Сон Бруно

Отношения с Аделаидой не вызывали у него особенных угрызений совести. Денби полагал, что человек вообще волен поступать как заблагорассудится, если не причиняет никому зла, а какое зло мог он причинить Аделаиде? Она была в том возрасте, когда женщине необходимо быть желанной. Денби понятия не имел, нравится ли ей с ним спать, но он знал, что Аделаида влюблена в него, влюбилась сразу, когда пришла наниматься по объявлению. Бруно еще только начал прихварывать. Но оказалось, бедный старик заболел надолго. Аделаида помогала ухаживать за ним, а ее двоюродный братец, сиделка Найджел, сделался просто незаменимым. Денби и в голову не приходило (и Аделаиде, как он полагал, тоже), что мог встать вопрос о женитьбе. Не те у них были отношения. Однако он чувствовал, что стареет и приближается пора, когда требуется покой. Аделаида его вполне устраивала. Он пообещал обеспечить ее старость. Каждый вечер он ложился с ней в постель слегка навеселе и пребывал в совершенном блаженстве.

Не первой молодости и уже полнеющая, Аделаида была тем не менее очень недурна, как мог убедиться Денби за время их близости. Живот и бедра, пожалуй, тяжеловаты, зато плечи и грудь просто классические. Круглое румяное лицо, густые длинные каштановые волосы. (Волосы были крашеные, однако Денби об этом и не догадывался.) Пристрастие к излишне нарядной одежде – в полную противоположность Линде – придавало Аделаиде в его глазах какое-то экзотическое, чуть ли не восточное очарование. На ней все звенело, бренчало и шелестело. Широко поставленные карие глаза смотрели на него с набожным вожделением, когда она сворачивала в затейливый пучок свои густые волосы. Ровный южнолондонский выговор Аделаиды звучал для него любовным призывом.

Денби икнул. На улице мягко и дружелюбно шумел дождик. В этот день Денби по обыкновению выпивал с Гэскином в «Вороне». И конечно, немного перебрал. Он лежал на спине, согнув ноги в коленях. Он любил так лежать, испытывая блаженное ощущение расслабленности. Аделаида выключила свет и примостилась рядом, прилепившись к нему, точно Ева. Денби видел очертания своих коленей, возвышавшихся на фоне тонких занавесок, сквозь которые брезжил свет уличного фонаря, освещавшего двор. Они с Аделаидой спали в полуподвальном крыле, пристроенном прежним владельцем к дому на Стэдиум-стрит еще в те дни, когда все вокруг выглядело куда менее убого. Денби в этой убогости находил утешение. Красивый, ухоженный дом в Ноттинг-Хилле был домом Гвен, ее территорией, Денби сбежал оттуда и после нескольких лет скитаний по квартирам приобрел дом на Стэдиум-стрит именно потому, что он оказался таким обшарпанным, таким непохожим на тот. И конечно, неподалеку от типографии. Денби любил маленький, слегка осевший двор, в который смотрело окно спальни, всегда сумрачный, покрытый скользким зеленым мхом. Его называли двором, а не садом, хотя в нем росли кусты бирючины и лавра и даже выродившаяся в шиповник роза. На черном грунте травы не было. Только одуванчики и ноготки каждый год пробивались сквозь влажную корку мха. Громады труб электростанции Лотс-роуд как нельзя лучше гармонировали с этой мрачной, бесплодной землей.

Типография находилась на другом берегу Темзы, в Баттерси, почти у самой реки, прямо напротив муниципальной верфи, неподалеку от электростанции, и каждый день, перейдя Баттерсийский мост, Денби попадал на другую территорию, такую же грязную и убогую, отличавшуюся разве что запахами навоза, пивоварни и гниющих в воде отбросов. Наследство Гвен продолжало приносить Денби радость. Он любил типографию, грохот машин, бумажную пыль, клановую независимость печатников. Любил исходные материалы ремесла – ровный срез девственной бумаги, мужественный свинец. Еще в детстве Денби больше нравилось расплавлять солдатиков, чем выстраивать их для игры, и процесс изготовления букв из свинца никогда не переставал доставлять ему удовольствие. Нравились ему и машины, особенно те, что были постарее и попроще, и он гордился своей решительностью и хозяйственной смекалкой, благодаря которой устаревшее предприятие еще не село на мель. Порой он отправлялся в Челси, во всяком случае добирался по набережной до Королевского арсенала, изредка ходил с Аделаидой в фешенебельный ресторан на Кингс-роуд, потому что ей там нравилось, но Денби чувствовал себя неуютно в этой части города. Фулем и Баттерси, где он знал каждое заведение, – вот Лондон, который всегда оставался для него привлекательным и загадочным. Денби вздохнул с облегчением, когда Бруно перестал настаивать на переезде. Денби не любил, когда возникали разногласия со стариком. Они всегда ладили.

– Аделаида, тебе не холодно?

– Нет.

– А волосы у тебя холодные. Забавная штука – волосы. Не отрезай их, если любишь меня.

– Ты бы подвинулся немножко.

– У меня есть свежая рубашка на завтра? А то придут ребята Баутера.

– Конечно, есть.

– Радио в шесть часов слушала? Что там передают насчет реки?

– Предупреждают о наводнении.

– Не затопило бы наш двор, как два года назад.

– Как у тебя прошел день?

– Превосходно. А у тебя? Как старик?

– Как обычно. Опять вспоминал Майлза.

– Охо-хо.

– Хочет увидеться с ним.

– Только на словах.

– Мне кажется, ему нужно встретиться с Майлзом. Все же родной сын.

– Чепуха, Аделаида. Вряд ли это имеет смысл после стольких лет. Им не о чем говорить. Только расстроят друг друга. Кстати, ты не забыла спрятать марки?

– Нет.

Денби и в самом деле считал, что Бруно не имеет смысла встречаться с Майлзом. Не только потому, что Денби надеялся заполучить коллекцию. Хотя, конечно, он питал такую надежду. Любой бы на его месте надеялся.

– Тебе не кажется, что он слегка свихнулся?

– Вовсе нет. Даже если он что-то и путает иногда, разум все-таки у него очень ясный.

– Он столько говорит о пауках. Просто бредит ими.

– По-моему, он их даже притягивает. Ты заметила, в его комнате полно пауков?

– Отвратительные твари! Как ты думаешь, он еще долго протянет?

– Он угасает постепенно. Но это еще может длиться вечность.

– Ты говорил, он больше не расспрашивает о типографии, а это плохой признак.

– Может быть. Но бедняге все равно хочется жить.

– Не понимаю, зачем жить, когда становишься такой развалиной. Чего еще ждать от жизни?

– Очередной выпивки.

– Ну да, с тебя станется. А меня старость приводит в ужас. Не хочу быть старухой.

– Когда состаришься, милая, поймешь, что жить все равно хочется.

– Вот моя тетушка совсем спятила. Вообразила себя русской княжной. Несет какую-то тарабарщину и думает, что это русский язык.

– Сумасшедшие до смешного любят титулы. Кстати, твой двоюродный братец все еще без работы?

– Уилл Боуз? Да он и не ищет ее. Выкачивает пособие из государства. Слишком уж много оно им дает.

– Он мог бы подработать у нас маляром. Причем не обязательно сообщать об этом в комитет по пособиям.

– Все-таки он учился в школе. Как и Найджел.

– Ну уж извини, Аделаида, но в настоящее время я, к сожалению, не могу предложить Уиллу более творческой работы.

– Ему обязательно нужно найти что-нибудь подходящее. Кстати, в прошлый раз ты ему слишком много заплатил.

– Ну, помочь всегда приятно. Знаешь, он совсем другой, чем Найджел. Странно, что они близнецы.

– Они не зеркальные близнецы. Лучше бы ты не брал сюда Найджела. Лично я была против.

– Я ведь не для него старался. Он превосходно ухаживает за Бруно. Просто поразительно.

– И о чем они столькоговорят?..

– Не знаю. Они замолкают, как только я вхожу.

– Может, о женщинах?

– Найджел? О женщинах? Хм-м.

– Неужели такой старик, как Бруно, может интересоваться женщинами?

– Интересоваться женщинами не перестают никогда, дорогая.

– Но Бруно же ничего не может.

– Все мы по большей части живем в своем призрачном мире. Любят ведь тоже чаще всего в воображении.

– Вот уж за тобой ничего такого не замечала. Я так думаю: если кто и разбирается в любви, так это Найджел.