Любовь по обмену (СИ)

Его шпыняли парни в университете, не так чтобы совсем унижали, но он частенько становился объектом их колких шуток. Собственный отец считал его неудачником и постоянно срывался в разговорах на крик, на что Слава, как ребенок, тут же бежал жаловаться к матери. Никто и никогда не воспринимал его всерьез, потому что все его слова обычно оказывались просто словами. Пылью в глаза или же оправданиями собственной ничтожности.

Только я была для него единственным человеком, над которым он имел авторитет. Когда мой парень проявлял жесткость или откровенную грубость, я это поощряла — мне казалось, что так он почувствует в себе уверенность и, наконец, станет мужественнее в общепринятом смысле этого слова. Я тогда и не знала, что настоящий мужчина — это тот, чья женщина может сказать, что она счастлива с ним, а не тот, кто носит бороду и чешет яйца.

Как итог — сама вырастила в нем тирана. Простой лентяй с раздутым самомнением, он нашел во мне благодарного слушателя и покорную жертву. Только со мной мог быть крутым героем сериалов, которые постоянно смотрел, лежа на диване. И только на мне мог он выместить свои горечь и досаду от постоянных неудач.

И только сейчас. Сидя у гребаного ноутбука. Глядя в темный экран монитора, до меня доходило, что виной всему была моя жалость, а не любовь. Я не любила его. Не хотела. Никогда. И только из этой жалости подчинила два последних года своей жизни желаниям это жалкого, эгоистичного сукиного сына.

Боялась его. Немыслимо… Как огня боялась! До нервной дрожи и колик в животе. Думала, что потерять этого человека будет страшнее, чем погибнуть самой. Но позволить такому Славику помыкать тобой всю оставшуюся жизнь — это страшнее намного.

Пора прекратить все это. Я больше не хочу бояться. Не хочу зависеть от его настроения. Не хочу вдохновлять, уговаривать, поддерживать, заряжать этого человека, чтобы потом терпеть его упреки, плевки (и, кто знает, в дальнейшем — может, даже побои).

Я прозрела.

Он меня никогда не любил. Держал за собачонку, которую можно позвать, приласкать, а потом оттолкнуть. За куклу, у которой не может быть чувств, и потому они не важны. За игрушку, созданную для того, чтобы тешить его непомерное самолюбие.

Но теперь прежняя, сильная Зоя проснулась ото сна. И все отныне будет по-другому.

Решительно включаю компьютер, пытаюсь дозвониться, но у меня не получается — в Сан-Диего, должно быть, только светает. По сути, еще ночь. Оставляю сообщение, что перезвоню через несколько часов, и иду переодеваться.

Кокетливое красное платьице длиной до колена, тонкие черные колготки, того же цвета косуха и массивные сапоги. Давно никто не видел меня в подобном прикиде. Наверное, еще с тех пор, как я зависала с братом на подпольных рок-вечеринках и квартирниках для андеграунд-музыкантов. Но тем и лучше: чем дольше держишь взаперти своего внутреннего чертика, тем с более громким и ярким треском он потом вырывается наружу.

— Это просто отпад! Кто это? — Восклицает Маша, когда я заваливаюсь к ней в кабинет в кафе.

— Нравится? — Повожу плечом.

Поворачиваюсь несколько раз вокруг своей оси.

— Вау… — Выдыхает она восхищенно. — И зачем я напялила все черное? — Хихикает. — Теперь все решат, что Дима пришел с тобой. Ты такая яркая!

— Нет, — смеюсь я, — вы с ним отлично дополняете друг друга. Это гораздо круче, чем когда рядом два фрика.

— Постоянно ловлю взгляды прохожих, — сознается Машка, трогая мои кудряшки. — Он как холст для нательной живописи, а я смотрюсь рядом серой мышью. И у людей на лице написано «боже-что-она-рядом-с-ним-делает?»

Разглядываю подругу. На ней длинная футболка до колена, рваные джинсы, грубые ботинки, кожаные браслеты на руках. Волосы убраны в небрежный хвостик, из которого выбиваются отдельные пряди, глаза слегка подведены черным.

— Ты самая красивая девушка, которую я видела, Маш. — Сознаюсь. — Честно. Думаю, кому-кому, а уж тебе точно не стоит заморачиваться по поводу внешнего вида.

— Привет! — Залетает в кабинет Дима. — Воу… — Он ставит пакеты на стул и обходит нас, разглядывая по очереди. — Девчонки, а вы тут мою Малявку с Зойкой не видели, нет?

— Не-а, — смеюсь я.

Машка закатывает глаза.

— Тогда, может, затусим сегодня с вами, пока их нет?

Не успев договорить фразу, парень получает толчок в плечо. Марья хоть и мелкая, но удар у нее поставлен — вот, что значит, расти в семье с братом.

Они с Димой обнимаются, а мне становится тепло на душе: хоть кому-то хорошо, хоть кто-то может быть вместе, когда захочет. И вообще, наверное, это очень здорово, когда рядом есть человек, который полностью тебя понимает, и ему можно сказать абсолютно все, что придет в голову.

А не так, чтобы аккуратно подбирать каждое слово и бояться, что он покрутит пальцем у виска, как было у нас со Славой.

Глава 17

Зоя

Мы врываемся в клуб, как к себе домой. С таким пробивным парнем, как Дима, для нас, кажется, открыты все двери в этом городе. В зале достаточно темно, играет живая музыка. Вижу на сцене совсем юных музыкантов. Парнишки лет по семнадцать-восемнадцать, они уже твердо держат в руках инструменты, да и стиль, если прислушаться, у них уже свой имеется. Как «почти коллега» радуюсь за них — попасть на разогрев к популярной группе в приличном клубе города — это большая удача.

Оглядываюсь. Народа на танцполе сегодня много, почти не протолкнуться. Мы устраиваемся возле бара, берем напитки и с интересом рассматриваем все вокруг. Мне здесь нравится. Да и настроение, на удивление, отличное. Покачиваю головой в такт музыке и не забываю аплодировать в конце каждой композиции.

Через полчаса мы уже слегка навеселе. Народ оживляется: все ждут появления главных звезд вечера и потихоньку подтягиваются ближе к сцене. Мы с Машкой хохочем по поводу и без, нам тоже не терпится потанцевать.

Но к нам подходит какая-то молодая пара.

— Анька-пулеметчиксА, — представляет мне Машка свою лучшую подругу.

С восхищением смотрю на эффектную шатенку со слегка округлившимся животиком. Прийти в интересном положении в ночной клуб — для меня это сродни подвигу (тогда я еще не знала, что она и танцевать будет весь вечер).

— Привет, — протягиваю руку. — Зоя.

— Очень приятно! — Одаривает меня белозубой улыбкой. — Солнцева.

— Кхм-кхм. — Брат Маши напоминает о себе вежливым покашливанием.

Точнее, я не сразу узнаю его, потому что видела всего пару раз и то мельком. Но, когда поворачиваюсь и смотрю пристальнее, в глаза сразу бросаются знакомые черты: аккуратный нос, большие глаза, красивой формы губы — они ведь с Машкой двойняшки. Еще год назад парень был худым, несуразным, а теперь вон — возмужал, черты лица заострились, руки стали крепче, взгляд серьезнее. Мужчина!

И только появившаяся сережка в носу да широкая улыбка придают ему мальчишеского шарма.

— О, привет, — удивленно бормочу я. — Тебя не узнать.

— Тебя тоже! — Усмехается он. — Зоя, да?

— Ага.

— Возьмем чего-нибудь выпить? — Просит Солнцева у Пашки. Оборачивается к нам. — Ну, там водички, сока, молочка. У меня сейчас вынужденная безалкогольная диета, знаете ли. Всем рекомендую.

Когда они отходят к бару, говорю Маше на ухо:

— У тебя будет племянник, это круто.

Она смеется:

— Еще бы. Эта парочка все лето кровь нам пила. Ссорились, мирились, сходились, расходились. Солнце так вообще прославилась тем, что влезла на фестивале в Адлере в номер к британской звезде. Джона Н. знаешь? Вот, к нему.

— Что?!

— Это, как и все, что она делает, у нее совершенно случайно вышло, но скандал был ого-го. Пресса еще долго называла ее русской невестой Джона, а Пашка мой бесился от этого страшно. Но ничего — теперь вон, дружат все втроем. Тот его в Лондон зовет, совместный трек записать хочет.

— Да ла-а-адно… — Округляю глаза.

— Ага. — Как будто ничего сверхъестественного не сказала, пожимает плечами Маша. — Вы даже познакомиться сможете, потому что они Джона к нам на свадьбу пригласили зимой.