Крыса-любовь

Судя по всему, Фатима – продавщица чая – разнесла по больнице весть про Гордонов стояк. И народ потянулся к нему в палату – увидеть чудо собственными глазами. Очевидцы заверяли, что его жезл наделен великой силой.

– Хочешь сказать, член моего брата теперь вроде как святыня? – Это не укладывалось у меня в голове. – И к нему идут паломники?

Мария перекрестилась и улыбнулась. На миг темные мешки у нее под глазами разгладились и в улыбке проглянули Неаполь, Софи Лорен, загорелые ноги, черные летящие юбки.

– Говорят, в нем сила, Арт, – шепнула она. На ее груди блеснуло золотое распятие. Она сделала большие глаза. – Люди зовут его «Лурд любви».

Лурд любви? Палата 417 – храм? Мой брат – монах-чудотворец?

Многое встало на свои места. Я вспомнил, сколько раз заходил к Гордону и заставал там парочки студентов-медиков – опустив головы, они нервно листали его карточку. Как-то вечером там ковырялись медсестрички – шарили под кроватью, якобы искали пропавший градусник. И еще я вспомнил кое-что про Сандру и Тони.

Всего пару дней назад я застал их практически в шкафу с одеждой Гордона. В тот момент я слегка удивился, но Сандра только улыбнулась и прошмыгнула мимо меня за сумочкой. Тони провел пальцами по притолоке, будто проверял, нет ли пыли.

– Наводим чистоту, Артур! Эти больничные халтурщики дня не продержались бы у меня на фирме.

Я прокрутил в памяти ту сценку. Мне показалось – или Тони в дверях и правда потрепал Сандру по прикрытому юбкой тощему заду? И разве в ее улыбке не было чего-то такого, чего я никогда раньше не замечал?

На другой день я сидел в кабинете Гордона. Я раньше времени приехал на пятый сеанс с Джули (что странно для меня), а она опаздывала (совсем уж странно для нее). Меня слегка поташнивало от шестой – за неполный час – сигареты. Пора бросать.

Приступ никотиновой тошноты свалил меня на пол, где я лежал, набираясь сил для предстоящего объяснения. Настал момент истины. Я собирался объявить Джули, что она может заполучить Гордона и Арта в одной роскошной упаковке.

Я планировал провести последний вдохновенный сеанс (возможно, лучший из всех). Напомнить ей, какую работу мы проделали вместе, как далеко она шагнула вперед (и, без слов, – как хорошо нам было вместе). А потом выложить всю правду и надеяться на лучшее. У меня были основания думать, что, несмотря на обман, Джули не будет слишком жестока к старому доброму Горди. Она столько всего хорошего наговорила о нем в нашей предлюбовной беседе! Этот парень явно произвел на нее большое впечатление.

– А, солнышко! – Я отскреб себя от пола при виде ножек Джули на пороге комнаты. – Классно смотритесь!

– Вы тут? – Она сконфузилась, будто это ее застали врасплох. – Я думала… Я так опоздала, думала, вы уже ушли… Я хотела оставить записку. Дело в том, что… Гордон, я сегодня не могу.

Она смотрела куда угодно, только не на меня.

– Сеанса не будет?

– Простите, нет. У меня работа… Мне надо… Работа?

Меня бросили. Сирена не желала видеть старого доброго Горди. (Зато я точно знал, что она хочет видеть Арта – у них тем же вечером было назначено свидание.)

Джули роскошно выглядела – что делало пилюлю только горше. В ней еще пульсировала память о нашей первой гонке. С одной стороны, мне надо бы радоваться, но почему-то я почувствовал себя обкраденным.

– Боюсь, придется пропустить всю неделю. Очень жаль.

– Да ничего вам не жаль, солнышко.

Она слегка оторопела.

– Ну что вы, Гордон! Мне правда очень жаль.

Я заметил, что Джули тоскливо смотрит на свою сумочку. Она положила ее на стол, когда вошла, и теперь раздумывала – когда можно ее подхватить, не потеряв скорбную мину. Ей не терпелось убраться из кабинета (и добраться до Арта).

– Что нового, солнышко? – спросил я. – Что за секреты?

Она первый раз посмотрела мне прямо в глаза.

– Ничего. Работа. Мама. Как всегда.

Как сказал один умный человек (по-моему, я), истина порождает истину, а брехня – брехню. Правда, я не думал, что она порождает ее так быстро. Брехня уже порождала брехню. И очень успешно. Сейчас Джули врала явно лучше, чем за всю предыдущую жизнь.

Но неужто она всерьез надеялась обмануть меня? Да слепой Фредди и тот бы почуял, что она завела любовника!

– Вы кого-то уложили в постель, так ведь? – спросил я страшным шепотом.

Глаза у нее стали огромные. Ага! Теперь-то она была вся внимание.

– Я все понял, еще когда вы вошли, солнышко. Видно за добрую милю. У вас уже и походка далеко не пай-девочки.

Джули оглядела свое тело, словно оно было не ее собственное, а какой-нибудь вихлястой оторвы на субботней дискотеке.

– Можете не темнить, я и так все знаю. Кровь не водица. Он мне рассказал.

Вот он, миг триумфа!

– Кто? – выдохнула Джули.

– Сами знаете.

– Он же обещал ничего не говорить!

– Ну что я могу сказать? Он врун. И первый это признает. Но у вас ведь тоже рыльце в пушку, правда?

У нее в сумке зазвонил мобильник.

– Мне нечего стыдиться, – буркнула Джули, даже не пытаясь добраться до телефона.

Он еще позвонил, смолк, но тут же затрезвонил снова – громко и настырно.

– Возьмите-ка трубку. А вдруг это он? – поддразнил я.

Изрядно выждав, Джули выудила телефон из сумки, отвернулась и с кем-то тихо заговорила. Когда она повернулась обратно, то чуть не плакала.

– Мне надо идти. Что-то с мамой. Джули схватила сумочку и ринулась в дверь. В коридоре она чуть не сбила кого-то с ног.

– Ой, прости, Томас! – услышал я. Томас? О черт. Томас Корелли.

Не знаю уж, сколько времени он проторчал там, у открытой двери. И сколько успел услышать. Но явно достаточно, чтобы откреститься от меня раз и навсегда. Видимо, я разочаровал его до глубины души. Мое поведение было недостойно высокого звания психотерапевта. Позор!

– Ну зачем, зачем ты это сделал? – вздохнул Томас и прошел к столу.

– Что конкретно?

Томас достал бумажник и вытряхнул оттуда наши новые визитки.

– Эти были лучше всех, – сказал он и отправил их в урну.

– Попробуй влезть в мою шкуру, старик. Не так уж много я прошу.

Томас подкатил к себе вертящийся табурет, подкрутил его под свой рост и запрыгнул на сиденье. Вот чего у него не отнимешь: он всегда готов выслушать. Это очень ценно.

– Так вот, представь: я жду Джули, собираюсь устроить последний сеанс. Готовлю что-нибудь ударное, финальный аккорд – как в той книжке, что ты мне дал. Отличная, кстати, книжка! Джули, понятно, не знала, что это будет последний сеанс. Но я-то знал, что пора прикрывать лавочку. Я хотел все ей рассказать.

Томас скептически хмыкнул и покрутился туда-сюда на своем табурете. Если я что-то понимаю в языке тела, это был плохой знак.

– Да, хотел! Но она не дала мне ни малейшей возможности это сделать. Она впорхнула сюда – причем опоздала – и давай врать, почему не может остаться. Старик, я же чувствую, когда меня отшивают. А меня именно что отшили. Ей-богу. И это после всего, что я для нее сделал. Она же сама признала, что я ей очень помог. И после этого больше не желает меня видеть. Я столько времени убил на ее проблемы! Сделал всю черную работу. А теперь ей подай что-нибудь получше. Теперь она только и думает, с кем бы переспать. И цепляется за первого подвернувшегося сопляка! А я-то надрывался! И ты тоже, не забывай.

– Да ты сам и велел ей с кем-нибудь переспать, забыл? Цель ей поставил! Хочешь сказать, что теперь ревнуешь?

Ревную? Я?

– Да, блин! Ревную! И ты бы тоже ревновал на моем месте.

– Не думаю.

– Ревновал бы! Представь, если б это был твой брат.

Томас и глазом не моргнул – как будто каждый день слушал скорбные саги о предательстве в семье.

– Ты сам и есть твой брат, – сухо напомнил он. – Или ты забыл, что она спала именно с тобой?

– Ну и что? Это неважно, раз она не знает, что спала со мной. Вот что самое паршивое, Томас. Джули думает, что спала с ним. И даже просила его не говорить мне, можешь себе представить? Я ничего не придумал. Она хотела, чтобы родной брат мне соврал. Давай пока оставим в покое мои грехи и подумаем, что все это говорит о ней. По-моему, это гадко, как ни посмотри.