Другая женщина

- Что ты делаешь? - спросил он.

- Прошу счет.

- Для чего?

- Чтобы оплатить его.

- Ради Бога, Гарриет. - Стакан в его руке задрожал.

- Тео, что с тобой? Почему ты сердишься?

- Потому что ты обижаешь меня. Я что, по-твоему, дурак? Думаешь, не понимаю, к чему ты клонишь?

- Тео, - сказала она, беря его за руку, - я совсем не думаю, что ты дурак. Просто я хочу ни от кого не зависеть. Я сама была потрясена, сделав для себя это открытие.

- Когда?

- Совсем недавно. Когда мы ели, я вдруг поняла…

- Что?

- Я поняла, что может случиться, если я… если я позволю себе…

- А ты этого не хочешь?

- Тео, как я могу… Ведь ты…

- Гожусь тебе в отцы? Или слишком стар для тебя?

- Нет, совсем не стар, но, по сути дела, ты мне как отец. Ты же учил меня ходить, говорить, считал мои зубы…

- Видел, как росла твоя грудь, - перебил он ее.

- Что?! - Она покраснела и рассмеялась. - Тео, ты просто старая скотина!

- Мне стыдно признаться в этом, но я видел. Я уезжал на полгода, а ты тогда была еще совсем маленькой неловкой девчушкой. Ты была такой неловкой, Гарриет… Так вот, когда я вернулся, то приехал к вам и пошел в сад искать твоих родителей. Ты в одних трусиках стояла на краю бассейна, и я увидел твои маленькие крепкие груди с розовыми сосочками, одна немного больше другой. Видишь, как хорошо я все помню. Ты не заметила меня и продолжала стоять, а я наблюдал за тобой. Потом - ты нырнула, а я продолжал стоять и думал: «Боже, как она выросла. Она уже становится девушкой». Тут появилась твоя мать, и я ушел. Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. С тех пор я…

- Не надо мне ничего рассказывать, - сказала она, чувствуя себя не в своей тарелке, - и так все ясно. С тех пор ты пытаешься снова застать меня у бассейна в одних трусиках.

- Желательно без них и необязательно у бассейна. О черт…

- Что такое?

- Все то же самое. Стоит мне вспомнить тебя, как…

- О, Тео, - воскликнула она, чувствуя, как желание охватывает ее, - если бы только…

- Что только?

- Если бы я знала об этом раньше.

- И что бы тогда было?

- Я бы легла с тобой в постель, - ответила она, набравшись мужества.

- О Боже! Посмотри мне в глаза, Гарриет.

Она посмотрела и пропала, а ведь она знала его так давно. Ну разве это не смешно…

Это был перст судьбы, и здесь уж ничего не поделаешь. Наверняка Джеймс будет вне себя от ярости, у Мэгги случится истерика, вся молодежь придет в ужас.

- Если Манго узнает, он линчует меня, - сказал как-то Тео, когда после ночи страстной любви они лежали в объятиях друг друга.

- Они нас обоих линчуют.

- Для нас это имеет значение?

- Не думаю.

Заниматься с ним любовью было сплошное удовольствие. Он был страстным и прекрасным в своей любви. В нем говорила сама природа, дикая, необузданная, самобытная, щедрая. Он водил ее в оперу в Сан-Франциско и Сиднее, на балет в Нью-Йорке, и они даже занимались любовью в его ложе Королевского оперного театра, когда там давали «Саломею». «Послушай, - сказал он, когда занавес опустился и раздался гром аплодисментов, - мне кажется, что весь зал наблюдал за нами».

Она летала с ним на скачки в Сидней и наслаждалась его радостными криками, когда лошади, на которых он ставил, приходили первыми, и утешала его, когда они проигрывали. Он часто читал ей в постели, обычно, поэзию, но временами что-нибудь из Хемингуэя, Тома Вульфа или Дилана Томаса. В это время он нежно обнимал ее, и она с наслаждением слушала его мелодичный голос. Страсть приходила внезапно, книга летела на пол или терялась в постели. «Интересно, на скольких экземплярах книги «По ком звонит колокол» мы занимались любовью? - сказал он как-то. - Папа Хэм был бы доволен, узнай он об этом».

Им редко удавалось встретиться в Лондоне, и она летала к нему в самые отдаленные уголки земного шара, делая огромные изнурительные перелеты с одного континента на другой, чтобы провести с ним хотя бы двое суток. Она снова и снова с удивлением открывала для себя, что, несмотря на всю свою самоуверенность, кипучую энергию и напористость, в глубине души он был очень уязвимым человеком, а порою даже беззащитным, что он нуждался в ласке и заботе, и сам должен был раздавать их кому-то. Он так заботился о ней, как никто и никогда в ее жизни. «Я хочу баловать тебя, - сказал он во время одной из их редких встреч в Лондоне. - Ты нуждаешься в ласке и заслуживаешь, чтобы тебя баловали».

И его забота была ей приятна. Она ему безгранично верила, рассказывала все без утайки, делилась с ним всеми своими радостями и печалями. Она рассказала ему о своем детстве, о ревности к отцу из-за Крессиды и своих обидах на сестру. Она даже рассказала ему о своем щенке, о котором и сейчас, спустя столько лет, она вспоминала со слезами на глазах.

- У меня тоже когда-то был щенок, - сказал он, вытирая ей слезы, - но мой отец выбросил его, пока я был в школе. Я тогда чуть не покончил с собой.

Она не могла им насытиться и подчинила ему всю свою жизнь. Она забросила работу, друзей, махнула рукой на свою внешность. Всегда внимательная к своему виду и одежде, она перестала ходить по магазинам, посещать парикмахерскую. Друзья заметили происшедшую в ней перемену и забросали вопросами, намекая на таинственного любовника, но она лишь улыбалась в ответ, с ужасом думая, что будет, когда кто-нибудь откроет ее тайну. Она так завладела Тео, что он, по его словам, тоже забросил все свои дела.

- Я люблю тебя, - признался он как-то вечером, когда они, взявшись за руки, наблюдали, как солнце садится в Мексиканский залив. - Я люблю тебя так, как никого не любил со дня смерти Дидре. Ты заполнила все мое существо, Гарриет. Я сам себя не узнаю.

- И я живу только тобой, и это навсегда.

Но случилось иначе. Они начали ссориться, недовольные собой и друг другом. Они скучали, когда не виделись, но стоило им встретиться, как ссоры начинались снова.

Он ревновал ее к настоящему, к ее молодости и к ее друзьям. Она ревновала его к прошлому, к его многочисленным женам и связям.

- Как же я могу не ревновать, зная твое прошлое, твои многочисленные увлечения? - выкрикивала она, плача, когда он долгое время отсутствовал, или не звонил, или не был в том месте, где обещал быть.

- Господи, Гарриет, я же люблю тебя. Мне даже и в голову не приходило изменять тебе.

Или:

- Ради всего святого, перестань ревновать. Это я ревную тебя. Ты молода, красива, мне так и чудится, что ты занимаешься любовью с каким-нибудь юным шалопаем.

И она кричала в ответ:

- Но, Тео, как я могу с кем-то спать, если я люблю только тебя!

Они мирились, решали, что в самое ближайшее время расскажут всем о своей любви, но шли дни, а они все откладывали, боясь показаться смешными, навлечь на себя гнев близких людей, и все оставалось по-прежнему. Страх всегда пересиливал любовь.

- Ну хорошо, - сказал он как-то вечером, когда, вернувшись в его квартиру, они снова ругались, после того как не нашли в себе мужества рассказать обо всем Манго, Крессиде, Джеймсу и Мэгги за обедом в доме Форрестов. - Ну, хорошо, я трус и слабак, пусть так, но ведь и ты хороша, Гарриет! Ты вела себя не лучше. Так что мы оба виноваты.

- Да, я знаю, знаю, - сказала она, рыдая. - Не понимаю, почему мне так трудно это сделать. Мне очень жаль, но я не могу пересилить себя.

- Ну, вот видишь, - сказал он, вытирая ладонью ее слезы. - В этом есть что-то позорное, какое-то кровосмешение.

- Да, - согласилась она, - это ужасно.

- Все дело в том, что мы все время думаем об этом. Нам надо постараться не думать. Что позорного в том, что я люблю тебя, а я люблю тебя очень сильно.

- Я тоже тебя очень люблю.

- Возможно, нам стоит пожениться, - внезапно предложил он, и она посмотрела на него полными ужаса глазами.

- Вот это действительно будет ужасно, - сказала она.

- Мне никто никогда не отказывал, - сказал он, стараясь свести все к шутке, - ты первая. - Он с улыбкой взглянул на нее и внезапно понял, что она говорит серьезно. - Почему? - спросил он. - Что же тут ужасного?