В погоне за Дейзи(ЛП)

— Она не согласна брать у меня деньги, — объясняет мама.

Секунду молчу и возражаю, тоже по-итальянски:

— У меня она их тоже не берет, но ты ведь ее дочь! Она должна знать, что ты купаешься в деньгах!

— Но ведь они не мои, Дейзи.

— Как же, не твои. Ну, то есть, да, это он ходит на работу, но ты ведь обеспечиваешь ему тыл. Ты тоже их заработала!

— Да, но мама так не считает.

— Даже если так, какая разница? Почему она не позволяет тебе помочь? Или это папа не разрешает тебе ей помогать? — закипаю я. — Это он, да?

Я злая до чертиков, но мама помогает мне остыть.

— Не в этом дело, — спокойно говорит она, поднимая руку. — Твоя бабушка не хочет иметь никакого отношения к твоему отцу — моему мужу. Она лучше будет жить в нищете, чем примет его помощь.

— Но это безумие. Еще пара лет — и стены обрушатся, погребя ее под собой!

Мама испуганно смотрит на меня.

— Не знала, что все настолько плохо.

— А стоило бы! Почему ты не знаешь? Почему, черт возьми, ты не съездишь ее проведать? — И почему раньше эти вопросы не приходили мне в голову. — Ты вообще летала на похороны дедушки?

— Конечно, летала! — рявкает она.

— Правда? Когда? Что-то я не помню.

— Ты была с друзьями в Хэмптонсе.

— Но я не знала, что ты полетела! Почему ты не позвала меня с собой? Ты ведь знала, что я не откажу!

— Да, я…

— Что? Почему?

У нее бегают глаза, и она с трудом подбирает слова.

— Мне… нужно было поехать туда… одной.

— Но почему? Не понимаю!

— О Дейзи… — вздыхает мама.

В замешательстве смотрю на нее.

— Расскажи!

Она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу боль. Потом отводит взгляд и твердо отвечает:

— Просто хотела провести время с мамой, побыть рядом с ней, не беспокоясь о тебе. Ясно?

Качаю головой.

— Нет. Дело не в этом. Есть что-то еще. О чем ты умалчиваешь?

— На сегодня хватит. — Она встает и выходит из столовой.

— Нет, не хватит! — Иду за ней в кухню. — Выкладывай, что происходит?

Кандида моет посуду. Настороженно смотрит на нас и торопливо исчезает. Наверное, она испугалась, услышав, что мы говорим на другом языке. Вероятно, и не подозревала, что в нас есть итальянская кровь.

Мама отворачивается от меня к дальней стене.

— Эй! — кричу я. Подхожу к ней и разворачиваю лицом к себе. В ее глазах слезы и… что-то еще. Страх? — В чем дело? Ты должна мне рассказать. Обязательно.

— Ладно, — говорит она.

— Ладно? — Я удивленно отступаю на шаг назад.

— Ладно. Пойдем прогуляемся.

— Прогуляемся? Одни?

— Да, одни.

— В такое время? — Уже девять вечера. — Без охраны?

— Да.

Невероятно — так непривычно с ее стороны, — но я соглашаюсь.

В лифте, едущем вниз, мы молчим и так же молча идем по улице. Только завернув за угол, откуда не виден наш высотный дом, мама начинает говорить.

— Однажды я ушла от твоего отца.

Я удивленно поворачиваюсь к ней. Она смотрит вдаль, словно затерявшись в своих мыслях.

— Когда? — спрашиваю я.

— Еще до твоего рождения.

— Когда вы жили в Англии?

— Да. Хотя я поехала обратно в Италию.

— К бабушке?

— И дедушке, да. Они были рады моему возвращению. С самого начала были против нашей свадьбы. Утверждали, что у него дурная кровь.

Я знаю, что они имели в виду.

— Почему же ты за него вышла?

— Думала, что люблю, — вздыхает она. — Наверное, я влюбилась в придуманный образ. Тогда я училась в Англии в университете, была стипендиаткой.

— Я и не знала, что у тебя есть высшее образование. — Внезапно в голову приходит мысль, что я вообще много чего не знаю о маме. — Что изучала?

— Английский. — Она слегка нетерпеливо взмахивает рукой. Я отклоняюсь от темы. — Была у меня одна подруга, добрая девушка из богатой семьи, которая пожалела бедняжку с гор. Однажды она вытащила меня на вечеринку в частный клуб ее отца. Мы разоделись в пух и прах — она одолжила мне наряд. Сидели на барных стульях и пили мартини. — Кошусь на маму и вижу, как она ностальгически улыбается. — И тут пришел твой отец. Он был так красив и хорошо одет. Он… положил на меня глаз, как сказала бы ты. Хотел пригласить на свидание. Я была польщена и согласилась.

— И что потом? — не терпится мне. Очень интригующая история.

— Мы слегка… увлеклись, — с трудом произносит она.

— В каком смысле?

Она набирает в грудь воздуха.

— Вы занялись сексом? — предполагаю я. Мама тут же укоризненно на меня смотрит. Мы никогда не обсуждаем интимные дела. Не такие у нас отношения. — На первом свидании? — Она не отвечает, но внезапно мне все становится ясно. — И ты забеременела мной, — хмуро заканчиваю я. Значит, это я виновата, что она была вынуждена выйти замуж. Но ее следующие слова ввергают меня в шок.

— Не тобой.

Я резко останавливаюсь и гляжу на нее, не в силах идти дальше.

— Тогда кем? — задыхаясь, спрашиваю я.

— Наверное, тут не место об этом говорить. — Она обводит рукой улицу: тротуар, навес дешевого итальянского ресторанчика.

— Ну вот еще, — возмущаюсь я. Меня подташнивает. — Рассказывай.

— На двадцать второй неделе случился выкидыш. Пять с половиной месяцев, — добавляет мама, видя, что я пытаюсь сосчитать в уме, и печально довершает: — Это был мальчик.

— То есть, у меня почти был брат?

Она кивает.

— И вы тогда уже поженились?

— Да. Всего за месяц до выкидыша. Живота еще не было видно. Твой отец был раздавлен. Он всегда хотел сына. — Она виновато глядит на меня, и я тут же вспоминаю, что отец сказал, когда мне было всего лет пять или шесть: «Жаль, что ты не мальчик».

— И после меня вы не пытались больше завести детей?

Мама смотрит вдаль.

— Пытались. Все беременности закончились выкидышами.

— Все беременности? — в ужасе не свожу я с нее глаз.

— Их было шесть, но все выкидыши случились в первом триместре. Пол других детей мы так и не узнали.

— А что насчет меня? Почему меня удалось доносить? — Дурацкий вопрос, и я не ожидаю, что ответ ей известен, поэтому вздрагиваю, когда мама внезапно кажется взвинченной. — Мама?

— Идем дальше. — Спешу за ней по тротуару, желая услышать, что было дальше. Наконец она продолжает: — Мне казалось, будто он меня ненавидит.

Растерянно смотрю на нее, и она поясняет:

— Я не родила ему сына.

— Но это же не твоя вина!

— Он так не считал. Хотел попытаться снова. Прямо сразу. Но случился еще один выкидыш. Потом я какое-то время не беременела, и он просто стал желчным и затаил обиду.

— Но как ты с этим жила? Тебе ведь и самой пришлось несладко.

— Еще бы, — просто отвечает она. — «Несладко» — это совсем не то слово. А жить с его ненавистью… Это было слишком.

— И ты ушла?

— Да.

— И, говоришь, это было до моего рождения? — От быстрой ходьбы дыхание сбилось.

— Примерно за десять месяцев до него.

— Ух ты. Значит, тебя ненадолго хватило?

Она качает головой, и ее лицо искажает гримаса боли.

— Что такое?

В свете уличных фонарей я вижу слезы на ее глазах. Останавливаюсь: меня внезапно осеняет. Она тоже останавливается и поворачивается ко мне.

— Он мне не отец, да?

Мама не говорит, не кивает, не качает головой. Просто смотрит мне в глаза, и время как будто замирает.

— Не знаю, — наконец выдыхает она.

— Не знаешь? — дрогнувшим голосом переспрашиваю я.

— Не знаю, — подтверждает она.

— Как так? — Чувствую, что вот-вот разрыдаюсь, и желчно выплевываю: — Кем он был? С кем ты трахалась?

— Он был моей детской любовью.

— Фу! — кричу я, задетая знакомым выражением.

Мама настороженно глядит на меня, но мой гнев не так силен, как желание докопаться до правды. Тяжело дыша, жду, когда она продолжит.

— Мы встречались и расстались перед моим отъездом в Англию. Он рассердился, когда ему стало известно про мой отъезд, и сказал, что не станет меня ждать. Между нами осталось много неразрешенных вопросов.