Шлюха (ЛП)

Но я ошибалась. Пэкстон бесшумно вошел в комнату, не в силах скрыть мрачного выражения на лице. Это я нарушила тишину. Он просто подошел, провернул ключ в замке и освободил меня от хитрого механизма.

— Что, Пэкстон? — тихо спросила я.

В ответ ничего. Он неуверенно смотрел на меня, снимая рубашку и джинсы. Без слов. Несколько раз провел по своему члену ладонью, раздвинул мои колени и вошел в меня в состоянии полуготовности. Мои руки он завел мне за голову, удерживая их одной своей. Наши губы встретились в самом длинном, самом сладком поцелуе, который он когда-либо мне дарил. Мы могли бы получить награду за лучший поцелуй, сними мы его на камеру. Я чувствовала, как он растет во мне с каждым толчком, меняя темп между моих бедер. Подобные движения Пэкстона сменили правила игры. Я пыталась наслаждаться этим моментом вместе с ним. Что-то в его глазах, как он смотрел на меня и занимался со мной любовью, говорило, что именно это мне и нужно.

Последняя попытка узнать хоть что-то провалилась:

— Пэкстон, ответь мне.

Не произнося ни звука, он начал двигать торсом еще жестче, заставляя меня закрыть глаза и застонать. Пэкстон был внимателен ко мне, страстно целуя и исследуя мое тело пальцами. Мои ягодицы, соски и спину.

Мне удалось выдавить из него слабую улыбку, когда я пригрозила не кончать, если он не поговорит со мной. Он отпустил мои руки и обхватил за ягодицы. Этого было достаточно, чтобы отправить меня за грань. Три толчка. Настолько жалкой я была. Эйфорическое чувство зародилось в пальцах ног, медленно поднимаясь вверх. Мое тело изогнулось буквой «С», спина выгнулась, а ногти царапали его грудь. Разрушительный оргазм.

Казалось, это самый долгий оргазм в мире — не меньше минуты от начала и до конца. Не знаю даже, дышала ли я. Каждая мышца в моем теле напряглась. В какой-то момент я заметила выражение его лица. Ранние морщинки вокруг глаз, сжатая челюсть, словно ему было больно, и взгляд, с которым он вошел в меня. Мне нравился этот взгляд. Глаза и раскрытые губы Пэкса выдавали дрожь, пронизывающую его тело.

Я резко втянула воздух, осознав, что действительно забыла дышать. Мое тело бессильно упало на матрас, веки отяжелели, я возвращалась с вершин удовольствия.

— Я люблю тебя. Люблю больше, чем считал возможным. Но я все еще не уверен, что смогу что-то изменить.

— Ты расскажешь мне? Что там было?

Бедра Пэкстона замедляются до скорости улитки.

— Да, но не сегодня.

Я подумала о том, как проведу ночь в неизвестности. Это была ужасная идея. Я бы не смогла дотерпеть до утра.

— Это нечестно. Мы договорились, что будем делиться друг с другом. Думаю, нужно сказать Нику, что такой расклад нас не устраивает. Мы должны смотреть видео вместе, — запротестовала я, глаза сузились, выразив мое недовольство.

— Нет, думаю, он прав. Думаю, нужно делать точно так, как он велит.

— Говоришь, словно от этого зависит наша судьба.

— Возможно.

Я изо всех сил пыталась не замечать зарождающееся чувство между моих ног. Разговор казался важнее нарастающего оргазма.

— Но в чем суть всего этого, если мы будем лгать друг другу?

— Я не буду лгать тебе.

— Но и не расскажешь всего?

— Расскажу, но прежде мне нужно хорошенько все обдумать. Не хочу причинить тебе боль.

— О чем я говорила, Пэкстон? — настаивала я.

Он поцеловал меня в кончик носа, войдя в меня до упора и замерев ненадолго, прежде чем снова зашевелиться.

— Обсудим это завтра. Помолчи. Я пытаюсь трахнуть тебя.

Кем я была, чтобы спорить? Особенно когда он прижимал мои ноги к груди, получая возможность войти еще на пол дюйма глубже. Как только я кончила во второй раз, Пэкстон отпустил мои ноги и вышел из меня, кончив на влагалище. Я все еще была в состоянии невесомости, поэтому не уделила должного внимания одной странности. Пэкстон всегда кончал внутрь меня. Не то чтобы я была против. Вовсе нет. Первые брызги попали мне между ног, остальное на нижнюю часть живота. Он опустил мою руку, и я размазала сперму в сторону влагалища, возвращая ее на законное место. Вау. Это все, что приходило в голову.

— Все плохо, да? Не говори мне.

— Нет, так не пойдет. У нас уговор. Я расскажу. Просто сначала нужно поразмыслить.

— О чем был сеанс? Можешь сказать хотя бы это?

Пэкстон поднял меня на ноги за кисти, избегая моей грязной руки.

— Пойдем в ванную.

— Я там уже была.

На самом деле он не дал мне выбора. Да я этого и не ожидала.

— Сходишь еще раз.

Пэкстон почистил зубы и побрился, пока я управлялась с ванной, наполняя ее сиреневой пеной.

— Ты еще не устала от лаванды? — спросил он через зеркало.

— Нет, моя мама любила лаванду.

— Откуда тебе это известно?

Я пожала плечами.

— Просто чувствую.

— Мне тоже так кажется. Тебя всегда тянуло к лаванде.

Я погрузилась в ванну, наблюдая за голой задницей Пэкстона, пока он занимался бритьем.

— Не понимаю, почему никогда не говорила тебе о ней или об Иззи. Не вижу в этом никакого смысла.

— Ты этого не услышишь. Я только что прослушал ту запись.

Мой взгляд переместился с его задницы на его лицо в отражении.

— Почему я не рассказывала тебе?

Он плеснул на себя водой, смывая белую пену в сток.

— Я попросил не рассказывать, — произнес он, вытираясь полотенцем.

Я пыталась осознать его слова, но все равно ничего не понимала.

— Что ты имеешь в виду? Почему?

— Отодвинься, — приказал он. ​

Я покорилась, села ему между ног и откинулась на его грудь, а он обхватил меня руками. Его губы коснулись моей брови, и я ощутила теплое дыхание на своей коже. Мне это нравилось, нежиться в лавандовой ванне с Пэкстоном, прижавшись к его телу.

— В тот день ты объявила мне, что беременна Офелией, в тот же день я сказал тебе, что мы поженимся.

Я с сарказмом выдохнула. Конечно же, он сказал мне, что мы поженимся.

— Продолжай.

— Оставим это на завтра.

— Можешь хотя бы сказать, почему ты ничего не знал о моей семье?

— Я только что объяснил. Не хотел, чтобы ты рассказывала. Такой был договор, сделка, которую мы заключили, когда я позволил тебе стать моей женой. Это было одним из условий.

— Каких условий?

— Уже не помню. Ты их записала.

— Где?

— Не знаю. Наверное, выбросила.

— Ладно, неважно. В чем конкретно состояло это условие?

Пэкстон сжал мой левый сосок пальцами. Его сухой голос выражал ноль эмоций.

— Тебе не разрешалось волочить за собой свое прошлое. Я не хотел иметь дело с семьей, которая будет лезть в мои дела. Твоим точным ответом было: «У меня нет семьи», ты была удочерена в одиннадцать лет. Ты сама солгала, Габриэлла. Не моя вина, что ты промолчала о существовании сестры. Даже если ты не видела ее с тех пор. Я бы тогда хотя бы не был так огорошен этой новостью.

Меня это слегка разозлило.

— Ты огорошен? Я даже не помню этого! Ты не можешь винить меня в том, что тебя что-то «огорошило». Попробуй начисто забыть всю свою жизнь и заново узнавать все шаг за шагом, как это делаю я. Мне стоит ненавидеть тебя. Я не должна быть с тобой.

— Я пытаюсь понять, насколько тебе тяжело, но и мне непросто. Сложнее, чем когда-либо.

Я покачала головой и тяжело выдохнула.

— Этого мало, Пэкс. Что значит «сложнее, чем когда-либо»?

— Даже не могу объяснить, Габриэлла. Все слишком запутанно. Я влюбился в твои глаза, как только увидел тебя. Страх в твоем взгляде, невинность, не знаю. Ты была похожа на молодого олененка. И я жаждал тебя. Меня поражало, что я могу приказать тебе что угодно, и ты делала. Когда я сказал тебе, что мы поженимся, ты призналась, что тебе еще нет восемнадцати. Это лишь усилило мое желание.

— Звучишь как какой-то педофил.

— Если подумать об этом сейчас — да, но не тогда. Мне было двадцать семь, и передо мной стояла юная сексуальная рабыня. Я одним взглядом мог повелеть тебе подойти ко мне, вплоть до того дня, когда ты разбила машину. Я мог отправить сообщение в три утра, сказав прийти и отсосать мне, и ты делала это. Мог приказать убраться в моем кабинете голой, пока я работаю, и ты слушалась.