Незнакомка. Снег на вершинах любви

— Будь он неладен, этот человек! — снова и снова повторяла тетя Элла Мей, тяжело вздыхала и шла на кухню или отвлекалась другими домашними хлопотами.

Вот и теперь, понаблюдав еще немного за Вирджинией, склонившейся над каким-то цветком, женщина возвратилась к своему тесту.

Но не успела она возобновить изготовление печенья, как услышала, что к дому кто-то подъехал. Она выглянула в окно и увидела карету в упряжке из двух лошадей, основательно покрытых пылью.

Женщина торопливо вытерла руки о фартук, привычным жестом поправила волосы и, недовольно поджав губы, отправилась открывать дверь. Открыла и увидела выходящего из кареты герцога.

Некоторое время он смотрел на нее в явной нерешительности, словно затрудняясь сказать точно, эта ли женщина нужна ему сейчас. Но наконец он узнал, улыбнулся и протянул руку для приветствия.

— Не виделись с вами целую вечность!

— Здравствуйте! — довольно сухо ответила тетя Элла Мей. — Пожалуйста, проходите в дом.

Он пошел за ней следом через прохладный холл в уютную гостиную с деревянными балками на потолке, большим открытым камином. В зимние холода так приятно посидеть перед ним, наблюдая, как ярко горят поленья, создавая тепло и атмосферу совершенно непохожего на городской дом семейного очага. Вокруг стояло несколько огромных кресел и таких же громоздких и старомодных диванов.

— Пожалуйста, садитесь! — пригласила тетя Элла Мей герцога. — Не хотите ли чаю с дороги?

— Нет, благодарю вас! Ничего не надо! — поспешно ответил герцог. — Мне нужно поговорить с вами. И безотлагательно.

Он говорил отрывисто, нетерпеливо, как человек, у которого нет в запасе и минуты свободного времени. Тетя Элла Мей уселась в кресло напротив и принялась незаметно разглядывать своего собеседника. Герцог был просто неотразим, хотя ей показалось, что с момента их последней встречи молодой человек сильно похудел. И вид у него был какой-то подавленный. Казалось, перед ней сидел человек, который многое пережил и много страдал, особенно в последнее время.

— Я полагаю, что вы удивлены моим появлением, — начал герцог. — Я должен был бы предупредить вас о своем визите, но так случилось, что я покинул Англию в большой спешке.

— Мы рады вам в любое время, — спокойно сказала тетя Элла Мей.

— Я был бы у вас еще раньше, но дела заставили меня задержаться в Нью-Йорке, — продолжил герцог, не обращая внимания на эти радушные слова. — Мне нужно было обязательно нанести визит в Чейз-банк. Как вам, наверное, известно, они являются… банкирами моей жены. — Чувствовалось, что последняя часть предложения далась ему с трудом.

— Да, это так, — подтвердила тетя Элла Мей.

— Я хотел лично переговорить с управляющим и вернуть в сейфы банка сумму в четыреста тысяч фунтов стерлингов. В вашей валюте это составит ровно два миллиона долларов.

Последовала короткая пауза.

— Но что побудило вас на такой шаг? — поинтересовалась тетя осторожно.

И впервые за все время их разговора губы герцога тронула легкая улыбка.

— Я сделал бы это значительно раньше, если бы только позволили обстоятельства. Ради того, чтобы объяснить вам свой поступок, я и приехал сюда.

— Слушаю вас! — Женщина устремила внимательный взгляд на герцога.

— Из всех людей, которые крутились вокруг меня во время моего прошлого приезда в Нью-Йорк, я не запомнил никого. А вот вас запомнил хорошо! Все произошло одновременно и сразу: этот чудовищный инцидент с моей женой, потом удар с ее матерью. Казалось, все вокруг потеряли голову. Но только не вы! Вы остались спокойной, уравновешенной, готовой прийти на помощь в любую минуту. Для меня вы были единственным человеком, с кем я тогда мог посоветоваться. Поэтому и сейчас я хочу именно вам объяснить мотивы своего поступка.

— Я с радостью выслушаю вас.

— Счастлив, что вы сказали мне это, — проговорил герцог растроганно. — Тогда, пожалуй, я начну.

Он замолчал, словно подыскивая нужные слова.

— Мой отец был прекрасным человеком во всех отношениях. Он пользовался всеобщим уважением и любовью, а для меня он с детских лет был героем. Свою мать я тоже любил. Ведь она была настоящей красавицей и мне всегда казалась сказочной принцессой. Но чем старше я становился, тем все отчетливее понимал, что она доставляла отцу бездну хлопот. И хотя он тоже очень любил ее, но часто сердился на нее.

Герцог наклонился к своей собеседнице и тихо добавил:

— Разумеется, то, что я говорю вам, — строго конфиденциально, не так ли?

— Об этом не стоит и упоминать, — согласилась тетя Элла Мей.

— Мне было лет четырнадцать или пятнадцать, — продолжил герцог, — когда я понял, что так сердило моего отца в отношениях с матерью. Это ее неуемная страсть к азартным играм. Она была картежником по натуре и не могла устоять против искушения. Мне кажется, по-настоящему счастливой она чувствовала себя лишь тогда, когда брала в руки карты. Каждый день она делала не менее двенадцати ставок, а каждую ночь усаживалась с горящими глазами за картежный столик или рулетку. Впрочем, ее устраивали все виды тотализаторов и азартных игр, которые только она могла отыскать. Позднее я узнал, уже не помню от кого, скорее всего от слуг, что мой отец неоднократно оплачивал ее долги. И всякий раз она клятвенно обещала не играть или хотя бы ограничить свой азарт мизерными ставками. И всякий раз она нарушала данное слово, начинала играть по-крупному и проигрывать огромные суммы, доводя отца до отчаяния. Два года назад мой отец серьезно заболел, и врачи сказали, что любое потрясение может оказаться для него фатальным. Тогда моя мать стала тщательно скрывать от него свои картежные похождения. Ведь она любила отца и хотела, правда по-своему, чтобы он был счастлив. Словом, она скрывала от него все свои долги до тех пор, пока это было возможно. Пока не случилось страшное.

Герцог замолчал, чтобы перевести дыхание, потом встал с кресла и стал нервно прохаживаться по комнате. И это при том, что говорил он тихо и совершенно бесстрастно. Но, глядя на него пожилая женщина понимала, чего стоит этому сдержанному человеку такая исповедь, когда наружу выплескивается все самое интимное, то, что он годами хранил в себе.

— Весной прошлого года моя мать явилась ко мне в совершеннейшем отчаянии. Она созналась, что попала в крайне затруднительное положение, что боится расстроить отца и усугубить его и без того тяжелое состояние и потому не осмеливается просить его о помощи. Она была просто убита горем, и я сказал, что согласен на все, чтобы помочь ей, и что мы справимся со всеми ее бедами вдвоем, не тревожа отца. Но когда я узнал, о какой сумме шла речь, я едва сам не лишился чувств.

Герцог взглянул на тетю Эллу Мей с горечью.

— Вы уже, наверное, догадались! Да, именно столько! Полмиллиона фунтов стерлингов! А поскольку отец мой был еще жив, то таких огромных денег у меня, конечно, не было. Даже если бы я решился распродать все, что мне принадлежало, и тогда я едва бы набрал нужную сумму. Обращаться к ростовщикам было бесполезно. Ведь в этом случае любой уважающий себя банкир потребовал бы поручительства или финансовых гарантий за подписью отца.

Герцог дошел до угла комнаты и, круто развернувшись, пошел назад.

— У моей матери созрел план, — голос герцога звучал напряженно. — Как оказалось, она долгие годы поддерживала связь с миссис Стьювесант Клей, а у той, к великому счастью, была дочь на выданье, и она готова была дать за ней в качестве приданого именно такую сумму. Оставалось лишь последнее препятствие на этом пути: я должен был дать свое согласие.

Герцог подошел к окну и стал смотреть в него, повернувшись спиной к тете Элле Мей.

— Знаю, что вы думаете обо мне! — сказал он тихо. — Что я проходимец, последний негодяй, готовый воспользоваться женщиной исключительно в своекорыстных целях. Не думаю, что даже вы в состоянии понять, в какой западне я тогда очутился. Ведь любой мой неверный шаг стоил бы жизни моему отцу.

— Я приехал в Америку, заведомо презирая себя за ту неблаговидную роль, которая отводилась мне в этом фарсе. Я был решительно настроен сказать невесте всю правду о причинах, побудивших меня просить ее руки, но, как вы знаете, этого не произошло по не зависящим от меня обстоятельствам. Из-за погодных условий корабль задержался в море и пришвартовался в нью-йоркской бухте с большим опозданием. Буду откровенен с вами: я ненавидел не только себя за то, что согласился на этот брак, я презирал девушку, готовую продать себя, лишь бы получить мой титул. Поэтому я решил не испытывать особых угрызений совести, ибо мы, что говорится, два сапога пара.