И в сотый раз я поднимусь

– А у вас хорошее?

– У нас хорошее! Они стараются. Я им пока доверяю.

– Поздравляю вас, – произносит Саша.

Они уже приехали. Муж расплачивается. Саша на прощание подходит к открытому окошку и протягивает шоферу бумажку в 5 евро.

– Это вам. От нашего правительства. Возьмете?

– Большое спасибо! – проникновенно откликается шофер. – Большое спасибо!

– Все понятно, да? – качает головой Саша и машет поборнику правды рукой.

Без комментариев.

4. Мартин

– Тебе много раз Мартин звонил. Я ничего ему не рассказывал. Он беспокоится. Зайди к нему, – сообщил муж.

Мартин. Дорогой ее дружище. Она часто думала о нем. Наверное, он решил, что она просто обычная свинская свинья, из тех, кто забывает друзей. Сейчас она все ему объяснит. Он поймет.

Саша вытащила из ящичка в прихожей ключи от квартиры Мартина: у всех его друзей были ключи. На то имелись веские причины.

Мартин, Сашин ровесник, родился в небольшом немецком городке. Мать его, еще не знавшая о своей беременности, почувствовав недомогание и нервозность, которые определила как предгриппозное состояние, заглянула в аптеку за аспирином. Там ей посоветовали замечательный препарат талидомид: действует быстро, успокаивает, никаких побочных эффектов. Не хуже аспирина, если не лучше. Девушка приняла всего одну таблетку. Действительно, хорошо выспалась, но тошнота не прошла. Больше она лекарство не пила, а потом выяснилось, что причиной ее недомогания была беременность. Только и всего – вот откуда тошнота.

Они с мужем решили, что никаких лекарств она принимать не будет, ведь вынашивание ребенка никакая не болезнь, люди рождаются только так, матери положено претерпеть. И для ребенка лучше, если мать никакую химию не использует. Супруги с радостью и любовью ждали появления на свет своего малыша.

Младенец родился с деформированными ножками и практически без рук: у основания плечиков было некое подобие верхних конечностей с тремя пальчиками.

В это самое время Европу охватила эпидемия рождения детей с различными уродствами. Дети рождались без ушей, без пальцев. Самыми же распространенными дефектами были отсутствие рук или ног.

Доктора забили тревогу. Вскоре они убедились, что виной всему был тот самый препарат, талидомид, одну таблетку которого роковым образом приняла мама Мартина по совету аптекаря. Одной таблетки оказалось достаточно.

Фармацевтическая компания поначалу отрицала связь участившихся рождений изуродованных детей с талидомидом. Однако врачи-исследователи настаивали на своем.

Выяснилось, что фирма-изготовитель не изучила свойства и область применения созданного ими препарата, рассылая его (поначалу неофициально) немецким и швейцарским докторам на пробу.

Попробовавшие талидомид пациенты заявляли, что благодаря лекарству крепко спали всю ночь. Это было уже кое-что. Дело в том, что обычные снотворные обладали целым рядом побочных действий, а тут ничего подобного не наблюдалось. И, что очень важно, передозировка ничем не грозила, то есть самоубийство с помощью талидомида совершить не получилось бы. Именно это особенно учитывалось при продвижении препарата на рынке.

Очень быстро лекарство стало широко продаваться в большинстве стран Европы, Африке, Азии и Латинской Америке.

Наконец немецкая фирма-производитель без всяких дополнительных исследований заявила, что талидомид лучше всего помогает беременным на ранних стадиях при бессоннице и проявлениях раннего токсикоза. Лекарство стали продавать повсюду, как аспирин.

Вот так все и вышло. Кого винить? Самих себя? Фирму, в погоне за прибылью обрекшую столько людей на страдания? Она расплачивается деньгами. Кроме того, европейские государства создали специальные фонды, из которых выплачиваются дополнительные компенсации жертвам талидомида.

Но винить и проклинать – последнее дело. Надо было приспосабливаться к таким условиям, в которые жертвы (и дети, и родители) были поставлены.

Известно много случаев поразительной силы духа людей, изуродованных талидомидом, но не подчинившихся трагическим обстоятельствам, а, напротив, несдавшихся и победивших. [14]

Интересно, что тысячекратно проклятый талидомид в результате оказался поразительно сильным и действенным лекарством, помогающим при страшных болезнях: проказе, туберкулезе, раке, СПИДе. И опять же – понять это заставил случай. В шестидесятых годах, когда препарат уже был запрещен, врач иерусалимского госпиталя с ощущением полного бессилия наблюдал за тяжелейшими страданиями обреченного на скорую смерть от проказы больного, который не спал уже больше месяца и мучился нестерпимыми болями. Ему ничего не помогало. Найдя в больничных запасах талидомид, доктор дал его несчастному в надежде, что тот сможет хотя бы поспать в последние дни своей жизни. Пациент проспал 20 часов, самостоятельно встал на ноги. После дальнейшего приема талидомида он стал поправляться. Последующие исследования показали, что такой эффект воздействия происходит в 99 % случаев.

Можно ли считать иронией судьбы то, что целительный препарат сначала искалечил десятки тысяч людей?

Или нет тут никакого злого рока, кроме власти денег и жажды как можно скорее нажиться любой ценой?

В любом случае история талидомида – яркий пример силы и слабости человека перед тем, что он познает случайно, на ощупь, в потемках. Движимый алчностью, он уродует, движимый состраданием, он спасает.

Вся жизнь Мартина – череда преодолений. Он стал художником, создающим огромные полотна, пользуясь специально сконструированным для него подъемником. Он был самостоятелен, жил один, по большей части обходясь без посторонней помощи. Родители его были живы, они часто виделись, но никакой жалости, сюсюканий по отношению к сыну-инвалиду никогда не проявляли. Сила, идущая от Мартина, ощущалась столь явно, что с первых минут общения люди переставали замечать, что с ним что-то не то.

Сашу через полгода ее берлинской жизни привел к Мартину все тот же чешский скульптор, благодаря которому она предавалась как-то воспоминаниям об Августе Фореле и собственной юности.

Она не была заранее предупреждена ни о чем, знала только, что идет к потрясающему художнику, живущему к тому же в двух шагах от них. Удивило ее только одно: у ее спутника почему-то были ключи от квартиры, в которую они шли в гости.

– Ты предупредил, что мы идем в гости? – спросила Саша, увидев, как достает он ключи из кармана куртки и открывает дверь подъезда.

– Конечно, да. Но можно и не предупреждать.

– Почему? И ключи… почему у тебя ключи?

– Увидишь – поймешь.

Мартин сидел высоко на своем подъемничке, прописывая деталь в верхней части своей новой картины.

Саша ходила среди картин, восхищаясь их красками, выразительностью, не замечая ничего вокруг себя. И вдруг Мартин оказался рядом. Он подкатился в инвалидном кресле и с улыбкой разглядывал гостью.

– Привет, – улыбнулась ему Саша и только тут увидела, что у него нет рук.

– Привет, – ответил художник, вцепившись в нее взглядом.

Глаза его могли то, чего не могли его руки. Глазами он трогал, гладил, притягивал, отталкивал.

– Ты отвыкла любить себя, – сказал он тогда.

Саша уже хорошо понимала по-немецки.

– Я снова учусь, – согласилась она, поразившись, как это он про нее понял.

– Раздевайся, – приказал вдруг Мартин.

Саша сняла куртку и поискала глазами, куда бы ее повесить.

– Раздевайся, – повторил человек в инвалидной коляске, – ты понимаешь, о чем я. Совсем.

– Зачем? – спросила Саша, не боясь, но недоумевая.

Она оглянулась на друга, с которым пришла.

– Делай, что он говорит, – посоветовал тот.

– Он со всеми так знакомится? – спросила она по-чешски.

– Нет. Во всяком случае, при мне – в первый раз, – отвечал друг.

В голосе его слышалось некое недоумение и легкая растерянность.

– Эй, кончай там на своем русском выражаться, – властно, но не зло крикнул Мартин Саше.