Родной ребенок. Такие разные братья

— Все верно! — поддержал их Джавар. А теперь выпьем за это, и давайте ставить сеть. Я хочу ухи, прекрасной африканской похлебки!

С правого берега доносилась песня рыбаков. Горячий ветер из пустыни уносил ее вдаль. Мумба подхватил слова песни, и они вместе с Джойсом спели ее протяжно и с таким проникновением и любовью, словно каждый из них был и певцом, и композитором, и поэтом.

«О Тана! Великая наша река Тана!» — приглушенно доносилось с противоположного берега.

А здесь, рядом, Джойс из племени кикуйю и Мумба из племени масаев — подлинные сыны Африки — пели эту песню так самозабвенно, что у Джавара выступили на глаза слезы от этой песни, похожей на молитву:

Джойс и Мумба дотянули медленно песню и смолкли.

— Пойду, посмотрю сеть, — как ни в чем не бывало сказал Мумба.

Глава вторая

Голубое небо Бомбея прорезали высокие белые небоскребы, роскошные беломраморные храмы с яркими стягами наверху.

Недалеко от Красного форта, «Ворот Индии», рядом с прямоугольной высокой гостиницей «Тадж-Махал» с фигурными окнами в мусульманском стиле шла веселая, почти что праздничная торговля товарами на передвижных лотках. Эти пестро украшенные лотки с матерчатыми тентами-навесами были установлены на велосипедных колесах. Высокие худые парни катали их в ритме звучания дюжины барабанов, которое разносилось далеко вокруг. Головы этих парней и барабанщиков были повязаны вместо тюрбанов разноцветными хлопчатобумажными ангочхами — своеобразными шарфами размером с полотенце.

Лотки с подвешенными к ним бумажными фонариками, гирляндами цветов и разноцветными лентами из фольги, двигались пестрым прямоугольником. Флейты и ситары разносили чарующие звуки мелодий, барабанная дробь и синкопированный бой основных барабанов «держателей ритма» — все это вместе взятое вовлекало исполнителей и покупателей в радостные движения танца.

В центре этого оживленного, пестрого и движущегося прямоугольника — молодая девушка в цветастой, широкой и длинной, по щиколотку, юбке, босая, в переливающейся на солнце зеркальными блестками курти — кофточке-лифчике, с огромными янтарными серьгами в ушах, с серебряными браслетами на руках. Ее длинная черная и тугая коса с вплетенными в нее белыми розами, извивалась по спине, как змея. Юное овальное лицо озаряли большие искристые глаза. На мраморном лбу красавицы, между бровей, сияла знаменитая красно-коричневая тика — кастовый знак и украшение каждой индийской женщины, фокусируя собой все прекрасные черты ее лица. Девушка пела и танцевала, определяя ритм и смысл всего происходящего. Она была как бы мотором этой миниярмарки, похожей на праздник, ее сердце, ее цвет…

На лотках в изобилии были развешаны блузки, сари, платья, юбки, свитеры… Стопками лежали шали, платки, полотенца, белье. Здесь были недорогие украшения в коробках, деревянные и бронзовые фигурки Кришны, Шивы, резиновые куклы и хвосты бурундучков, которыми бомбейские водители любят украшать свои автомобили, а также всевозможные пряности, которыми так богата Индия.

Торговля шла довольно бойко. Собравшаяся толпа зрителей любовалась танцовщицей, не отрывая от нее глаз. Некоторые из них время от времени, подхваченные водоворотом мелодии, уснащенной барабанным сердцебиением, пускались в пляс.

Жители Бомбея, да и вообще индийцы — народ доверчивый, с душой ребенка и философа — легко увлекаются любым истинным проявлением жизни, если в нем проглядывает главное: добро, любовь и красота.

Барабаны в форме узких бочонков, висящие на шеях бойких и подвижных музыкантов, гремели под хлесткими ударами узких смуглых кистей.

У лотков, подняв руки, пританцовывал полный седовласый мужчина в гандистской шапочке и длинном белом муслиновом ширвани доверху застегнутом сюртуке. Он то и дело улыбается и от наслаждения прикрывает тяжелые, похожие на верблюжьи веки.

Танцовщица, изгибаясь в танце и обходя зрителей, пела:

К ней подходят покупатели и с улыбкой вручают ей деньги. Она же грациозным движением взамен выдает им товар. Молодой сикх с длинными волосами с улыбкой юного месяца среди курчавой черной бороды, получив великолепную шаль из Кашмира, кланяется ей и мягкими движениями, танцуя в ритме музыки, отходит в ряды зрителей. Тибетская девушка, небольшого росточка, в красочном монисто, купила шелковую блузку и вместе с танцовщицей несколько минут танцевала катхак, и браслеты ее звенели в такт движениям.

Танцовщица, вновь обходя зрителей, припевала:

Эти припевки танцовщица вплетала в свои изящные и необыкновенно гибкие и ритмичные движения.

Между двумя высокими башнями из стекла и бетона в туманной дымке синело Аравийское море. Три арековые пальмы, стройные и высокие, создавали своеобразный урбанистический пейзаж тропиков.

На двадцать третьем этаже одной из этих башен располагался офис управления «Текстильэкспорт». Кондиционер слегка журчал, как горный ручей. Сквозь жалюзи мягко процеживались солнечные лучи.

Ананд, в светлом серо-голубом костюме, с шелковым пестрым галстуком, сидел за столом, углубившись в бумаги.

Рядом, спиной к нему, за большим длинным столом, на котором стоял компьютер, трудился его генеральный директор и друг Раджа. Раджа нервно снял с себя пиджак и бросил его в кресло.

Стены кабинета были оклеены фотообоями, на которых были изображены Гималаи, деодаровые, кедровые, леса Кашмира и озеро Дал. Так хотел сам Ананд и так посоветовал ему дядюшка Джавахарлал. Бывая в Кашмире, Ананд каждый раз поражался красотой этого прекрасного озера. И если дома эти обои были вроде бы ни к чему, то в конторе они были очень даже кстати.

Раджа встал, выключил компьютер и размял плечи, а затем пальцы. Он был невысокого роста, худощав и кудряв, как барашек, подвижен, быстр и сообразителен, но временами не в меру болтлив, что раздражало Ананда. Но точность, четкость в работе, умение сходиться с людьми, выуживать необходимую информацию и прогнозировать с лихвой искупали этот безобразный, с точки зрения Ананда, недостаток.

Раджа дернул за шнур, подняв жалюзи. Взор его упал на площадь, где проходила красочная ярмарка-распродажа. Ему была отчетливо видна яркая танцовщица и более десятка музыкантов. Все двигалось, плясало и веселилось.