Моменты

— Боюсь, что да.

— И я не могу ничего сделать, чтобы остановить их?

— Согласно условиям завещания, у вас есть приоритетное право отказа и право выбора самой принять предложение о продаже.

— И о какой же сумме идет речь?

Джим сделал кислую мину. — Боюсь, Элизабет, что это на несколько миллионов больше стоимости ваших ликвидных ценных бумаг.

Она покинула стол и принялась расхаживать по комнате.

— И сколько же у меня времени, чтобы набрать недостающее?

— Ну, Амадо, должно быть, предвидел нечто подобное, поскольку он ясно дал мне понять, что не хочет оговаривать в завещании обычные три месяца.

— И что это означает?

— Вы получите то, что суд сочтет «разумным сроком». С учетом данных обстоятельств, мы, по всей видимости, добьемся четырех месяцев.

— Еще один месяц... не понимаю, что он даст...

Улыбка, которую ей послал Джим, была почти угрожающей. Элизабет порадовалась, что он на ее стороне.

— Все сводится к тому, как долго можно будет оттягивать появление в суде.

— Выходит, время не будет отсчитываться назад, а только вперед?

— Вот именно, вы правильно меня поняли.

— Боже мой, Джим. Вы можете представить, что произойдет, если я позволю какой-то компании типа «Хикс и Броди» забраться сюда с их блок-схемами и управленческими командами? Даже сохраняя контрольный пакет акций, я буду тратить больше времени на сражение с ними, чем на руководство заводом.

— Элизабет, есть и другой вариант, о котором мы еще не говорили. Вам совсем не обязательно вообще сражаться с ними. «Хикс и Броди», конечно, предпочли бы купить все полностью. Судя по тому, что мне пока что удалось узнать, иметь с вами дело они хотят ничуть не больше, чем вы с ними. Их адвокат уполномочил меня сообщить вам, что они с готовностью сделают вам такое же предложение, которое получили Фелиция и Элана, а за ваши дополнительные два процента накинут приличную добавку. Ивы станете невероятно богатой женщиной.

— Неужели вы это всерьез? Как же я могу поступить так с Амадо?

— Элизабет, я понимаю ваше чувство верности, но вообще-то вам уже пора признать, что Амадо больше нет.

— Но я же обещала ему, что никогда не продам...

— Послушайте, я прошу меня простить, но кто-то должен сказать это вам, и, похоже, эта миссия досталась мне. Вам не хуже меня известно, что вы пытаетесь прыгнуть через голову. Данное предложение — это для вас законный путь уйти, и при этом вы уйдете с выигрышем. Я вовсе не хочу позволить вам из-за ложного чувства верности отказаться от того, что, несомненно, может стать залогом вашего обеспеченного будущего. — Элизабет попыталась было ответить, но он выставил вперед руку, останавливая ее. — Та старая поговорка о том, что, мол, надежный путь сколотить маленькое состояние в винном бизнесе — это начать с большого состояния, родилась не просто из желания посмеяться. То, что «Вина Монтойя» успешно существуют вот уже пять поколений, еще не означает, что они непобедимы. Один-два неудачных года — и все это может рухнуть. И где вы тогда окажетесь?

— Снова вернусь в рекламное дело. Послушайте, Джим, я высоко ценю то, что вы пытаетесь для меня сделать, но вы напрасно тратите время. Что бы вы ни говорили — это не изменит моего решения.

— Я могу добиться, чтобы они пошли на уступки. — Джим продолжал гнуть свое, словно и не слыша ее. — Вы могли бы сохранить ваши дома. А если вы тревожитесь о людях, которые здесь работают, то я могу записать в контракте, что никто не может быть уволен как минимум в течение года. И это предоставит каждому уйму времени, чтобы присмотреть себе где-нибудь...

— Джим, вы меня не слушаете. Да я скорее предпочту, чтобы это предприятие было вообще закрыто, чем продам его какому-то «Хиксу и Броди».

— Вы говорите как обидчивый ребенок, которому что-то запрещают, как бы он ни бушевал, — задумавшись на несколько мгновений, он положил руки на подлокотники кресла и, оттолкнувшись, встал. — Если вы намерены отстаивать рискованный шанс выиграть это дело, то вам предстоит вести себя на уровне сверхделовой женщины. Это будет как в игре: нельзя моргнуть первой.

Элизабет нахмурилась, не вполне уверенная, как ей следует истолковать его слова.

— Означает ли это, что вы намерены помогать мне?

— Честно говоря, я очень хотел бы этого. Я уже давным-давно не вел этакой старомодной драки на кулачках. — Он двинулся в сторону двери. — У меня такое ощущение, что это будет нечто большее, чем пустая словесная перебранка.

Элизабет пошла следом за ним.

— Если вы в самом деле так настроены, то почему же вы пытались уломать меня на продажу?

— Потому что вы платите мне за наилучший совет, который я могу дать. А то, что нам предстоит, — нечто иное.

Она откачнулась на каблуках и с облегчением улыбнулась.

— Мне не хотелось бы потерять вас.

Джим усмехнулся.

— Но если бы я не согласился с вашими условиями, вы были готовы отправить меня, так сказать, паковать свои пожитки.

— В тот же миг.

Озорная улыбка приподняла уголки его аккуратно подстриженных усов.

— Вот именно поэтому я и торчу здесь при вас. В жесткой и решительной женщине есть нечто, заставляющее меня откликаться на призыв к оружию. Я думаю, мне бы следовало быть кем-то вроде генерала в армии Жанны д'Арк.

— И какой же будет наш следующий шаг?

— Вы имеете в виду Фелицию и Элану?

— Элана — это марионетка. Беспокоить нас должна именно Фелиция.

— Предоставьте ее мне. А вашей работой будет сбор денег.

— И сколько же мне понадобится?

— Я полагаю, вам понадобится еще десять миллионов сверх того, что у вас уже есть в ликвидных ценных бумагах.

У Элизабет перехватило дыхание. Эта сумма была втрое больше того, что она ожидала услышать. Как же она могла до такой степени не знать конъюнктуры рынка?

— Вы шутите, — сказала она.

— Радуйтесь, что они предлагают, а не требуют, и нам не приходится ввязываться в аукционное сражение с «Хикс и Броди».

— А что, если они передумают и снимут свое предложение?

— Не передумают.

— А почему вы так в этом уверены?

— Потому что вовсе не они задумали эту акцию. Может быть, они и томятся по «Винам Монтойя», но уж не влюблены в них точно. И если эта сделка сорвется, то наготове кто-то другой, который ждет не дождется, чтобы встать на ваше место.

— Я гляжу, вы уже начали вырабатывать некую стратегию.

— Я знал, что вы не пойдете на продажу.

— Я что же, настолько прозрачна?

Джим взялся за дверную ручку и ответил:

— Нет, упрямы.

— Я полагала, что вы останетесь на обед.

— Не могу — слишком много дел, — он ухмыльнулся. — Впрочем, бутылочку обещанного вами «Шардоннэ» я бы захватил.

Элизабет отправилась в столовую за бутылкой вина, а потом проводила Джима до его автомобиля и подождала, пока он уедет. Вернувшись в свой кабинет, она несколько секунд постояла в дверном проеме, пристально глядя на письменный стол.

Да разве удастся ей набрать еще десять миллионов долларов? Каким образом? От этой суммы у нее просто темнело в глазах, она едва укладывалась в сознании. Если бы она уделяла побольше внимания еженедельным отчетам, представляемым ее бухгалтером, то ее никогда в жизни не захватили бы врасплох таким вот образом. Она, разумеется, выплачивала наследственные налоги за винодельню, которые основывались на экспортной оценке имущества. Так как же могла она не знать, в какие суммы оцениваются «Вина Монтойя»?

Да, она явно не была та лихая деловая женщина, какой еще недавно рисовалась себе.

ГЛАВА 26

Прижав телефонную трубку к плечу, Элизабет потянулась через свой рабочий стол к календарю.

— И как скоро вы рассчитываете закончить? — спросила она.

Женщина, с которой она разговаривала по телефону, была адвокатом из Лос-Анджелеса, представлявшей интересы одного предприимчивого рок-певца, который прямо-таки горел желанием вложить солидную долю своего новоприобретенного богатства в покупку какого-нибудь винного завода. Ну, и разве не везение, что Элизабет как раз и подвернулась эта оказия? Борясь за каждый цент, Элизабет решила попытаться продать собственность, не нанимая для этого агента по продаже недвижимости. Она дала себе на это четыре недели. Оставалось всего три дня до истечения срока, когда ей позвонила эта рок-звезда и попросила провести личную экскурсию по заводу.