— Если ненормальность означает неординарность мышления, расчет, изобретательность и принципиальное неприятие зла, тогда я согласен быть самым ненормальным.

— И самым пижонистым, хотелось бы мне добавить! — засмеялась Кристина, укрываясь вместе с ним пледом.

— Богдан Сергеевич, почему вы считаете, что Тимофей тут появится? — осторожно спросил Олежек, наблюдая вместе с ним за машинами с дипломатическими номерами, въезжавшими через ворота на территорию особняка.

— Он упрямый парень. Появится, — уверенно ответил Старик. — Обязательно появится.

— Лично я не уверен. Он не рискнет сунуться сюда.

— Я всегда говорил тебе, чтобы ты не судил о людях по себе. Собственное Я — не та мера, которой измеряются характеры других.

Они стояли возле маленькой беседки на краю участка, в стороне от резвящихся детей, голоса которых звучали резко и пронзительно в густом теплом воздухе запоздавшего бабьего лета, решившего одарить горожан последними своими прелестями. Иногда сквозь слой облаков проглядывало солнце и разливало по городу мягкую дымку во всех тонах оранжевого и синего. День обещал быть просто прекрасным.

Старик щурился, отыскивая взглядом своих людей, неспешно прогуливавшихся вдоль забора. На них обращали внимание только дети, которым всегда и до всего дело. Под натянутым тентом начали рассаживаться скрипачи. Из дома для гостей вынесли закуски и напитки. Слышалась бойкая английская речь, смех и стук крокетных молотков. Если бы не вздымавшаяся на горизонте бело-красная телевизионная вышка, можно было бы подумать, что все действо происходит на окраине Лондона, в поместье какого-нибудь эсквайра, созвавшего родственников на обед.

— Где Ира? — спросил Старик.

— Не знаю, — пожал плечами Олежек. — Она свой телефон отключила.

— Нюхом чует, маленькая негодница…

— Чего вы говорите?

— Ничего! — отрезал Старик.

Струнный квартет начал свою программу с «Канона» Пахельбеля. Тонкая ритмичность скрипок разлилась вокруг, подобно запаху меда. Именно в такие моменты жизнь теряла всю свою надуманную замысловатость и мрачность. Все становилось на свои места, как шестеренки в часовом механизме.

Старик, прикрыв глаза, улыбнулся.

— Чертовски хорошо. Правда?

— Чего ж хорошего? Эти едят-пьют, а мы тут торчим, дурака этого караулим! — заметил недовольно Олежек.

— Ты неисправим, юноша, — тихо засмеялся Старик. — Оглянись вокруг, вдохни этот воздух и почувствуй редкость момента. Ибо, как сказал Цицерон, все прекрасное редко. Ах, бедное, бедное вы племя! Вы с такой недоверчивостью относитесь к вещам отвлеченным, что жизнь ваша напоминает серый, унылый холст, который вы упорно стараетесь украсить быстросходящими адреналиновыми красками. И когда адреналин исчезает, холст снова становится серым. Помни, друг мой, радость душе иногда приносят самые простые и незамысловатые явления. Будь то этот прекрасный осенний день, наполненный замечательной музыкой, или тонкие струйки воды, стекающие по оконному стеклу, или первый утренний луч солнца, только пробившийся из-за кромки горизонта. В буйстве чувств, как в наркотике, сначала много удовольствия, но потом ты превращаешься в раба, ищущего все новых острых впечатлений, и не можешь остановиться, пока судьба сама не остановит тебя простым щелчком пальцев. Раз! И все. Оглянешься назад — и не увидишь ничего, что согрело бы душу теплом от сознания познанной когда-то красоты.