Свадебный офицер

И скрылась в кухне.

Минут через десять, когда отец Ливии принес еще вина, его удержали рукой на ходу.

— Что это с Ливией, Нино? Она какая-то странная. И паста совсем не та, что всегда. И жаркое все никак не подаст…

— Пойду, взгляну, — со вздохом сказал Нино.

Войдя в кухню, он увидел, что Ливия стоит у окна и, не глядя, мешает ложкой в кастрюльке.

— Ливия, ты здорова?

— Что? — встрепенулась она. — Конечно, здорова…

Отец взглянул в кастрюльку.

— В первый раз вижу, чтоб ты мешала пустой кипяток.

— Пустой? Ах, да! Думала, яйцо варится. Просто положить забыла.

— Я скажу, — Нино постучал пальцем по лбу, — в голове у тебя что-то не то варится. Там люди жаркое ждут.

Тут отец увидел в волосах у дочери неизвестно откуда появившуюся красную ленту, уловил запах розмарина и еще заметил за ухом у нее цветок рододендрона.

— Ждешь, когда тот парень снова явится? — строго спросил он.

Ливия вспыхнула:

— Никого я не жду!

— Вот что, Ливия, — сказал Нино мягче. — Он солдат. Скорей всего больше не придет. А если придет, сама прикинь, что если его часть ушлют куда-нибудь далеко?

— Куда бы ни услали, — сказала Ливия, — он сюда все равно непременно вернется.

Нино изумлено поднял брови:

— Выходит, у тебя это всерьез?

— Может, и всерьез.

Мгновение отец пристально смотрел на дочь. Потом сказал:

— Значит так, если этот парень объявится, уж лучше сперва я с ним побеседую.

Когда на другой день, обливаясь потом под жарким солнцем, Энцо снова пришагал в Фишино из своего Toppe Эль Греко, он был слегка ошарашен. Во-первых, прежде чем увидеть Ливию, ему пришлось иметь разговор с ее отцом, и, во-вторых, допрос происходил на лугу, где Нино занимался спариванием Пришиллы с соседским быком.

— Пойдем-ка, парень, мне как раз помощь нужна, — сказал Нино, выступая вперед и наматывая на руку веревку, на которой вел быка. Энцо на безопасном, как он сам решил, расстоянии двинулся следом. Пупетта с Пришиллой, прежде казавшиеся ему огромными, выглядели стройными газелями рядом с исполином буйволом. Его широченный монолитный загривок порос косматой, как у льва, шерстью, а лоб, увенчанный двумя грозными рогами, был точно высечен из громадной скалы.

Нино одобрительно похлопал рукой выпуклый кряж на шее быка.

— Динамитом его звать, — сказал он. — У этого стервеца самая ядреная сперма из всех буйволов с этого края Касерты.

Энцо с умным видом кивнул, стараясь изобразить из себя знатока в этом деле. Пробираться среди оставляемых буйволом огромных лепешек, чтобы не забрызгать военную форму, было не слишком легко.

Нино вывел быка на поле и крикнул Энцо, чтоб прикрыл калитку. Динамит до нелепости грациозными копытцами засеменил вперед, разинул пасть и замычал; громовое мычание эхом разнеслось по лесистой округе, заставив Энцо испуганно оглянуться.

— Почуял коров, — удовлетворенно сказал Нино. — Это хорошо.

— Часто вы их спариваете? — спросил Энцо, надеясь своим вопросом произвести благоприятное впечатление.

Нино взглянул удивленно:

— Ну, как же, каждый год! Нетельная корова молока не дает.

То, что производство молока напрямую связано с отелом, никогда прежде не приходило Энцо в голову.

— А с телятами что потом? — осведомился он.

— На еду, — невозмутимо сказал Нино. — Прежде чем траву начнут щипать. Я сам в сарае перерезаю им горло и спускаю кровь. Пока молодые, мясо нежное. Молодец бычок, интерес проявляет.

Энцо, затаив дыхание, наблюдал, как интерес Динамита со всей очевидностью восстает из-под мохнатого живота. Издав очередное зычное мычание, буйвол взгромоздился на Пришиллу, с силой тычась ей сзади гигантским членом в бока, пока не удалось, скорее по случаю, чем по здравомыслию, всадить его внутрь. Пришилла всхрапнула, опустила голову и принялась щипать траву.

Пока бык делал свое дело, Нино переключил внимание на Энцо.

— Выходит, ты тот самый парень, который Ливии голову вскружил? — заметил он.

— Да, синьор, — ответил Энцо, со встрепенувшимся сердцем навстречу известию, что Ливии он и в самом деле не безразличен.

— Жениться собираешься?

— Правда, мы только познакомились. Но почему бы и не жениться. Если она сама захочет, конечно, и с вашего благословения.

Нино испытующе взглянул на парня.

— Ты, верно, думаешь, что вон в этом, — тут он указал большим пальцем на старательно орудовавшего боками Динамита, — супружество и состоит?

— Нет, что вы, синьор!

— Думаешь, думаешь… Каждый в твои годы так думает. А теперь гляди, что дальше будет!

Динамит забил передними копытами о бока Пришиллы. Затем издал очередное громоподобное мычание, от которого птиц с соседних деревьев точно ветром сдуло, зад его с силой содрогнулся, после чего он слез с коровы. Через минуту оба буйвола преспокойно щипали сочную, влажную траву. Член Динамита опал, опустившись к траве.

— Быстро проходит, верно? — прокомментировал Нино. — Если поразмыслить, ради одного этого жениться не стоит. Если это тебе надо, лучше отправляйся к вдове Эсмерельде.

— Нет, синьор, я вовсе не за этим, — сказал Энцо, который вдовушку Эсмерельду уже неоднократно с приятелями посещал. — Я люблю Ливию.

— И насчет приданого забудь. Я ведь бедный крестьянин, у меня всего-навсего и есть что местная закусочная.

Энцо почесал в затылке:

— Что, совсем никакого приданого?

— Ну, только так, для блезира. Скажем, тысчонка лир.

— Может парочку? — спросил Энцо, отчаянно пытаясь хоть что-то выторговать.

— Ты вроде сказал, что любишь ее? — заметил Нино.

— Ну да, люблю! Это я так…

— А если любишь, то деньги при чем? — с некоторой угрозой спросил Нино.

— Ни при чем, — заверил его Энцо. — Ну ладно… хватит и тысячи.

Нино оценивающе посмотрел на юношу. Видный малый, ничего не скажешь, а торговаться не умеет. Здесь, в деревне, где только ради жалкого цыпленка можно торговаться хоть целый день, это качество весьма ценилось. Похоже, что Ливии в конце концов придется при таком замужестве сменить юбку на штаны. И все же дочь свою Нино знал слишком хорошо и понимал: если та что решила, с пути ее не свернешь.

— Мне надо подумать, — проворчал Нино. — А если тебе взбредет обесчестить ее до свадьбы, — глядя парню прямо в глаза, добавил он, — вспомни тогда, что я тебе про телят говорил.

Этот день Энцо с Ливией провели вдвоем, а вечером первые посетители остерии с удовольствием наслаждались пением, доносившимся из кухни.

Ливия была так счастлива, что почти не замечала, что сами собой стряпают ее руки. Но всеми было отмечено, что нынче ее лимонная паста оказалась даже слаще, чем прежде; что же касается печеной моццареллы с жареным перцем — то это было что-то необыкновенное. А Ливия на кухне в мечтах об Энцо, видно, и сама не заметила, как скушала целиком сырный торт, который предназначался на сладкое. Правда, посетители после сошлись во мнении, что все же куда приятней видеть Ливию такой вот счастливой и уж тем более не довольствоваться по случаю подгорелым луком.

Глава 4

Правила приличия в Фишино отличались одновременно и либеральностью, и строгостью. Поскольку Ливия с Энцо были официально помолвлены, им в общем-то не возбранялось, украдкой ускользнув на сеновал, валяться в сене, целоваться и миловаться до умопомрачения. Но при этом считалось, что оба должны хранить целомудрие до самой брачной ночи. А уж как там у них в промежутке случится — дело темное.

Одним из множества плюсов этих проверенных и испытанных обычаев было то, что они вынуждали мужчину проявлять куда большую изобретательность, чем при привычном сношении с женщиной, лишенном особых затей, после чего следует сон. Вскоре Энцо обнаружил, что, несмотря на внешнюю сдержанность, темперамент у Ливии неистовый.

— Вот что, — сказала она в первый же раз, когда они оказались на сеновале, — хочу, чтоб ты себе уяснил. Я с тобой в сарае потому, что мне противно, как моя сестрица пялится и хихикает каждый раз, когда видит нас вместе, а вовсе не потому, что мне хочется, чтоб ты щекотал меня своим языком. Позаботься, пожалуйста, не распускать руки.