Карусель

— Не можешь же ты подозревать Аманду?

— А это возможно? Могла ли она дойти до крайности? Она была такой беспокойной. Бедная Аманда… Боже, надеюсь, я ошибаюсь.

— Дэн, она не ездила в Ред-Хилл и не убивала Оливера. Умоляю тебя, даже не намекай никому на это. Ты только окажешься в дураках.

Такой поворот сделал еще более невозможным ее признание. После похорон, когда стихнет скорбь, она постепенно все ему расскажет. Сначала про насилие над Амандой, а потом, еще через какое-то время, дойдет черед и до остального.

Следующие три дня оказались настоящим испытанием. Полиция была повсюду, обследуя не только Ред-Хилл, но и «Боярышник», а также дома Йена, Клайва и Дэна. Семьи и прислуга были тщательным образом допрошены, и стало известно, что расспрашивали также и соседей. Детективы в штатском оказались очень дотошными, они снова и снова задавали одни и те же вопросы — про замки, ключи и оружие, про слугу Оливера и сделку с консорциумом. И в то же время ни намеком не давали понять, что думают сами.

Похоронный зал, где до погребения стоял гроб с телом Оливера, ломился от посетителей и был завален самыми роскошными цветами, среди которых оказался венок из роз и орхидей с простой надписью: «От Аманды Грей».

— Очень странно, — заметил Йен, который уже знал, что та приезжала в город и уехала.

— Да, очень, — согласилась Хэппи, которая никогда не встречалась с Амандой Грей.

Клайв ничего не сказал. Он не реагировал ни на чье присутствие и слова соболезнований. Он словно ничего не слышал и не видел, кроме гроба, как будто старался запомнить каждый завиток на полированной поверхности. Он сидел, поддерживаемый Роксанной, цепляясь за нее и забыв обо всех остальных в своей неизбывной скорби, и казался ребенком, которого успокаивает, защищает и жалеет мать.

Со смертью отца он стал быстро угасать.

В день похорон церковь тоже была переполнена. Входили строго по приглашениям, поэтому здесь не было любопытствующих, только друзья и сотрудники «Грейз фудс» — сколько удалось вместить. Служба продлилась долго, прощальное слово захотели сказать многие и говорили искренне, повторяя друг друга. Запах от цветов стоял удушающий, и Салли стало нехорошо, ей казалось, что она сейчас сойдет с ума.

Дома у Клайва родственники сели вокруг столика, накрытого для кофе. По разрешению врача Клайву налили чуточку бренди, и теперь, немного придя в себя, он полулежал в своем большом кресле, наблюдая за ними. Всю свою жизнь, за исключением последних пяти месяцев, думал Клайв, он был наблюдателем. Ему нравилось размышлять о мотивах поступков других людей, почему они флиртовали, льстили или язвили. И вот теперь он снова наблюдатель.

Со своего места ему был прекрасно виден Йен, который замешкался у входной двери, словно боялся войти в дом. По-видимому, Роксанна дала ему полный отчет о той ужасной ночи.

Сама Роксанна хлопотала над Клайвом с подушками, лекарствами и едой. За последние три дня она не знала, как ему угодить. Ее, без сомнения, страшило не только то, что произошло, но и то, что произойдет. Наверняка она думает о его завещании и как он его изменит! Ладно, пусть подождет и увидит, что он его не изменил. Пусть она получит эти деньги. Да, она сломала его веру в людей, сломала его, но еще она подарила ему самую величайшую радость в его жизни. Так что пусть получит их.

Странно, как одни события влияют на другие. Потеря отца абсолютно загасила его бессильную ярость на их с Йеном предательство, остались только бессилие и горечь.

Он посмотрел на Хэппи, которую тоже предали, но которая об этом не знала. Как всегда чем-то занятая, она подавала сандвичи. Интересно, что с ней, бедняжкой, станет, когда эта парочка осуществит свои планы до конца?

«А я умираю, — сказал он себе, — что бы ни говорили врачи, я лучше знаю».

Остаются только Салли и Дэн, оба такие славные, которым совершенно не о чем волноваться…

Незадолго перед Новым годом Салли вернулась в офис доктора Лайл. Ничего не изменилось: ни простое лицо врача, ни унылый вид на склад из окна у нее за спиной.

— Полагаю, вы удивлены, увидев меня снова, — начала Салли.

— Вовсе нет. Люди приходят и уходят.

— Я хочу сказать, что когда я в тот раз ушла, мне казалось, что я… в общем, извините, мне кажется, я вела себя грубо.

Врач ждала.

— То, что вы мне сказали, было настолько ужасным, что я просто растерялась и не смогла в это поверить, может, даже разозлилась на вас. Я понимаю, что это прозвучит смешно, но я была уверена, что вы ошибаетесь.

На улице, завывая, промчалась пожарная машина, за ней другая. Вой сирен заполнил комнату, Салли пришлось замолчать. И пока длилась эта пауза, женщинам ничего не оставалось, как смотреть друг на друга.

«Я могла бы довериться этому бесстрастному уму, — думала Салли, — если я когда-нибудь решусь заговорить о том, что совершила убийство».

— Вы говорили, — напомнила ей врач в наступившей тишине, — что были уверены в ошибочности моего заключения.

— Да, но я вернулась, потому что вы были правы.

Глаза ее наполнились слезами, она открыла сумочку в поисках платка, но его не оказалось.

— Вот салфетка, — сказала доктор Лайл, — и… не спешите.

Неожиданная чуткость только вызвала новые слезы и неловкие извинения.

— Я трачу ваше время, — пробормотала Салли.

— У нас два часа. Когда вы мне позвонили, я подумала, что нам понадобится лишний час.

— Спасибо. — Как же она ошиблась в этой женщине! — Я сейчас соберусь и расскажу вам, что случилось…

И она поведала историю Тины и карусели. О том, что произошло с Амандой, она не сказала ни слова: к Тине это не имело никакого отношения. Про Оливера она тоже ничего не сказала, называя его «он».

— Но поскольку я работаю с Тиной, миссис Грей, я, естественно, должна знать его имя.

Если бы врач была частью старого истеблишмента города, Салли никогда не сообщила бы ей имя: ее связь со смертью Оливера стала бы очевидной. Но даже и новые жители города читают газеты! Однако выхода не было.

Она очень тихо произнесла:

— Это был дядя моего мужа, Оливер Грей.

Врач ничего не сказала, ожидая, в своей манере, продолжения.

Итак, она это сделала, оставила свой отпечаток, свою метку. И Кэти Лайл может сделать с этим все, что пожелает. И даже если она ничего не сделает, понимала Салли, всегда будут другие, кто ехал по той дороге и случайно, многие годы спустя, вспомнит, что видел там ее. Или чье-то невинное, случайное замечание, несколько слов, сказанных даже ею самой… Она никогда не будет в безопасности, никогда не почувствует себя свободной.

— Да, тот мужчина, которого… который умер на прошлой неделе. Невероятное совпадение. Одно не имеет отношения к другому, — быстро добавила Салли и тут же поняла, что совершила глупость, очень большую глупость.

— А я и не думаю, что имеет, — сказала доктор Лайл.

— Нет, конечно, нет.

«Хуже и хуже. Я погибла», — подумала Салли.

— Доктор, почему Тина не сказала мне ничего, а вам все с готовностью рассказала?

— Во-первых, она рассказала не с готовностью. Когда кое-что прорвалось во время ее игры, я ухватилась за догадку и пошла от нее. Во-вторых, она не сказала вам, потому что боялась, что вы ее накажете.

— Но мы не наказываем своих детей. Как раз наоборот.

— Тина очень умный ребенок. Вы говорили ей, чтобы она не позволяла никому трогать себя, а она — по крайней мере мысленно — ослушалась вас. Кроме того, вы сами сказали, что ее запугивали, а также подкупили серебряной каруселью. Все не так просто, миссис Грей.

«Да нет, просто, — подумала Салли. — Это длинный, прямой, темный туннель, в конце которого нет света. Вот что это такое».

— Вы спросили Тину, вернется ли она ко мне?

— Вернется. Если бы вы были мужчиной, я почти уверена, что она отказалась бы, но когда я спросила, пойдет ли она играть к даме, она согласилась. Доктор Лайл, скажите мне, она когда-нибудь преодолеет это? — Голос ее задрожал.