Последний вздох (ЛП)

Рэйган

В мире нет ничего хуже, чем целовать мужчину и почувствовать, как он абсолютно деревенеет под тобой.

Сначала я не понимаю, что происходит с Дениэлом. Мы целовались, и усилившийся адреналин от побега из соединения Хадсона сочится из его тела в моё. Но затем его тело замирает, а я смущаюсь. Я сижу и понимаю, что искры из его глаз пропадают.

— Дениэл?

Когда он закатывает глаза, я кричу:

— Дениэл? — повторяю я его имя снова и снова, шлепая его по щекам. — Дениэл? Дениэл!

Без ответа. Я откидываюсь от него и задыхаюсь от увиденного. Его рубашка пропитана кровью на плече.

— Боже мой, он же ранен!

— Слишком громко, слишком громко, — стонет позади фургона Наоми с прижатыми руками к ушам, свернувшись в калачик. — Слишком громко.

— Заткнитесь все, чёрт возьми, — кричит на нас Василий. — Я же за рулем!

Я хочу успокоить Наоми, но мне так страшно за Дениэла. У него такое бледное лицо. Я разрываю окровавленную рубашку, чтобы взглянуть на рану. Из его плеча идет кровь, но та, что на боку выглядит хуже. Похоже, в него попали второй раз, и отовсюду хлещет кровь. Мне хочется задушить в себе всхлипы, и я разрываю рубашку, чтобы прижать к ранам и остановить кровь. Я вся в крови. Я бы и свою футболку разорвала, но на мне ничего больше нет.

Я немного раздумываю, оголиться ли. Чёрт. Да все равно. Десятки людей видели меня и касались моего тела. Всё, что имеет значение, лишь бы Дениэл выжил.

— Слишком громко, — снова скулит Наоми.

Василий бормочет проклятия и смотрит в зеркало заднего вида, когда раздается выстрел.

— Нас преследуют.

— Конечно, нас преследуют, — кричу я.

Я передвигаю руки по телу Дениэла в попытке остановить кровотечение. Оно слишком сильное, и во мне поднимается паника.

— Ты прямо у него из-под носа увел его Императора. Вряд ли он опустит руки и скажет: «Ну, и ладно».

Огромный русский бросает на меня гневный взгляд:

— Разбуди его. Он нужен мне, чтобы отстреливаться.

— Хрен тебе, — отвечаю я. — Он ранен.

— Мы тут все будем ранены, если кто-то не приведет его в норму, — рычит он на меня.

Я смотрю на Наоми, но она не в себе. Не знаю, что делать. Отпустить Дениэла и надеяться, что он не истечет кровью? Или держать его и надеяться, что нас не подстрелят?

— Мы можем вернуться обратно в Слезы Бога?

— Если мы не начнем отстреливаться, они пробьют нам шины. Тогда мы уже никуда не доедем, — кричит Василий, протягивая мне пистолет.

— Хорошо! Хорошо, чёрт возьми! — и я выхватываю у него пистолет. — Наоми, — ору я, хотя голос готов сорваться. — Немедленно приложи руки к ранам Дениэла.

— Грязно, — вздыхает она, держа руки на ушах.

— Чем скорее ты сделаешь то, что я говорю, тем скорее мы окажемся в безопасном и спокойном месте, — говорю я ей, снимая пистолет с предохранителя по пути в заднюю часть фургона.

Я замираю, когда заднее окно разбивается. Василий снова разливается в проклятьях, а Наоми кричит, но двигается в сторону Дениэла.

Это хорошо. Я игнорирую разбитое стекло на полу и ползу вперед. Потом разберусь с этими ранами. Липкими кровавыми руками сложно удержать пистолет, но я поднимаю его даже тогда, когда фургон поворачивает, и стреляю. Два раза.

Пули не достигают цели, но радует, что машина Хадсона притормаживает. Если я смогу удержать их на расстоянии, то хотя бы выиграю нам время.

— Чёрт, давай веди быстрее, — кричу я Василию.

Он вдавливает педаль газа, и меня отшвыривает к стене фургона. Ну, хотя бы я получала желаемое. Я вздрагиваю, когда к моим ногам еще сыплются осколки стекла, но снова поднимаю пистолет. Если бы я смогла попасть в лобовое стекло.

Прикусив губу, я держу пистолет двумя руками и начинаю стрелять. Каждый выстрел безумно громкий и с сильной отдачей. И каждый раз я промахиваюсь. Каждый проклятый раз. Затем к моему удивлению, удачный выстрел пробивает лобовое стекло машины, и оно трескается. Машина Хадсона резко уходит в сторону.

— Продолжай стрельбу, — говорит мне Василий, будто я и без него не знаю.

Я стреляю еще, целясь на уровне глаз, но снова промахиваюсь, и решаю поменять тактику.

Есть! На этот раз лобовое стекло разбивается, и я наблюдаю, как машину заносит.

— Да! — кричу я.

— Громко! — вопит на меня Наоми.

— Прости,— бормочу я, снова прицеливаясь.

Они все еще преследуют нас, но не так близко, петляя на узкой дороге.

Я нажимаю курок, но слышен лишь щелчок. Чёрт.

— Патроны кончились, — кричу я Василию.

— Мы почти приехали, — орёт он в ответ. — Держись. Будет жарко!

Даже не успеваю спросить, что это значит, когда мы ускоряемся так резко, что меня бросает в противоположную стену. Я врезаюсь в ящик, который гремит, будто там миллион серебреных штуковин. Это подсказывает мне идею. Отбросив пистолет, я рывком открываю запертый шкаф и начинаю вытаскивать из него столовые приборы, выкидывая их в окно. Возможно, это даст нам время и поможет сдержать машину на расстоянии, если удастся попасть по машине Хадсона.

Они снова открывают огонь, но их безумно ведет на дороге, как и нас. Я снова ударяюсь в стену и вижу звезды, когда удар о дверь фургона приходится по моей голове. На следующий день я почувствую эту боль, а сейчас адреналин носится по венам так, что даже не останавливаюсь. От каждой горстки вилок автомобилю Хадсона нужно уворачиваться.

Слышу, как Василий бьет по тормозам, и меня снова бросает в стену фургона. Господи. Я стану чёрно-синей к концу этого бегства.

— Мы приехали, — кричит Василий.

В ужасе смотрю, как фургон останавливается, и Хадсон едет за нами.

— Он по-прежнему сзади, — кричу я. — Василий!

— Хорошо, — говорит он самым жестоким голосом, который я когда-либо слышала.

Хадсон приближается к нам, и прежде чем я успеваю потребовать от Василия уехать, раздаются выстрелы. Оставшиеся окна в машине Хадсона разлетаются вдребезги, и кто-то кричит что-то по-португальски. Я вижу поднятые вверх руки.

Хадсон окружен.

Взрыв облегчения окатывает меня, и я ползу в переднюю часть фургона к Дениэлу. Наоми прижимает руки его ранам. Он всё ещё дышит, но выглядит таким бледным.

— Нам нужен доктор, Василий, — говорю я, но он не выходит со своего водительского места.

Я оглядываюсь, и замечаю вооруженных людей, роющихся в машине Хадсона. Это Мендоза и его люди.

О, Слава Богу. Открыв пассажирскую дверь, я практически вываливаюсь на бетон голая, вся в крови и слезах.

— Мендоза,— кричу я. — Дениэлу нужен врач. Его подстрелили.

Он бросается ко мне, отдавая приказы своим людям. Кто-то вручает мне рубашку. Я пытаюсь встать, но боль подкашивает меня. Упав на землю, я разглядываю подошвы своих стоп, из которых сверкают осколки стекла, и не могу стоять.

— Дениэл, — говорю я, когда кто-то пытается мне помочь. — Помогите Дениэлу!

Мужчины вытаскивают кого-то из фургона, указывая на него. Надеюсь, это доктор. Мендоза натягивает рубашку на мое обнаженное тело, и я притягиваю к себе одну из пронизанных стеклом ног.

— Пойдем, — говорит Мендоза. — Поправь рубашку. Отведу вас обоих, тебя и Дениэла в лазарет.

Я киваю, просовываю руки в рукава рубашки и застегиваю её. Мендоза поднимает меня на руки. Мне хочется закричать, чтобы он не трогал меня, но я не могу ходить. Больше всего на свете я хочу Дениэла. Подняв голову, я вижу, что несколько людей ведут его внутрь. Вдалеке Хадсон, окруженный десятками вооруженных людей, стоит с поднятыми руками над головой. Это хорошо.

Как только мы проходим в ворота соединения, слышу звук заведенного двигателя. Вздрогнув, я поворачиваюсь в ту же секунду, что и Мендоза. Мы смотрим, как фургон, развозящий еду, выезжает, несмотря на количество людей во дворе.

Я оглядываюсь. Наоми ещё внутри.

Как и Василий.

Друг Дениэла снова похищает его сестру. О, нет. У меня сердце уходит в пятки.