Лебедь

Я бездумно двигала стремянку вдоль полок и чувствовала, что в магазине что-то не так, как обычно, только не могла понять, что именно. И вдруг меня осенило – в магазине никого не было! Вернее, пусто было внизу, а на втором этаже явно что-то происходило. Ну конечно, – писательские чтения. Лучшего развлечения сейчас для меня не придумать. Честно признаться, я эти чтения не очень люблю. Мне они кажутся претенциозными и в общем бессмысленными. Я предпочитаю сама читать книгу, а не слушать, как мне читает кто-то другой, как будто я ребенок. Еще куда ни шло – слушать поэзию, но уж, конечно, не прозу. Но я подумала, что сейчас это меня отвлечет, и поднялась наверх взглянуть, кто читает. Народу было битком. Над кафедрой, вознесенной над слушателями, я увидела только плечи и голову автора.

И услышала его голос.

Знакомый голос. Седые волосы… Да ведь это Рори Стирлинг! От неожиданности я выронила сумочку и нагнулась за ней. Шарф с моей головы соскользнул на плечи. Все повернулись ко мне – кто это здесь шумит? Рори Стирлинг перевел дыхание, поднял глаза и посмотрел прямо на меня.

Я повернулась и побежала по лестнице вниз.

Днем я паковала вещи, готовясь к отъезду, как вдруг снизу позвонил Майкл и сказал, что из магазина «Букс и компания» для меня принесли пакет.

Я распечатала его. Это была небольшая книжка, красиво изданная, на плотной хорошей бумаге с обрезными краями. На титульном листе имя – Рори Стирлинг – и название романа: «На поле боя: записки преступного любовника». В книгу была вложена открытка.

Твердый размашистый почерк, черные чернила авторучки – как будто открытка пришла из прошлого века. Я быстро пробежала ее глазами.

«Я попросил «Букс и компанию» отправить Вам мою книгу, потому что у меня нет Вашего адреса. Почему Вы столь поспешно убежали – неужели я так плохо читал? Можно пригласить Вас отобедать со мной? Пожалуйста, позвоните. Рори».

Я ходила по комнате, глядя на приписанный ниже номер телефона, – ходила долго, так долго, что, когда сняла трубку, уже знала его наизусть.

– Это Сван, – сказала я, услышав в трубке его голос, и тут же вспомнила, что в нашу первую встречу назвалась своим настоящим именем – Лавиния.

– Я очень рад, что вы позвонили. Но почему все-таки вы так стремительно убежали?

– Я бы хотела задать вам тот же вопрос, – помните, тогда у Норы Николсон: меня что-то отвлекло, я отвернулась, а вас и след простыл.

Он вздохнул на другом конце провода.

– Я чувствую себя неуютно на таких сборищах. Не знаю даже, почему я вообще туда пошел. Я оставался там только из-за вас. А когда увидел, что ваше внимание чем-то занято, я потихоньку ушел. Невежливо, конечно. На другой день написал Норе покаянную записку. Мне так перед ней неудобно, я даже не решился спросить у нее ваш телефон. Послушайте, я читал утренние газеты. Вам, должно быть, сейчас не очень весело.

– Да, приятного мало. Но больше всего меня беспокоит другое. Холл моего подъезда забит прессой, и сомневаюсь, чтобы они оттуда ушли. А я завтра лечу в Италию и не представляю, как мне удастся выскользнуть из дома и уехать в аэропорт незамеченной.

– Может, я смогу помочь?

– Как?

– Отвезу вас в аэропорт. У меня джип, «чироки». Довольно-таки побитый. Не похож на лимузины, в которых, по их понятиям, ездите вы. Когда ваш рейс и где вы живете?

Все получилось очень просто. Наутро я позвонила Майклу, сказала, что Рори выехал за мной, и пусть его сейчас же проведут в лифт. Когда я открыла ему, само собой вышло, что мы обнялись и поцеловались. Пока я показывала ему квартиру, он так и держал руку на моем плече, и снял ее, только когда стал переводить трубу моего телескопа в другом направлении.

– Нельзя ли как-нибудь его закрепить, чтобы он навсегда остался в таком положении?

– А зачем?

– Если смотреть вон в ту сторону, видно мое окно – я живу в Гейнсборо, к югу от Центрального парка. И если я буду дома, ты сможешь увидеть меня. Позвонишь мне, я подойду к окну, ты взглянешь в телескоп и увидишь: я посылаю тебе воздушный поцелуй.

Он вел себя как мальчишка, но с ним было весело. И в любом случае он мог защитить меня.

– А теперь звони вниз, пусть поднимутся за вещами.

Майкл поставил «чироки» в гараж под гостиницей. Это был настоящий побег, как в кино. Я лежала на переднем сиденье, положив голову на колени Рори. Он прибавил газ, машина выехала на улицу, и мы промчались мимо входа в гостиницу, не вызвав ни у кого подозрений. Я выпрямилась только на середине моста Трайборо, и то только потому, что очень люблю захватывающую дух панораму Манхэттена, которая открывается с этого моста. Манхэттен всегда казался мне чем-то фантастическим. Каждый раз, глядя на него, я думаю: неужели я правда живу здесь?

– Писатели – народ любопытный, – сказал вдруг Рори. – Между прочим, надень свой шарф, а то тебя узнает кто-нибудь в проезжающих мимо машинах. Объясни, почему ты не сказала, кто ты, когда мы с тобой познакомились?

– Я думала, тебе это неинтересно.

– Мне было до такой степени интересно, что я специально пришел на тот обед. Я хотел увидеть тебя вблизи.

– Так ты знал, кто я?

– Конечно. Нора сказала, что мы должны обязательно познакомиться. Она была у меня и видела, что все стены моего кабинета увешаны твоими фотографиями из журналов. Нора – умная женщина. Она знала, что ты в городе, вот и…

– Так это она устроила наше знакомство? Нора? Вот старая интриганка! А мне сказала, что пригласила тебя, чтобы познакомить с Челестой.

– Правильно сделала. Иначе ты бы не явилась на тот обед. Она мне рассказывала, что ты не любишь никуда ходить. И этим ты мне еще больше понравилась.

Умный ход – объясняться в тесном пространстве «чироки», где дальше слов дело не может зайти. К тому же через четверть часа я уже буду лететь в небе, и скоро нас разделят тысячи миль.

– Ты сказал, что писатели очень любопытные, – переменила я тему.

– Да. Я хочу знать, что же все-таки случилось в твоей семье? Если, конечно, ты хочешь об этом говорить.

Хочу ли я? Какое счастье – с кем-то поговорить! Долгие годы мне едва удавалось перемолвиться об этом несколькими словами – и только с членами моей семьи. Долгие годы я таила в себе подробности той истории. Боялась быть откровенной, чтобы не сказать что-то лишнее. И я рассказала ему все – как никому и никогда, и поняла, что долгие годы была очень, очень одинока, но почему-то не сознавала этого.

Как он меня слушал! Время от времени только ободряюще касался моей руки, лежащей на сиденье рядом с ним. Я рассказала ему все – даже то, где прячется Гарри и что в Англии я обязательно его увижу.

– Ты из Италии поедешь в Англию? – спросил он и прибавил: – Я тоже через неделю полечу туда. Моя книга выходит и в Лондоне, издательство пригласило меня на презентацию.

Я дала ему телефон Грейс Браун и сказала, что у нее он сможет узнать, когда я вылечу из Милана.

– А в Италию тебе позвонить можно? Дай телефон.

На меня вдруг нахлынул страх. Я ведь едва знаю этого человека, видела его всего два раза в жизни! И у нас, кроме Норы, нет общих знакомых. У него может быть тысячу разных причин отвезти меня в аэропорт, а по дороге засыпать вопросами. А что, если он не только писатель, но и журналист? Он мог все это организовать, руководствуясь совсем иным сценарием…

– Дай мне небольшую передышку. Надеюсь, ты понимаешь.

– Да, конечно. У тебя есть мой нью-йоркский номер, так что ты знаешь, где меня найти.

В голосе его звучало искреннее разочарование. В аэропорту он крепко, чуть ли не до синяков поцеловал меня.

– Я помню, что ты – фотомодель, и тебе надо беречь кожу. Но ты неделю не будешь работать, а мне так захотелось поцеловать тебя.

Самолет взлетел, я сидела у окна, потягивала шампанское. И вдруг поняла, что ведь и мне хотелось того же. Прилетев в Италию, я первым делом позвонила Норе и расспросила ее о нем. Понадобилось какое-то время, чтобы отвлечь ее от газетной сенсации, но наконец мне это удалось.