Соблазн

Болезненно, дюйм за дюймом, съемки продвигались вперед, и никто не мог сказать, были ли результаты хорошими, плохими либо чем-то средним. Аренда замка была продлена, контракт с рестораном продолжен. В нетерпении Самсон подгонял съемочную группу и обслугу, со злостью, угрозами и иногда с применением силы, что походило на отчаяние.

Сидя один в башне, он работал на монтажном столе и не позволял никому прикасаться к своей работе, просматривая результаты каждого съемочного дня. Более склонный к секретности, чем когда-либо, он ни с кем не делился своими мыслями, давая основание для слухов, что Самсон Лав вот-вот упадет своим красивым лицом в грязь впервые в своей блестящей карьере.

Он приберегал финальные сцены, где Дракулу уничтожают, напоследок, и поскольку время их съемок все приближалось, становился подавленным, даже казался обезумевшим, словно не мог примириться с гибелью своего вымышленного создания. Когда эти сцены уже невозможно было откладывать, когда стало очевидно, что все просто считают минуты и ждут, что скажет Самсон, он сбежал в свою башню и уединился там. Озабоченные тем, что он не ест и не спит, Стиви и Пип рискнули навлечь на себя его гнев и попытались пробраться к нему. Они стучали в дверь и кричали. Они пытались повернуть дверную ручку, но тяжелый засов был задвинут. Они стали стучать сильней, опасаясь, что случилось что-нибудь ужасное. Внезапно раздался громкий треск, звук стекла, разлетевшегося вдребезги от удара о дверь, и глухой голос, говоривший:

– Уйдите прочь, черт вас побери, убирайтесь прочь!

И все же на следующее утро, когда группа собралась в столовой на завтрак, появился Самсон, выглядевший свежим и отдохнувшим, одетый в свой костюм Дракулы и явно готовый к работе. Он постучал ложечкой по стеклу, призывая всех к тишине.

– Я придумал новую, смелую концепцию, – заявил он с улыбкой, которую все увидели у него впервые за много недель. – Дракула не может быть уничтожен… Все, что он воплощает в себе, бессмертно. Лишь мелкие, напуганные людишки настаивают на его смерти… Это ложное и с художественной точки зрения неполноценное завершение сюжета. Наш Дракула пожнет триумф… В конце он соблазнит всех, кто пытался его уничтожить!

Все заговорили разом. Что это означает? Дальнейшее затягивание съемок? Пересъемки?

– Мы все закончим сегодня, – продолжал Самсон, и его слова звучали увереннее, чем во все предыдущие недели. – Заключительные сцены будут разворачиваться в павильоне с бассейном. Когда Джонатан Харкер и Ван-Хелсинг появятся со своими колами и крестами, произойдет солнечное затмение, как будто сама природа вмешается и сорвет их планы… Дракула поднимется из гроба. Он вполне в силах уничтожить своих врагов, однако вместо этого он станет развлекать их видениями их собственных скрытых желаний. Выбор за ними. Окажется ли их так называемая мораль достаточно сильной, чтобы противостоять искушениям? Борьба ожесточенная, но короткая. Против соблазнительного аромата чувственных удовольствий абстрактные добродетели не защищают. Конец фильма станет вакханалией, мальчики и девочки, которая посрамит даже римлян… Итак, влезайте в костюмы и за работу!

Павильон был спешно освещен красным флюоресцентным светом, залив бассейн и прилегающее пространство дьявольским кровавым сиянием, от которого у Стиви поползли по спине мурашки, хоть она и знала, что все это ее выдумки. Накладывался грим, подгонялись костюмы, все завертелось с неожиданной ловкостью и скоростью.

Когда уже снятые до этого сцены были дополнены только одним дублем, настроение у компании поднялось выше, чем оно находилось в течение нескольких последних недель. Скоро придет конец скуке и напряженности, скоро все они вернутся в Нью-Йорк.

Когда место съемок было подготовлено для вакханалии, увезли обычно стоявший возле съемочной группы кофейный вагончик. На его месте Самсон установил передвижной бар и переносную фармацевтику: наборы тонизирующих и успокоительных средств, ампулы с амилнитритом; гашиш, кокаин, опиум и марихуана, не говоря уж о приспособлениях для курения, инъекций или нюханья. Все, что до этого запрещалось или разрешалось небольшими порциями, теперь предлагалось щедрой рукой.

– Пользуйтесь удовольствиями, мальчики и девочки, – весело произнес Самсон. – Берите что угодно и сколько угодно. К черту всю осторожность… Я хочу, чтобы вы отбросили все запреты, как сбросили свои одежды; отдайтесь целиком восторгам чувственных наслаждений.

Подобно детям в кондитерской лавке, съемочная группа жадно набросилась на порошки, пилюли, спиртное. Самсон ходил среди них, будто хозяин, бормотал похвалы, подбадривал, глядел, как принимают его зелья, направлял камеру то на чьи-нибудь глаза, то на чье-то тело.

– Теперь все прыгают в бассейн, – крикнул он. – В одежде и без нее, как кому нравится… Выбирайте себе партнеров и занимайтесь любовью! – Камеры надвинулись ближе, когда начались совокупления, когда нагие и одетые тела переплелись в различных комбинациях по двое, трое или больше, звуки сексуальных стонов смешивались со смехом и плеском воды.

Одетая только в киношное белое платье, Стиви ждала сигнала. Ей было сказано, что она будет любить Донни Гласса, который играл Джонатана Харкера, а когда она запротестовала, Самсон объяснил, какой важной в художественном отношении будет эта сцена.

– Разве ты не понимаешь? – уговаривал ее он, – Мина – невеста Джонатана, и все же при их скучных, бесцветных взаимоотношениях он едва касался ее. Теперь же Мина принадлежит Дракуле, который предлагает ее Джонатану… насмешливо, соблазняюще. Ты поняла или нет?

В конце концов Стиви согласилась. Она выпила и приняла милтаун, но все еще чувствовала скованность.

– Ты еще не в кондиции, – сказал Самсон, протягивая ей сильный коктейль из водки и туинала. – Ты недостаточно расслабилась. Нам нужно снимать сонную Мину, из другого мира. А твои мышцы еще слишком тугие, а глаза ясные.

Она послушно выпила, и вскоре мир вокруг нее поплыл и потерял фокус. Ноги и руки превратились в студенистую массу, и ей пришлось сесть и схватиться за стул, чтобы не упасть. Она потеряла представление о времени и пространстве, и когда Самсон выкрикнул: «По местам!» – она не имела представления, что должна делать. Она позволила отвести себя на скамью в центре павильона и наткнулась по пути на дерево.

– Вот так хорошо, – сказал Самсон. – Теперь все, что от тебя требуется, это ждать… и плыть по течению.

Огни казались жаркими, и все, что хотелось Стиви, – это прилечь куда-нибудь и заснуть. Она смутно сознавала, как Самсон отдавал распоряжения, как кто-то приближался. Она взглянула, смутно ожидая увидеть Донни Гласса… но это был кто-то еще. Это был Пол Максвелл, который ухватил ее за руку, сорвал ночную рубашку с ее плеч и толкнул на скамью. Она попыталась что-то сказать, однако губы Пола впились в нее, его тело пронзило ослабевшую плоть Стиви, и он взял ее, грубо, с бешеной злостью.

Когда она открыла глаза, то увидела, что находится в чужой спальне. У Пола.

– Игра стоила свеч, – сказал он с удовлетворенной ухмылкой. – Дороговато, но стоило того.

– Ты о чем? – спросила она. В ее голове все пульсировало и плыло, и она совершенно ничего не помнила.

– Ты… поиметь тебя. Это оправдало все деньги, которые были затрачены на картину. – Когда Стиви никак не отозвалась, он пояснил: – Я согласился вложить деньги в эту ленту, после того как Самсон обещал, что я получу все традиционные привилегии продюсера… все, что я хочу, включая привилегию переспать с любым из актеров. Я хотел тебя.

Несмотря на туман, Стиви поняла, что сказал Пол, и, собрав все силы, пнула его ногой в пах. Он заревел от боли и ударил ее по лицу достаточно жестко. Она отшатнулась, ударилась о кровать и рассекла щеку. Рыдая от боли и злости, она выбежала из комнаты в ванную и заперла за собой дверь. Кровь текла по щеке. Она шагнула под душ и включила холодную воду. Сколько она так стояла – неизвестно, тело ее застыло. Произошло нечто ужасное, и хотя презирала она Пола, виноват был Самсон, позволивший случиться этому. Не то чтобы она делала вещи, которых не делала прежде, то есть была открыта для новых впечатлений, которые казались странными и даже грязными, если она не была одуревшей от наркотиков. Нет, Самсон продал ее, как проститутку, и сделал это ради денег.