Кружки любви (ЛП)

Коди выше её на голову, но, когда она прикасается к нему так, он выглядит маленьким мальчиком, наклоняясь в сторону её прикосновения. Когда он так делает, её лицо светится, а я краду её теплоту.

— Я ем всё что угодно, Эмили. Ты не должна так сильно напрягаться из-за меня. Сколько я тебе должен? — спрашивает он, роясь в своем заднем кармане.

— Коди, я знаю, что она выглядит милой, но, если ты сейчас попробуешь ей заплатить, ты будешь иметь дело с концом этой ложки, — сообщает ему Джордан, кивком головы указывая на длинную деревянную ложку.

— Это слишком много, — спокойно говорит он, прижимая свой подбородок к груди.

Твою мать.

Эмили сильнее оборачивает свои руки вокруг него и шепчет на ухо. Он кивает несколько раз, прежде чем прижимает её к себе. Они обнимают друг друга довольно долго, пока не звенит таймер.

— Я не могу сжечь тыквенный хлеб, — объявляет Эмили, вытирая не прошеные слезы из глаз.

Коди держится к нам спиной, беря в себя в руки.

Я не обращаю на него внимания, поскольку задница Эмили витает в воздухе, пока она наклоняется, чтобы вытащить хлеб. Твою мать, я становлюсь извращенцем. И очевидно, у меня слабость к джинсам.

— Хорошо, ты берешь парочку маффинов и съедаешь их, пока Гаррет везет вас к моему дому. Я сделаю для тебя завтрак завтра, так что тебе не придётся приходить сюда. Я отправлюсь в магазин, после того как закроюсь, так что встретимся с тобой там. Как думаешь, ты сможешь составить для меня список того, что тебе нравится? Я захвачу его у тебя, прежде чем отправиться за покупками, — заканчивает Эмили, в то время как она возится с хлебом, маффинами и другой испеченной хренью.

Здесь пахнет чертовски потрясающе.

— Я съем всё, — грубо говорит Коди.

— Хорошо, солнышко, — воркует она, позволяя ему сорваться с крючка. — Возьми это и выдвигайся. Я не хочу, чтобы ты опоздал, — она встает на цыпочки и целует его в щеку, прежде чем погнать его в мою сторону.

Как только она оказывается на расстоянии вытянутой руки, я ловлю её за запястье и подтягиваю к себе.

— Рот, — ворчу я.

Она встает на цыпочки и немедленно выполняет требование. Я запутываю и танцую с ее языком, пока она не начинает стонать так, как я этого хочу от неё. Когда я выпускаю её затылок, то упираюсь в неё своим лбом и произношу:

— Я заберу тебя из продуктового магазина в пять. И не вздумай расплачиваться.

— Окей, — сладко произносит она.

Мне нравится, что моя грубость никогда, как кажется, не беспокоит ее. Это замечательно, поскольку я не думаю, что эта часть меня когда-нибудь исчезнет.

— Я сделала тебе кофе и упаковала несколько маффинов, — сообщает она мне, потянув меня за руку из кухни.

Она вручает мне чашку на вынос с логотипом своего кафе на поверхности. Надпись: «Кофе и торты от Эмили» проявляется от тепла кружки. Я крепко её целую, прежде чем разворачиваюсь на пятках, чтобы уйти.

Коди и я отправляемся в поездку, немедленно принимаясь за завтрак.

Святое. Грёбаное. Дерьмо. Это восхитительно.

— У тебя хорошая женщина, — говорит Коди с набитым ртом вкусностями.

— Ага.

— Не просри это или мне придётся отпинать твою задницу, — он угрожает мне на полном серьезе.

— Ага.

— Ты не думаешь, что они симпатичные? — спрашивает Дженна у Коди, потрясенная его ярым презрением.

Коди умоляюще смотрит на меня, одетый в необычные фиолетовые джинсы.

— Я не думаю, что Коди хочет выглядеть милым, Дженна, — пробую успокоить их обоих. — Возможно, ему будет более комфортно в тех.

Я бросаю ему темную пару, что захватила в тот момент, когда Дженна настаивала на женском выборе джинсов. Облегчение отражается на его лице раньше, чем он забегает обратно в примерочную.

— По-прежнему никакого секса? — задает вопрос Дженна, усаживаясь на плюшевое кресло.

— Да, — ворчу я, пока сажусь рядом с ней и жду Коди.

— Он дает тебе время. Я думаю, что это мило.

— А если Калеб не будет заниматься с тобой сексом?

— Мясорубка — будь уверена, — фыркает она.

Я фыркаю, выражая своё согласие.

Я понимаю, что Гаррет дает мне время. Хотя мне оно ни к чему. Единственная вещь, с которой я борюсь, это глубокая потребность придушить Дэрила и Анжелику. Я чувствовала физическую боль, пока Гаррет говорил с теми грустными сине-серыми глазами. Когда он рассказал мне, что произошло с Таней, я сорвалась. Я ревела так сильно, что меня практически стошнило. Что за ужасный опыт. Я не могу представить, какой удар это нанесло Гаррету. Я могу видеть это, когда теперь смотрю на него. Он несет вину за те смерти. Хотя ни одна из них не принадлежит ему. Не так, как я вижу во всяком случае.

Дэрил и Анжелика — преступники и убийцы. Я не могу понять, как кто-то мог так поступить со своим собственным ребенком? Как можно быть таким бессердечным? Меня тошнит от этого. И я злюсь, когда думаю об этом.

Гаррет забрал жизнь. Жизнь, которая обрывалась мучительным способом. Я продолжаю думать о его истории и как еще она могла бы закончиться. Он мог бы просто уйти и оставить Таню в муках. Он мог бы снять момент, когда Дэрил убивает Нико, и спасти себя. Но он не сделал этого. Он не отказался от своего ужасного отца. Он не повернулся спиной к женщине, умоляющей о смерти, чтобы она смогла присоединиться к своему сыну и мужчине в загробной жизни. Он принял решение, которое явно преследует его до сих пор. Но это не был неправильный выбор. Это была правильная вещь, которую надо было сделать. Уважение заполнило мои вены и затопило душу, пока Гаррет говорил. Он не монстр. Он не убийца.

Хорошо, он — убийца. Но я смотрю на него так же, как смотрю на своего отца. Мой папа забирал жизни. По-прежнему иногда забирает жизни. Детство рядом с отцом-снайпером заставило меня по-другому смотреть на мир. Я рассматриваю жизнь и смерть по-другому.

Гаррет несет вину за Таню и её семью. Он не несет вину за другие жизни, которые забрал, поскольку те жизни ничего не значили для него. Я предполагаю, что вижу это с той же стороны. Это о том, как я выросла. Это о том, как я жила. Возможно, это делает меня слегка ненормальной, но мне хорошо от этого.

Лёжа в руках Гаррета после того, как он закончил рассказывать мне о той ночи, которая изменила всю его жизнь, я поняла, что влюблена в него. Я влюбилась сильно и быстро. А еще нет ни каких сомнений, что моя мама послала его мне. Она хотела, чтобы у меня был мужчина, как мой отец. Я не создана быть женой военного. Те женщины обладают силой, которой у меня нет. Но если честно, я жажду такой тип доминирующего альфы, который наполняет наши армии. Гаррет — властный мужчина, некоторых женщин это может заставить чувствовать себя неуютно, мне же это приносит интенсивное чувство безопасности и мира. Его прошлое — это его прошлое. На этой неделе я смогла разглядеть, что он — намного больше, чем насилие, что стояло за его действиями. Я могу увидеть тень того, каким он был, но он перерос свое прошлое. Хотела бы я наблюдать за ним более близко в течение последних шести месяцев. Поскольку я думаю, что он был замечательным раньше, однако вблизи он удивительный.

Наблюдение за Гарретом издалека не дало мне знания, что он любит футбол. Не показывало мне, что он знает автомобили, как свои пять пальцев. Не позволило мне увидеть, как он терпелив, пока обучает Коди работе с древесиной. Не подарило мне моменты, когда он всегда задерживается, чтобы убедиться, что грузовик Клайда завелся в конце дня. Не давало мне раздражаться на его хмурый вид, когда Арлин пытается играть роль матери, которую, я знаю, он действительно ценит. Не приносило мне в дар возможность просыпаться в его руках каждое утро.

Нам необходимо это время. Я наблюдала за ним, и теперь я испытывала его. Я была готова снова быть с Гарретом. Я отказываюсь быть в других отношениях, которые не являются полными. Я хочу с ним всё. Я не буду ждать другой ночи. Его грудь говорит, что «время — это иллюзия» и я согласна. Я не буду впустую тратить следующую секунду.