Ты - мое дыхание

На вопросы Романенко отвечал легко и не задумываясь, иногда шаблонно, иногда оригинально. Управились они, наверное, за полчаса. И, уже выключая диктофон, Поля с каким-то сожалением подумала:

«Жалко все-таки, что он — гей. Мог бы быть весьма привлекательным мужчиной. А так, что фамилия у него — без указания на пол, что манеры…»

Ровно в восемь начался показ моделей. Зал, заполненный до отказа, бурными аплодисментами встретил появление первой манекенщицы. Она была в рассветно-розовом платье, кринолином колышущемся у бедер и плотно облегающем грудь. Следующим вышел манекенщик в узких брюках и просторной блузе, подчеркивающей красоту мускулистого торса. Маэстро умел с одинаковой поэтичностью воспевать и женскую, и мужскую красоту. Красоту он чувствовал безукоризненно.

«Вы — чудесная!» — с горечью вспомнила Поля его слова, и тут же в памяти всплыл старый еврей из анекдота с классическим: «А кто это ценит?»

До конца показа она не осталась. Материала для статьи было более чем достаточно, да и к тому же она исщелкала уже всю пленку. В перерыве между первой и второй частями Поля вышла из зала. Пробираться пришлось мимо стильно одетых богатых дам в бриллиантах. Кое-где она даже заметила знакомые лица, но подходить и здороваться не стала. Совсем недавно она была одной из них, а теперь уже не принадлежала к этому миру. Но, как ни странно, не испытывала по этому поводу ни особой горечи, ни разочарования…

В вечернем выпуске новостей был репортаж из «Джокера». Юный и восторженный ведущий восхищался всем подряд, включая современную обивку кресел. Из самого Романенко он традиционно продолжал делать плейбоя, с какой-то интимной интонацией сообщая телезрителям, что Маэстро пришел сегодня на показ мод без спутницы.

— Удивительно! — сыронизировала Поля, хрустя луковыми чипсами.

— О чем ты? — мама убрала руку с подлокотника дивана и подцепила сползшую с вязания петлю.

— Да он голубой. Или, в самом крайнем случае, бисексуал… Не следует делать на этом, конечно, акцент, но и вуалировать этот факт так старательно, мне кажется, тоже ни к чему. Это ведь для него в первую очередь унизительно. Он — нормальный человек и, по-моему, ничего не скрывает.

«Не знаю, затмит ли Аркадий Романенко Вячеслава Зайцева и Валентина Юдашкина, — продолжал между тем говорливый ведущий. — Но уж Алену Делону он вполне может составить конкуренцию».

— Непрофессионален до потери пульса, — скептически констатировала Поля. — Если бы этот мальчик в смокинге был более наблюдателен и удосужился хотя бы немного подумать, прежде чем открыть рот, то он наверняка назвал бы не Делона, а Стеффери… Во-первых, Делон — это уже несколько устаревший символ, а во-вторых, Романенко действительно похож на Стеффери… Мам, ну посмотри, ведь, правда, похож?

— Это на твоего кумира юности, что ли?

— Ну да, — она печально усмехнулась. — На одного из моих кумиров юности… Господи, как же все это было давно…

Алек Стеффери был Полиной «первой любовью». Он появился на горизонте, когда ей исполнилось пятнадцать лет — в критический для таких дел возраст. До этого она не была «серьезно влюблена» ни разу. И, не появись Алек, какой-нибудь Радж Капур, Жерар Филип или Олег Янковский, обязательно возник бы «Вася Иванов» из соседнего подъезда.

Все началось в самый обычный вечер. Они втроем с Ольгой Кононовой и Машкой Лутовиновой, сидя в гостях у Машки, смотрели видик. Надо сказать, что родители Лутовиновой уже в то время могли себе позволить такую роскошь. Еще бы, после пяти-то лет работы за границей в австрийском посольстве! Машка что-то делала на кухне, а Ольга и Поля, с ногами забравшись на диван и щелкая семечки, пялились в телевизор. Происходящее на экране не заслуживало особого внимания — обычный средний боевичок со всеми присущими ему атрибутами. Правда, само это слово «боевик» тогда еще мало кому было знакомо, но тем не менее все было по канонам: свирепая наркомафия, отважный полицейский, его нежная подруга и преданный друг, погибающий в первой половине фильма. То, что Алеку суждено погибнуть, ясно стало с самых первых кадров. Слишком уж он казался беззаботным и слишком радовался жизни.

Фильм был переписан, что называется, с копии, поэтому качество кассеты оставляло желать лучшего. Но, в общем-то, за сюжетом никто особенно и не следил. И Поля, и Ольга, не прекращая грызть семечки, изощрялись в ехидстве, комментируя происходящее на экране.

— Сейчас, сейчас они, взявшись за руки, побегут по песку, и волны будут ласково лизать их ступни. — Ольга с видом знатока качала головой. — А потом возле… как его там… бунгало? Да, бунгало! Он обнимет ее и страстно поцелует.

— Ну почему обязательно песок, волны? Может быть, они сразу окажутся внутри и обязательно на кровати. Ты, кстати, нашу «Маленькую Веру» не видела?

— Нет, не видела еще, но говорят, что фигня… А по поводу песка и волн? Так это просто ты, Тропинина, ничего в законах кино не понимаешь! Как же без пробежки по пляжу? Надо же показать красивый фон. Прикинь, два стройных силуэта, залитые солнцем, и брызги, брызги!..

— Слушай, точно! — хохотнула Поля, всплеснув руками. — Режиссер просто блещет оригинальностью! Феллини! Тарковский!

Тем временем с экрана понеслись сладострастные вздохи. Красавица Ненси обвивала загорелыми ногами талию героя-полицейского, а он, вдавливая ее в какую-то колонну, пытался добраться губами до призывно вздымающейся груди.

Машка на минуту выглянула из кухни:

— Чего это вы тут так хохочете? — она перевела взгляд на телевизор. — Кино не нравится? Так я могу другую кассету поставить.

— Ой, поставь, пожалуйста, если тебе нетрудно, — Ольга сладко потянулась. Поля уже хотела было присоединиться к ее просьбе, когда вдруг на экране появился Алек. То ли он пришел просто так, то ли по каким-то своим полицейским делам, но главное, что ему пришлось невольно нарушить уединение главных героев. Алек казался чрезвычайно сконфуженным, он неловко мялся на месте, пока его героический товарищ застегивал джинсы. Но был один взгляд, всего один. Алек посмотрел на Ненси, подтягивающую одеяло к самому подбородку, и в глазах его на мгновение вспыхнуло нечто такое, что Полю невольно бросило в жар…

— Ну и как, я выключаю? — еще раз спросила Машка.

— Нет-нет, подожди, — пробормотала Поля, и собственный голос показался ей до невозможности фальшивым. Ольга взглянула на нее с удивлением, но ничего не сказала. Дальше события в фильме шли своим чередом. Естественно, не произошло ничего непредвиденного: отважные друзья вступили в смертельную схватку с мафией, затем Алека убили, а что было потом, Поля уже не видела. Точнее, она продолжала смотреть на экран, но слезы застилали ей глаза.

«Дура, ох и дура! — злилась она на себя. — Боже, как стыдно! Расплакалась, прямо как в первом классе, после «Белого Бима…» Дурацкое кино, ужасный сценарий, обычный актер…»

«Ничего себе обычный! — тут же возмутился внутренний голос. — Да ты просто боишься признаться, что от одного взгляда на него у тебя дыхание перехватывает!» Алек Стеффери был красив, красив особенной красотой, соединяющей в себе изысканность и мужество. В улыбке его, открытой и тем не менее немного отстраненной, крылась какая-то загадка. И еще он, несомненно, был талантлив. Даже не особо разбирающаяся в кинематографе Поля поняла это сразу. И она влюбилась. Никогда не страдавшая ни по эстрадным певцам, ни по актерам, в пятнадцать лет она вдруг потеряла голову из-за восходящей звезды Голливуда! Конечно, она сразу же пересмотрела на Машкином видеомагнитофоне все фильмы с его участием, которые смогла найти, благо пока их было немного. Даже статейку про него откопала в каком-то американском журнале. Благодаря обучению в школе с английским уклоном проблем с переводом не возникло. Скоро Поля уже знала, что Алеку двадцать два года. Он — бывший профессиональный альпинист, в кино оказался совершенно случайно, но почти сразу же привлек к себе внимание американской прессы. Правда, особых киношных заслуг за ним пока не числилось: так, три-четыре боевичка, средненькая мелодрама и один неплохой вестерн. Зато журналисты оживленно комментировали его бурный роман с Дейзи Смоур, отвергшей, по слухам, поползновения самого Микки Рурка. Поля не ревновала, нет! Она прекрасно понимала, что это смешно и глупо, но любить Алека не переставала и в девятом классе, и в десятом.