Дестини

Она встала, щеки у нее горели.

– Может быть, мама, я сумею помочь. Я попробую. Думаю, я смогу достать шестьдесят долларов.

Мать беспокойно ходила по комнате. Она остановилась, взглянула на Элен, и в ее широко открытых глазах промелькнула надежда. Промелькнула – и исчезла, фиалковые глаза снова потухли.

– Мне нужно сейчас, Элен. Откуда ты их возьмешь, шестьдесят долларов? Вот так, сразу…

– Сумею, мама. Знаю, что сумею. – Элен порывисто обошла стол и пустилась врать, не успев толком подумать. – Мерв Питерс даст, знаю, он даст. Ты знаешь, что я им иногда помогала в баре – после школы? Так вот, он хочет, чтобы я делала это чаще и в определенное время, он мне сам говорил. И по субботам в первую половину дня, когда у них много народа. Он говорил… он обещал платить за субботу пять долларов и столько же за помощь по вечерам. Значит, в неделю десять долларов, мама, ты только представь себе, и если я попрошу, он, уверена, заплатит авансом. Если я скажу, что мне очень нужно…

Она замолкла. Вранье с начала до конца. Она ни разу не работала за стойкой. Мерв Питерс как-то давно заговаривал с ней на эту тему, но тогда все ограничилось разговором, а сейчас он вряд ли даст ей работу – Присцилла-Энн не допустит. Но в последние месяцы ложь о закусочной служила ей оправданием, когда она задерживалась после школы, и мать такое объяснение удовлетворяло. Элен посмотрела на бледное напряженное лицо матери, и ей вдруг захотелось броситься к ней в объятия и рассказать всю правду. Так бы она и сделала, если б у матери не изменилось лицо. В фиалковых глазах зажглась надежда, руки перестали комкать платок. Она радостно вздохнула:

– Ты могла бы, Элен? Ты и в самом деле думаешь, что он согласится?

– Согласится, я знаю, мама.

– Ох, Элен.

Мать скривилась, словно опять собиралась расплакаться, и протянула к ней руки. Элен бросилась к матери и крепко ее обняла. Она уже переросла мать и, обнимая ее, почувствовала, до чего та стала хрупкой. Потом мать отстранилась, попробовала улыбнуться и показала на розовую клетчатую обновку:

– Какое милое платьице. Ты собираешься в бар? Что-то ты говорила, дай вспомнить… Да, ты можешь его попросить, Элен? Сегодня?

– Я принесу деньги. – Элен усадила мать в кресло. – Принесу, обещаю. И тогда ты сходишь к врачу, поправишься, а потом… – Она замолчала, глядя на поникшую голову матери. – Потом, мама, нам нужно чаще разговаривать друг с другом. Помнишь, как у нас раньше бывало? Следует… составить план. Подумать. Я бы могла бросить школу. Могла бы… Мать подняла глаза:

– Шесть, Элен. Уже седьмой час. Тебе не пора? Со мной все будет в порядке. Все хорошо. Мне уже легче. Я не хочу тебя задерживать.

Она взяла чашку и принялась маленькими глотками пить тепловатый чай. Элен потопталась на месте и неуверенно направилась к двери.

– Может быть, мама, я сегодня немножко задержусь.

– Хорошо, милая. Я ведь знаю, где ты, поэтому не стану волноваться. А теперь беги.

Нед ждал ее возле старой беседки. Все эти месяцы они частенько встречались здесь, когда он не встречал ее в машине на оранджбергской дороге. В этот вечер он ждал, как обычно расхаживая по траве и куря сигарету. Элен его первой заметила, и у нее екнуло сердце. Судя по его виду, ему не терпелось ее увидеть. Она и так бежала, а теперь еще припустила; промчавшись по газону, она влетела в его объятия и прижалась к нему; плечи ее поднимались и опускались, она задыхалась и с трудом сдерживала слезы. Нед засмеялся от неожиданной радости и, крепко обняв ее, стал покачивать, словно баюкая.

– Ну же, ну, – тихо говорил он, касаясь губами ее волос. – Ты, похоже, здорово торопилась… Что случилось? – Он заставил ее приподнять лицо. – Тебя что-то огорчило, голубка?

Элен помотала головой и снова уткнулась ему в грудь. Пока что она не могла ему рассказать. Ей придется просить у него деньги, попробовать объяснить, но все это потом, решила она, потом.

– Со мной все в порядке. – Она прижалась губами к его красивой батистовой рубашке; ей было слышно, как стучит его сердце. – Просто бежала и запыхалась. Хотелось вас поскорее увидеть.

– А мне – тебя, голубка. Я считал секунды…

Он взял ее за руки, отстранил, оглядел с головы до ног. Элен застенчиво отошла и стала приводить в порядок растрепавшиеся волосы. Он смотрел на ее раскрасневшееся лицо, встревоженные глаза; медленно опустил взгляд до выреза розового платья, снова поднял и протяжно вздохнул.

– Ты в нем очень хороша, Элен. – Голос его звучал тихо, а в глазах появилось знакомое Элен сосредоточенное выражение, так что она поняла: он говорит то, что думает на самом деле. – Изумительно хороша. А волосы. Ты сделала прическу. – Он поднял руку, тронул ее волосы, потом скользнул пальцами вниз и погладил по шее. – Ты знаешь, как я счастлив? Счастлив просто глядеть на тебя такую. Счастлив, что ты сразу поехала и выбрала его для меня… Подари мне один поцелуй, голубка, всего один маленький поцелуй. Разве моя девочка не хочет сказать, что рада сейчас меня видеть?

Говоря это, он привлек ее к себе, заключил в осторожное, нежное объятие и поцеловал в приоткрытые губы.

– Ох, голубка. Знала бы ты, что со мной делаешь. – Он посмотрел на поднятое к нему лицо, улыбнулся, взял ее руку и продел себе под локоть.

– У меня для тебя небольшой сюрприз. Идем – покажу…

Он повел ее к дому. Элен семенила рядом, часто перебирая ногами, чтобы приладиться к его размашистому шагу. Они обогнули кусты и вышли на лужайку перед окнами. Элен остановилась.

– Куда мы идем? Мне казалось… казалось, мы поедем в ресторан.

– Планы переменились. Я придумал кое-что получше. Сейчас увидишь. Идем.

И он провел ее, придерживая за руку, прямо в дом. Через прохладный вестибюль они проследовали в ту самую большую гостиную. Элен всей кожей ощутила царящую в доме прохладу, ее охватил озноб. Шторы были опущены, все лампы горели, хотя снаружи сияло солнце. Нед заметил, что она покосилась на окна, и улыбнулся.

– Так уютнее. Слуг я услал, нам никто не будет мешать. Полюбуйся, Элен…

Он пересек гостиную и театральным жестом распахнул высокие двойные двери, что вели в столовую.

Эту огромную комнату, где под потолком, давая прохладу, медленно вращались вентиляторы, Элен видела в первый раз. У торцевой стены стоял массивный буфет старинной работы, уставленный изукрашенными серебряными блюдами. Здесь тоже были опущены шторы; ярко горели свечи, вставленные в канделябры, размещенные по центру длинного стола красного дерева. Мерцающий свет играл на фарфоре и хрустале, на гвоздиках из поместного цветника и выращенных в теплицах фруктах. За столом свободно могли рассесться человек двадцать. В торце были накрыты два прибора.

Она застыла на месте; Нед тихо рассмеялся.

– Посмотри.

Он подошел к буфету и начал приподнимать крышки на блюдах.

– Омар. Холодная курица. Особенная подлива – наш повар готовит ее из винограда. Объедение. Пробовала такую, Элен? Дыня. Свежая малина и персики. Сливки. – Он потрогал ведерко со льдом. – Шампанское, сейчас в самый раз охладилось. Французская марка – «Краг». Слышала о таком? Все готово, Элен, можно садиться за стол. Лучше любого из окрестных ресторанов, правда, голубка?

Он посмотрел ей в лицо, уловил в нем тень сомнения и сразу вернулся к ней.

– Элен, скажи, что ты довольна. Я хотел, чтобы ты порадовалась. Хотел провести с тобой вечер именно здесь, разве не ясно? Чтобы мы хоть раз поужинали вдвоем, за моим столом, в моем доме. Девочка моя. Моя прекрасная девочка. Она у нас настоящая дама, так что займет а, столом подобающее место. Будем пить шампанское. Мы нынче празднуем, Элен, ты не догадываешься?

– А что празднуем? – неуверенно спросила она.

– Ну, это мы еще поглядим, – ухмыльнулся он. – Я бы сказал, у нас с тобой найдется много чего отпраздновать.

Он взял ее за руку и отвел в гостиную.

– Сейчас ты у меня тут устроишься, а я принесу шампанское. Пей маленькими глоточками, не торопись – помнишь, как было с бурбоном?