Не целуйтесь с незнакомцем

– Ныряльщики? – переспросила она, удивляясь про себя, что до сих пор не обращала внимания на очень симпатичную ямочку у него на подбородке. – То есть аквалангисты?

– На рынке туризма это сейчас самое многообещающее направление. Я сам ныряльщик – уж я-то знаю.

– Уоррен тоже любит это занятие. Мне бы тоже хотелось научиться нырять с аквалангом, но как подумаю обо всей этой сбруе... – Она закатила глаза.

– Согласен, в этом спорте очень невыгодное соотношение между тренировкой и результатом.

– Что еще за соотношение?

– Специалисты по маркетингу говорят так, имея в виду количество снаряжения в том или ином спорте и количество получаемого от него удовольствия. В горнолыжном спорте эта пропорция не лучше, однако он здорово привлекает путешественников со средствами – тех самых, на которых рассчитываете вы.

– На Мальте есть отличные места для ныряния. Светящиеся скалы, как в Голубом гроте, собирают стаи разнообразных рыб. Это можно будет недурно обыграть.

– Наснимай видеороликов и разошли их по магазинам снаряжения для аквалангистов, просто по спортивным магазинам и туристским агентствам. Посмотришь, какой будет результат.

– Ты прав. Увидев, как красива Мальта, люди обязательно потянутся к нам. В проспектах она предстает просто как залитый солнцем остров. Видео покажет, что гроты у нас красивее, чем на Капри, а ныряние интереснее, чем на Барьерном рифе.

– Пускай твой брат выступит ведущим.

– Уоррен? Но он не профессионал.

– По телевизору он так превосходно смотрится, что ему можно доверить торговлю купальниками среди эскимосов.

Музыка стихла. Джанна хотела идти к столику, но Ник не отпускал ее. Он слишком увлекся, расписывая роль харизмы в рекламе. Услыхав звуки фокстрота, он опомнился.

– Давай попрощаемся с Марком и мисс Магнолией. Тут поблизости не найдется бара? Мы бы выпили и еще поболтали.

Оставив Ноланов в обществе менеджеров из «Тьюкс Беверидж», они переместились в «Америкэн-бар», где устроились в уголке, поблизости от пианино.

– Славное местечко, – одобрил Ник, озирая тесный бар. – Между прочим, кормежка на приеме оказалась лучше, чем я ожидал.

– В начале века шеф-поваром ресторана был сам Эскоффье. Он считается наиболее изобретательным кулинаром всех времен. В отеле до сих пор пользуются его рецептами. «Савой» построил Ричард д’Ойли Карт. Он зарабатывал в качестве импресарио и ставил оперы Джилберта и Салливана. Этот человек всегда стремился к совершенству. «Савой» до сих пор сам изготовляет матрасы и ткет ирландское полотно для своих необыкновенных простыней...

– Боже, ты знаешь, что разглагольствуешь как дикторша?

– А ты улыбаешься, как дурачок, – отрезала она, обиженная его репликой.

– Тебе не нравятся жизнерадостные люди?

– Разве ты жизнерадостен, Ник? Мне кажется, что твоя улыбка – отвлекающий маневр.

Он помрачнел.

Официант принял у них заказ. Джанна была не рада, что нагрубила Нику. Откуда вдруг такая невыдержанность? Ответ не заставил себя ждать: она прореагировала на Ника так, словно перед ней Коллис. Муж то и дело упрекал ее, что она ведет себя как псевдоинтеллектуалка. Ему хотелось оставаться единственным интеллектуалом в семье, оставив ей роль молчаливой обожательницы. Мысль о муже отозвалась болью в сердце.

– Симпатично, – сказал Ник, отпустив официанта.

– Что симпатично?

– То, как ты не задумываясь сыплешь фактами.

Она не знала, серьезно он говорит или насмехается: выражение его лица было невозможно расшифровать.

– Я это к тому, что д’Ойли был первоклассным антрепренером, а мы вот сидим спустя сто лет в его баре и толкуем, как лучше разрекламировать отель. Его бы нам в помощь!

Он поразмыслил над ее словами с серьезным выражением лица.

– Главное, не соревнуйся с Бредфордами – у вас разная клиентура. Они делают ставку на более пожилых путешественников, оставляющих деньги в казино. Нацелься на более молодых, которых привлекает спорт – акваланги, виндсерфинг, яхты. Помни, что это образованный народ. Расскажи им об архитектурных шедеврах и об этих развалинах, похожих на Стоунхендж...

– О Таршине?

– Вот-вот. Когда будешь снимать, постарайся, чтобы на море был штиль. Представление молодежи о Мальте сформировано, наверное, кадрами встречи Буша и Горбачева.

Джанна покачала головой.

– Тогда на Мальту налетел «кслокк». Волнение на море, пена! Встречу в верхах в шутку назвали «Соленым саммитом». Да, погодка тогда и впрямь подвела. Но не так страшен черт, как его малюют.

Ник скривился, пряча улыбку. Она, спохватившись, замолчала. Ситуацию спас официант, притащивший поднос с напитками.

Под вечер следующего дня Джанна поехала на юг, в Суррей, чтобы встретиться с Лорел Хогел. Радуясь солнцу, выглянувшему из-за облаков, она затормозила у нужного дома. Она предусмотрительно прихватила с собой записи репортажей Йена Макшейна, позаимствованные у Джерри, но жалела, что с ней нет Ника. Джанна приглашала его составить ей компанию, но он отказался, сославшись на намеченную поездку в Лайм-Реджис; разумеется, она решила, что ему надоело ее общество.

Почему именно Лайм-Реджис? Для человека, впервые оказавшегося в Англии, те места не фигурировали в списке основных достопримечательностей. Впрочем, Ник Дженсен – незаурядная личность; напряженные размышления о нем не приблизят ее к разгадке, что он представляет собой на самом деле. Сейчас у нее была задача понасущнее – встреча с художницей-медиумом.

Перед домом, похожим на своих соседей слева и справа, радовали глаз ухоженные цветы. Джанна думала, что увидит указатель – предположим, ладонь с подписью: «Художница-медиум», однако перед ней был просто типичный для сельской Англии коттедж. Она поднялась по ступенькам, стараясь не разбудить дремлющую на солнце рыжую кошку.

На стук Джанны дверь немедленно отворилась. В проеме стояла женщина шестидесяти с лишним лет. Когда-то она была блондинкой, но теперь почти совсем поседела. На гостью взирали приветливые зеленые глаза, почти такие же, как у тети Пиф, только темнее.

– Вы, наверное, Джанна, знакомая Джерри, – сказала хозяйка дома, вытирая руки о желтый льняной фартук.

– Да. – Джанна старалась скрыть разочарование: она по меньшей мере ожидала встречи с колдуньей в тюрбане и цветастом платье. – Миссис Хогел?

– Называйте меня Лорел. – Она провела посетительницу в мастерскую. – Присаживайтесь. Сейчас я принесу чаю.

Джанна опустилась в кресло с подголовником, обитое выгоревшим ситцем, и оглядела помещение. На стенах красовались выполненные мелом портреты, не оставлявшие сомнений в том, что хозяйка дома – исключительно одаренная художница. Однако скептицизм Джанны не стал от этого меньше. Как можно написать портрет совершенно незнакомого человека, руководствуясь рассказами о его привычках?

Лорел вернулась с чайником и печеньем.

– Какой чай вы предпочитаете?

Покончив с формальностями, Джанна сказала:

– Джерри не сказал мне, каковы ваши цены...

– Дорогая, я не беру плату. Я просто стараюсь помочь, если могу. Счастливое лицо – вот мой гонорар. – Она села на высокий табурет перед мольбертом. – Расскажите мне о своем друге.

– Речь идет о друге моей тети... – Джанна принялась излагать историю Йена и Пифани, оставляя за скобками самое личное.

Лорел внимательно слушала, то и дело кивая и отхлебывая чай. Минуло полчаса, а она так и не прикоснулась к своим цветным мелкам.

– Вы что-нибудь почувствовали? Или все бесполезно? Поскольку я не знала его лично, то мне, наверное, не удалось передать главное.

– Напротив, я вполне отчетливо вижу его. У него было несчастливое детство. Ему было трудно выучиться писать или... – Она запнулась и посмотрела в окно. Кошка с шерстью цвета спелого апельсина охотилась на хитрую сойку, которая взлетела на высокую ветку и оттуда снисходительно посматривала на неудачницу. – …или читать. Возможно, то и другое.

– Йен получил очень приблизительное образование – в предвоенном Глазго...