Особые отношения

Том медленно побрел домой, чувствуя вечерний морозец. Там, где лестница кончалась, стоял ряд телефонных автоматов. Он помедлил. А почему нет? В конце концов, он обещал позвонить.

Она подняла трубку сразу же, но звонок был не совсем вовремя — она жарила бифштексы. Но она сказала: «Я их только что положила, поэтому мы минуту можем говорить совершенно спокойно. Страшно рада, что ты позвонил. У тебя там, наверное, очень много интересного?» Том услышал, сколько в этом голосе было теплоты, вспомнил, как она расхаживает по кухне с деревянной ложкой и, как всегда, босиком, и внезапно почувствовал, что к нему возвращается любовь к ней.

— Как отец, нормально? — спросил он.

— Вполне. Он сейчас здесь, читает газету. Ты хочешь ему что-то сказать?

— Нет, мам, я только хотел спросить — кто такой «Д»?

— Странное имя.

— Нет, это не имя, а только одна буква «Д». Я нашел в старом твоем чемодане одну вещь, подписанную «Д». После очень небольшой паузы она спросила:

— А что это за вещь?

— Фотография.

— Чья?

— Это я и хочу тебя спросить. — Пусть немного поломает голову. И если это тайна, он непременно должен ее узнать.

— Я не знаю, Том, — нетерпеливо сказала она. — Мы что, играем в загадки. Почему я должна знать, кто он, этот «Д»?

«Он», сказала она. А ведь он не говорил, кто на фотографии — мужчина или женщина. Наверняка она прекрасно знала, кто он такой.

— Потому что на этой фотографии есть и ты. И ты, похоже, к этому «Д» хорошо относилась.

— Это может быть кто угодно. Это парень, с которым я встретилась на Мальте. Что-нибудь там написано?

— «Анни, дважды моей девушке. С вечной любовью. Д.»

Том услышал, как на том конце вздохнули. Это был вздох, или у нее перехватило дыхание?

— Это в его духе. Очень романтично и очень глупо. Это все было ужасно давно. Теперь вот что, Том: футбольные бутсы. Я не знаю, как ты и твой папа ухитрились забыть самое важное, но они — здесь, под столом. Послать их тебе по почте?

И так всегда. Они всегда ухитрялись менять тему, когда не хотели отвечать на его вопросы. Том повесил трубку. Вернувшись домой, он взял фотографию и снова всмотрелся в нее. Может быть, этот человек не так уж на него и похож. Просто у них похожие волосы. А какой цвет глаз, тут не увидишь.

Джонатан, парень, с которым она встретилась на Мальте. Это было, пожалуй, правдоподобно. Что он, в конце концов, знал о ее прошлом, о том времени, когда на свете еще не было его? Она мало говорила о себе, но, может быть, потому что ее никогда не расспрашивали? Из того, что он все же знал, он мог составить представление о ее детстве — единственный ребенок, сплошные интернаты, отец, которого она боготворила, но который умер очень рано, мать, с которой у нее не все было ладно. Том впервые подумал о том, что ее детство было далеко не безоблачным. Возможно, именно поэтому она так старалась сделать яркой их жизнь. Он вспомнил спрятанные для него с сестрами пасхальные яйца и неожиданно затеянные походы в зоопарк, на реку, в ресторан, вспомнил, какой радостью был долгожданный подарок. Она вроде бы всегда была счастливой и беззаботной. Том почувствовал, как сердце его сжалось. Он не хотел никаких перемен в их жизни.

Чертов Олдворт. Почему этот старый идиот уронил чемодан? Почему он не положил фотографию туда, где она лежала? Должно быть, она завалилась за подкладку или в один из кармашков. Ладно, напридумывал себе всяких тайн. Чушь все это.

Всю ночь Том ворочался в своей узкой скрипучей кровати. Вот и еще раз ударил колокол, значит, прошло еще пятнадцать минут. Когда вернулся Брайан, далеко за полночь, он все еще не спал. Брайан налетел в темноте на мебель и выругался. Колокол звонил еще шесть раз, прежде чем Том наконец уснул.

3

Следы моих слез

Анни придержала стройной ногой дверь, мысленно проверяя, не забыла ли чего. Шнур пылесоса выдернут из розетки, цыпленок разморожен. Портфель, ключи, сумочка, кое-какие мелочи для сегодняшнего вечера — все это она взяла. Бумажник? Нет, благодарение Богу, мозги и память у нее пока в порядке. Анни захлопнула дверь так решительно, что фонарь над косяком мигнул, и тут же вспомнила, что оставила под столом футбольные бутсы Тома. Простонав от злости на саму себя, она снова отперла дверь, вытащила полиэтиленовый мешок с бутсами и снова двинулась к выходу. Поворачивая ключ во втором замке, она заметила приближающийся автобус и бегом бросилась к остановке. Мешок с бутсами колотил по ногам. Она встала в очередь, перед ней был мужчина в элегантном коричневом костюме и без всяких сумок-свертков. Как это мужчины ухитряются ездить налегке? Она знала единственную женщину, которой удавалось всю жизнь ограничиваться крохотной сумочкой через плечо, это была Роза. А удавалось потому, что она повсюду разъезжала на лимузине.

Анни нашла свободное место и расстегнула молнию сумочки. Затем извлекла папку и достала рукопись. Если бы ей платили за то, что она читает рукописи по дороге на работу и обратно, она бы давно сказочно разбогатела. Сегодня перед ней лежала история торговца оружием, написанная одним телепостановщиком. Постановщик был необыкновенно талантлив и имел поразительное чутье на то, что может вызвать интерес публики, и Анни боялась, что он отнесет свою рукопись в другое агентство раньше, чем она убедит его подписать контракт с ними. Тем более что его последняя книга стала бестселлером. Что-то о королевском семействе. Однако история о продаже оружия странам Персидского залива была не такой захватывающей, как тот роман о скандале. На слове «скандал» ее мысли перенеслись в Лондон, и она крепче сжала пакет с бутсами. Как же ее угораздило оставить фотографию в чемодане? Она представила, как Том бредет по улицам Оксфорда, держа перед собой фотографию, на которой она вместе с Джорданом, и ей захотелось разрыдаться. Сколько лет ей удавалась эта роль — обычной, целиком поглощенной своими заботами женщины. Она проверяла уроки у детей, следила за тем, чтобы холодильник всегда был набит и живая изгородь у дома была точно в рост человека. На свое прошлое она навесила столько замков, возвела над ним такую сложную конструкцию из похожих на правду выдумок, что считала, что прошлое уже никогда не всплывет. А то, что память не оставляла ее в покое, это вопрос другой, это касается только ее. И не должно отразиться на Томе. Он ведь такой у нее чистосердечный и бесхитростный. А в детстве он был таким очаровательным, так радостно ей улыбался, что в самые тяжелые минуты ей сразу становилось легче. Даже период, когда на лице подростков выступают прыщи, природа милостиво сделала для него очень коротким. Ему пока везло — перед ним открывались все двери — и друзей, и нужные для будущей карьеры — как по мановению волшебной палочки. Видимо, люди интуитивно чувствовали в его личности очень здоровую основу. И все же он так еще молод… И может наделать немало глупостей.

Поверил ли он в ее объяснение относительно фотографии? Как всякая хорошая ложь, оно было почти правдой. Когда ей было шестнадцать, парень, которого звали Джонатан, пригласил ее поиграть в теннис. Ее мать заставила ее тогда сделать немыслимо сложную прическу, которую еще и лаком опрыскали, но Джонатан здорово был ошарашен. Она не представляла, как надо вести себя с парнями, и была жутко застенчивой. Он быстро выиграл у нее одиннадцать матчей и вызвался отвезти ее домой, поблагодарив за игру с такой холодной учтивостью, что она до сих пор помнит, как она обиделась. Но Тому знать это совсем не обязательно. И про то, что эта фотография была сделана совсем не на Мальте. Теперь она отчетливо ее вспомнила. Она и сейчас до последней минутки помнила тот день, как, впрочем, и предыдущую ночь, да и все, что было у них с Джорданом. Всякий раз, когда она видела его лицо на фотографиях в газетах, такое знакомое и одновременно вроде бы и не его, ее мучил один и тот же вопрос — помнит ли он ее еще? Или забыл?

Автобус уже подъезжал к остановке. Она поспешно сложила рукопись и убрала ее в сумку. «Все будет хорошо», — сказала она себе. Том молод, полон энергии, впереди бурная студенческая жизнь. Скоро ему будет не до какой-то старой фотографии.