Легче перышка

— Двадцать две, — смущенно отвечает он. — Несколько посетителей сказали, что они простили твое первое выступление, посчитав, что ты просто переволновалась, но теперь они чувствуют себя так, словно их предали.

— Что мы можем сделать? — спрашиваю я, потирая уставшие глаза.

— Открыть новую бутылку, — с надеждой в голосе предлагает Патти. — Только мне нужно сделать один коротенький звонок. — Она уходит на кухню за шампанским, и я слышу, как она что-то бубнит в телефон. Счастливая. Наверное, договаривается с эффектным журналистом о встрече на вечер, придумывает, как улизнуть из моей квартиры и помчаться навстречу свободе. Спустя несколько минут Финн, которому, видимо, сильно хочется пить, отправляется на кухню, чтобы поторопить Патти. Они возвращаются с четырьмя бокалами и долгожданным шампанским, вскоре раздается телефонный звонок. С опаской я беру трубку. Мой номер записан в телефонном справочнике, и меня охватывает безотчетный страх. Вдруг это маньяк, который решил, что тело, снимок которого опубликован в газете, принадлежит мне.

— Орла? — Это моя мать. У меня сердце уходит в пятки. Лучше бы маньяк.

— Мам… — Я приготовилась оправдываться.

— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я хочу рассказать о том, что отец Эндрю добавил в следующий выпуск церковного информационного бюллетеня небольшую заметку о том, что моя дочь не выставляла грудь напоказ в центральной прессе. Будто кто-то из Кеннеди мог такое вытворить. Подумать только.

— А как же пункт о неразглашении? — протестую я, но все напрасно. Я понимаю, что ее не переубедить.

— Дорогая, я должна была что-то сделать. Твой отец был в шоке, когда увидел газету. Бедняга никак не мог сообразить, откуда у этой девки такие большие штуки. Впрочем, Марселла быстро ему все объяснила. С Харли-стрит, вот откуда, сказала она. У нее есть подруга, Унаф, ты ее помнишь, милая женщина, она еще носила шляпки одно время: кажется, ей сделали неудачную завивку Но зато ей, — мама переходит на шепот, — все сделали как полагается. Видимо, Господь Бог одарил двумя разными… за новые пришлось отдать целое состояние — она расплатилась шерстью. Так вот, она отправилась к маленькому человеку на Харли-стрит. Славный малый. Еврей. Кажется, его звали Финкельштейн. Или Коэн? Нет, его звали Смит. Точно. Правда, Марселла? В общем, он сделал ей все как положено, она говорила Марселле, что узнает его ручную работу где угодно. И мы достали лупу — нет, дорогая, сначала мы отправили твоего отца на «Яхту» — и смогли разглядеть крохотные шрамики.

— Неужели? — думаю, я ничего не упустила. У меня начинает болеть голова.

— Вечером после мессы отец Энтони тоже сделает заявление. Чтобы люди знали, что моя дочь не сошла с истинного пути. Это так тяжело, дорогая, когда двое твоих детей живут в Лондоне. Про Лондон столько всего рассказывают. — Она вздыхает, но быстро берет себя в руки. — Монахини так расстроены. Они все никак не верили, что кому-то могут не понравиться трусы «упругий живот». Эти трусы сделали в монастыре революцию. Теперь в обед за столик умещается по две монахини с каждой стороны. Сестра Агнеса просто счастлива. Раньше она ела на кухне. Честно говоря, кажется, они собираются заказать большую партию лифчиков «нескакунчиков»: я ведь рассказала, как они подбирают грудь. И теперь в церкви при монастыре собираются поставить новые скамьи.

— Но мама, я думаю, что Антея…

— Кто?

— Проститутка. Думаю, что она все испортила. «Белье-Невидимка» угрожает прекратить поставку. — Я пересказываю последний разговор с Джастином. — На все про все он дал пять дней. Внести поправки.

— Так много времени. Подумай хорошо. За шесть дней Бог создал мир. Подумай, что ты сможешь сделать почти за такой же промежуток времени. А теперь мне пора, дорогая. Нам с Марселлой в четыре нужно попасть в одно место. А как там Финн?

— В порядке.

— Он хорошо питается?

Смотрю на брата, который запихивает в рот шоколад.

— Да.

— А ты следишь за тем, чтобы он чистил зубы перед сном? После того, как прочтет свои молитвы.

— Мам, он уже взрослый мальчик, — перебиваю ее я, — а я его сестра, а не надзиратель.

— Что за женщины пошли! Такие раскрепощенные. В мои молодые годы нам нравилось присматривать за мужчинами. Мы воспринимали это как долг. — Она снова глубоко вздыхает. — Современное общество. Я во всем виню телевизор. В мыльных операх никогда не покажут, чтобы девушка подала на стол своему мужу. Правда, дорогая? Все ходят кушать в кафе или в паб. Откуда такие деньги? Вот что хотелось бы знать. Денег у них вроде нет никогда.

— Мам, — мягко напоминаю я, — уже половина четвертого. В четыре ты куда-то хотела попасть. Сама говорила.

— Ах да, — вспоминает она, — потом поговорим. И не переживай. Я уверена, все будет хорошо.

Как похудеть — совет № 34

Иногда нужно просто покориться сложившейся ситуации

Я ненавижу утро в понедельник. Каждый понедельник я просыпаюсь вялой и беспокойной. Веки почему-то тяжелеют, будто вот-вот я свалюсь с сильнейшей простудой. И неважно, во сколько я отправлюсь спать в воскресенье, я всегда ложусь недостаточно рано. Я не любительница канала Европейского союза, но если он хочет завоевать мое расположение, то пусть лучше прекратит совать свой нос в искривление огурцов и вместо этого сообщит мне, как следует бороться с хандрой в понедельник утром. Тогда, скажем, если мне понадобится утром в понедельник поваляться в постели час-другой, я буду не против уделить им внимание. Все, что мне понадобится сделать, так это позвонить в отдел кадров и потребовать у ЕС условий для любителей поваляться.

Но этим утром все иначе. Звонит будильник, я тут же выпрыгиваю из постели и стремительно ношусь по квартире, собираясь на работу. Я полна энергии и энтузиазма, потому что ночью я приняла жизненно важное решение. Сегодня я, Орла Кеннеди, незамужняя женщина с Госвелл-роуд, подаю заявление об уходе. Я собираюсь покинуть «Браунс Блэк», чтобы никогда больше туда не возвращаться.

Эта мысль пришла мне в голову, когда я лежала постели, слушая, как в соседней комнате тихонько похрапывает Финн. Я прокручивала в памяти события последней недели, анализировала их, взвешивала и потому вдруг поняла, что единственный выход — уволиться. Бессмысленно дожидаться, что проект уверенно встанет на ноги, потому что в таких условиях этого не случится никогда. Если тянуть дальше, то «Легче перышка» может загнуться. Я назначу себе зарплату из фондов, предоставленных «Абакус Венчурс», и возглавлю акцию по возрождению веб-сайта. Проблема лишь в том, что я не представляю себе, как это сделать. Антея уволена, о ней можно забыть, но как мне объявить о том, что на ее месте появился другой человек с точно таким же именем? История про то, что мы хотели сэкономить на визитках, выглядит бредовой.

Вчера мы так и не смогли придумать ничего стоящего. Лиз ушла почти в шесть, на прощание она крепко обняла меня и прошептала, как мама, что она уверена — все будет хорошо. Это послано нам для испытания и все такое. Еще минут через двадцать ушла Патти. Финн вышел с ней, захотел купить что-то в круглосуточном магазине, который на самом деле открывается в 7 и закрывается через 12 часов. Запасы от Марио кончились, в холодильнике хоть шаром покати. Если не считать бутылки водки, туши для ресниц и трех стаканчиков с био-йогуртом, — я искала указанный срок годности в календаре на текущий год, но найти так и не смогла. Я не выбрасываю их на тот случай, если вдруг мне захочется похудеть очень быстро. Скажем, перед свиданием или чем-то таким.

Я прихожу на работу. Патти отсутствует, хотя на спинке ее стула висит пиджак. Я смутно припоминаю ее вчерашние слова о том, что утром ей нужно встретиться с каким-то журналистом. На ее столе лежит стопка статей о «Браунс Блэк», которые были опубликованы на этих выходных. Наверное, сегодня она пришла очень рано, думаю я. Какая молодец. Я знаю, что она больше не сомневается в умственной отсталости Табиты, и хоть ничего мне не говорит, но давно ходит на собеседования по устройству на новую работу. Жаль, конечно, потому что она отлично бы справилась с работой Табиты, если эта ведьма хоть когда-нибудь бы уволилась.