Дитя четверга

– У меня кружится голова, – созналась Эллисон. Более того, ей казалось, что она парит в невесомости.

Он положил ладонь ей на голову и прижал к груди. Пальцы погрузились в волосы и начали массировать ей затылок. Эллисон блаженно закрыла глаза, но затем вдруг резко открыла их. Что он делает!

– Прошу вас, Спенсер, – проговорила она, пытаясь отстраниться от его руки. – Я… Дэвис…

– Тс-с, все в порядке. У вас сегодня очень трудный день.

Он повел ее в танце к противоположному краю площадки. Теперь между ними и женихом Энн находились другие пары. Свет был сумрачным. Вряд ли Дэвису видна рука Спенсера, двигающаяся вверх и вниз по ее затылку.

– Вы не должны этого делать, – слабо запротестовала она, в то же время подчиняясь диктату его ладони. Эллисон снова прижалась к нему головой, чувствуя щекой его мускулистую грудь.

– Да, не должен. Мне и самому неловко, что я это делаю, – пробормотал он. – Дэвис – мой лучший друг. – Руки его слегка напряглись. – Но вам так хорошо… Я знаю, вам это нравится.

Ей действительно было хорошо – чувствовать себя в его объятиях. Кожа пылала, пожар исходил откуда-то изнутри. Ее грудь никогда не казалась ей столь налитой и тяжелой, как сейчас. А почему так напряглись соски и впились в прозрачный лиф платья? И почему ей хотелось потереться ими о его грудь? Руки и ноги налились свинцом, а вот сердце билось как колокол! И вообще внутри у нее все трепетало.

И никогда еще не ощущала она так близко от себя чье-то тело. Все ее чувства были настроены на него. Считалось, что Эллисон высокого роста, но рядом с ним выглядела малышкой. Ее рука покоилась на его мускулистых плечах, их бедра соприкасались. Чувствовалось, что приятель Дэвиса крепкий и сильный мужчина.

Но это не означало, что он состоит из одних только мускулов. Наряду с физической силой Спенсер обладал гибкостью. Кроме того, был нежен. Большим пальцем он чертил линии на ее ладони, а его правая рука скользила по обнаженному плечу Эллисон.

– Я никогда не видел рыжеволосых с кожей, как у вас. Ведь у большинства рыжих кожа светлая, не правда ли?

– Мы, то есть моя сестра и я, унаследовали цвет лица от бабушки по материнской линии. Она испанка, и кожа у нее была оливкового цвета. От нее у нас и зеленые глаза.

– А рыжие волосы? – Он неторопливо провел по ним пальцами.

– От нашего ирландского дедушки.

– Весьма красочное семейство.

Она засмеялась, уткнувшись ему в рубашку:

– И не только в этом отношении.

– Взять вашу сестру, например. Эллисон подняла голову:

– Дэвис заставил вас поверить, что она настоящее посмешище… Это вовсе не так. Он дотронулся до ее щеки:

– Она так же красива, как и вы?

– Благодарю вас. – Ей было несколько не по себе, оттого что он слишком сильно прижимает ее. Но больше всего Эллисон огорчало то, что она не могла увидеть его лицо. Она уткнулась лбом во впадинку пониже плеча. – Мы абсолютно похожи внешне. Но в то же время совсем разные.

– Как это понять?

– Она не позволила бы вам прижимать ее так, как вы сейчас это делаете.

«Вот как. Взвали вину на Энн. То есть нет – на Эллисон. Ведь именно о ней сейчас разговор? О Господи, очень трудно с этим разобраться!» Она не в состоянии думать. Ее умственные способности слабели тем больше, чем крепче обнимал ее Спенсер.

– Я должна вернуться к Дэвису, – сказала Эллисон, пытаясь высвободиться из объятий.

– Нет. Начался новый танец. – Его руки продолжали удерживать ее.

Чтобы не устраивать унизительной для себя сцены, не злить Дэвиса и не подвергать риску долголетнюю дружбу мужчин, Эллисон подчинилась.

– Как давно вы и Дэвис помолвлены?

– Около года.

– Вы любите его?

– Конечно! – воскликнула она.

– В самом деле? – переспросил Спенсер.

Эллисон опустила глаза.

– Я очень люблю его, – холодно сказала она.

– Вы живете вместе?

– Нет. – Дэвис неоднократно просил Энн переехать к нему, но из уважения к родителям она отказалась.

– Однако вы вместе спите.

Щеки ее вспыхнули от смущения и гнева.

– Это не ваше дело.

– Я хочу знать, – упрямо повторил он. Демонстрируя не меньшее упрямство, она сказала:

– Конечно же, мы спим вместе.

– Вы удовлетворены вашей сексуальной жизнью?

– Полностью.

– Обманщица.

Возмущенная подобной дерзостью, Эллисон остановилась.

– Как вы смеете говорить мне подобные вещи?

– Как я смею? Я вам сейчас объясню. Если бы вы были удовлетворены сексуальной жизнью с Дэвисом, ваше тело не было бы столь голодным. – Он притянул ее и прижал к себе так крепко, что ей стало трудно дышать. – Видите, насколько оно голодно, Энн? – Он дотронулся до ее бедра, и тихий, весьма красноречивый стон вырвался из груди Эллисон.

Рассердившись на него и еще больше на себя, она вырвалась из его объятий и бросилась к столику, по пути столкнувшись с двумя парами. Дэвис поднялся и подал ей руку.

– Ну как, теперь чувствуешь себя получше?

– Гораздо лучше. – У Эллисон подгибались колени, когда она искала стул. Она вся тряслась и ненавидела себя за это.

Эллисон вела себя словно школьница, оказавшаяся в руках мужчины, для которого обольщение было обычным делом. Возможно, он может говорить на любовные темы на шестнадцати языках. Энн, горячо любящая Дэвиса, не позволила бы ему так вести себя и говорить подобные дерзости. Она либо высмеяла бы его, либо залепила пощечину, либо пнула ему коленом в пах и уж, во всяком случае, не стала бы прижиматься к нему, как котенок, которого подобрали ночью в ненастье.

Если она позволит Спенсеру Рафту очаровать себя, Дэвис рассердится не на Эллисон, а на Энн. И Энн снова перестанет с ней разговаривать – ведь под угрозу поставлены ее отношения с Дэвисом. И тогда она…

Нет, Эллисон не допустит этого. Подобная романтика не для здравомыслящего человека, а она относит себя к данной категории.

Во время танца на нее нашло затмение. Ну и что? Ущерба это никому не нанесло, Любое животное, когда его гладят и ласкают, начинает мурлыкать и млеть от удовольствия. Больше такое не повторится. Впредь она станет избегать нового знакомого.

Остаток вечера Эллисон все внимание дарила Дэвису, а со Спенсером общалась лишь постольку, поскольку этого требовал этикет. Она видела, как общались на людях Энн и Дэвис, и изо всех сил старалась демонстрировать нежные чувства к нему. Похоже, ей удалось убедить Дэвиса в своей искренности. Он млел и грелся в лучах ее обожания. Эллисон старалась не смотреть на Спенсера, чтобы не видеть его реакции.

Когда они вышли, Дэвис попросил швейцара вызвать такси для Спенсера.

– Вот тебе адрес моей квартиры и запасной ключ. – Он вручил другу листок и ключ. – А я провожу Энн домой.

– Я понимаю, – сказал Спенсер. Он сделал шаг ей навстречу, легко коснулся ладонями ее плеч и дружески поцеловал в щеку. – Спокойной ночи, Энн… Вы и в самом деле такая, как о вас рассказывал Дэвис… и даже лучше.

Он убрал руки и отступил, но она все еще ощущала жар в тех местах, до которых дотрагивались его пальцы. Этот человек с волнующим грудным голосом и крупным мускулистым телом таил в себе угрозу, и Эллисон начинала догадываться, какую именно. Она ухватилась за руку Дэвиса как за спасательный круг.

– Благодарю вас, Спенсер. Доброй ночи… Я счастлива, что наконец-то познакомилась с вами.

И лишь только когда такси увезло Спенсера в ночь, она задышала нормально.

Это было непросто, тем не менее ей удалось вынуть контактную линзу, незаметно для Дэвиса надеть очки и доехать до дома Энн. Она тут же их сняла, как только припарковалась и выключила зажигание. Они вышли из машины и направились к дому.

Она открыла дверь, Дэвис вошел вслед за ней. Эллисон испугалась и стала лихорадочно думать, как же ей выпутаться из новой щекотливой ситуации.

– Спокойной ночи, дорогой! – сказала она.

– «Спокойной ночи»? Скорее «Здравствуй»! Я ни разу не поцеловал тебя за этот вечер.

Прежде чем она успела что-то предпринять, он притянул ее к себе и крепко прижался ртом к ее губам. Первым желанием Эллисон было плотно сжать губы, но она понимала, что это не поможет. Поэтому решила позволить ему поцеловать ее так, как он хочет, и неуверенно положила руки ему на талию.