Перекати-поле

Кэти лежала на смотровом столе в акушерском офисе в Амарилло, спустив трусики до основания бедер и приготовившись к снятию трехмерной сонограммы, которая определит пол ребенка, а также выявит возможные дефекты дыхания и другие отклонения. После ее первого пренатального осмотра у доктора Томаса она предпочитала консультироваться у акушера за пределами их округа. Стояла середина ноября, и она была на двенадцатой неделе своей беременности.

Кэти вздрогнула. Гель был холодным.

— Это не имеет значения, но по всем признакам это будет девочка, — сказала она.

— Признакам?

Кэти усмехнулась, несмотря на нервозность и полный мочевой пузырь: врач посоветовала ей выпить побольше жидкости, чтобы компьютерная картинка плода была более четкой.

— Это все бабушкины сказки, — с улыбкой произнесла она. — В первые три месяца меня постоянно тошнило. И мне объяснили, что так обычно бывает, когда носишь девочку. К тому же лицо у меня полное и розовое — еще один знак.

Кэти не стала рассказывать врачу о том эксперименте, на проведении которого настояла тетя Мейбл. Она подвесила кольцо на нитке над животом Кэти и объявила, что, если оно будет раскачиваться взад-вперед, у нее будет мальчик, а если по кругу — то девочка. Кольцо закрутилось, словно юла.

Женщина выглядела изумленной.

— Я надеюсь, ты не веришь в то, что, если плод вверху живота, то это девочка. А если внизу — готовься к мальчику. Никто толком не помнит, кто получается в каком случае, но я тебе скажу так: если все эти байки — правда, у тебя будет довольно большая девочка, причем очень красивая, если будет похожа на свою маму. — Она включила находившееся у нее в руке считывающее устройство — прибор, который должен был передать изображение плода на стоящий у нее за спиной компьютер. — Готова? — спросила врач.

— Готова, — ответила Кэти, повернув голову к экрану компьютера, чтобы увидеть первое изображение ее еще не родившегося ребенка.

Врач начала медленно двигать датчиком по животу Кэти, и вскоре на мониторе появилась размытая картинка. Женщина указывала на отдельные участки изображения маленького тельца — камеры сердца, систему кровообращения, отдельные органы.

— Боже мой… — пораженно прошептала Кэти.

— Да уж. Похоже, все твои приметы не сработали, — сказала доктор. — Мои поздравления. У тебя будет мальчик.

Одеваясь, Кэти изумленно смотрела на снимки УЗИ с изображением крошечного человеческого существа, которого она носила в себе. Она рассчитывала, что ее девочка могла бы первые годы своей жизни расти в Керси, потому что по ней не сразу было бы заметно, что она — дочь Трея Дона Холла. Хотя… какая разница? Она со своим ребенком переедет в любой город Техаса, где есть университет и подготовительное медицинское обучение. Но мальчик… Будет ли у него нос ТД на этом маленьком профиле… его лоб… О Господи. Что, если ее сын будет безошибочно узнаваемой копией своего отца?

Теперь она уже была уверена, что Трей не вернется к ней. Их ребенок — сын — не соблазнит его. В ноябре, рассматривая в «Аффилиейтид фудс» журналы по уходу за детьми, на обложке издания «Психология сегодня» Кэти наткнулась на заголовок напечатанного там материала: «Почему отдельные мужчины отказываются от своих детей». Она тут же нашла нужную страницу и прочитала статью, написанную психологом, в которой тот давал объяснение странному отказу Трея от нее. Проведенное специалистами исследование показало, что определенные мужчины, осиротевшие в детстве, не могут вынести, что их партнер делит свою любовь между ними и их отпрыском. Появление ребенка в доме, где такой мужчина пользовался вниманием и признанием своей партнерши безраздельно, весьма вероятно приведет к тому, что он бросит человека, который, с его точки зрения, нарушил и предал доверие их союза.

Далее в статье говорилось, что мужчины с выявленным редким эмоциональным нарушением, которые были брошены родителями в годы своего формирования и которые нашли себе партнеров, любящих их так, как те нуждаются и хотят быть любимыми, особенно предрасположены к разрыву отношений. «Ощущение того, что их безвозвратно оставил человек, в обществе которого они продолжительное время чувствовали себя исключительными и в полной безопасности, напоминает им эмоции, пережитые во времена, когда к ним пришло осознание, что родители их бросили».

Кэти вспомнила, что она видела Трея в присутствии ребенка один-единственный раз, и произошло это в тот день, когда она остановилась у «Аффилиейтид фудс», где он тогда работал. Молодая мама с младенцем на руках подкатила свою тележку к кассе; Трей как раз пробивал чек, и Кэти предложила ей подержать малыша, пока та будет выкладывать покупки на ленту транспортера. Кэти приняла дитя — крошечную новорожденную девочку, запеленатую во все розовое, — так естественно, как будто это был ее ребенок, и улыбнулась Трею.

— Здорово, — сказала она тогда.

Трей никак не отреагировал на ее улыбку и смысл, вложенный в это слово, но она заметила, что он только сжал челюсти и еще сосредоточеннее продолжил свою работу. Она почувствовала себя немного отчужденно, но решила, что он подумал, будто ее внимание к чужому ребенку задерживает очередь. Это случилось в ноябре, и магазин был переполнен посетителями, делавшими покупки к Дню благодарения. Теперь она поняла, что его стиснутые челюсти были первым признаком его отношения к появлению в их жизни ребенка.

Она купила этот журнал и сразу понесла показать его Мейбл.

— Трей знал, что его бросили, когда он переехал жить к вам и вашему мужу? — спросила она.

— О да, моя дорогая, — ответила Мейбл. — Ему тогда исполнилось всего четыре годика, но он был уже достаточно большим, чтобы понять, что отца у него нет, а его мама не вернется за ним. Он был худой, как новорожденный ягненок, одежды практически никакой, у него не было даже зимней куртки, как не было игрушек, какими обычно играют дети. Мы с мужем подкормили его, купили ему отличный гардероб и кучу всяких игрушек, о которых он мог только мечтать. Трей чувствовал себя брошенным и, видимо, был обижен, но, тем не менее, стоял изо дня в день у окна в гостиной в ожидании, когда домой вернется его мама. Я старалась не вспоминать о тех ночах, когда я слышала, как он во сне плачет. Каждый год он надеялся, что мама приедет на Рождество и вспомнит о его дне рождения, но этого так никогда и не произошло. Слава Богу, что в его жизни появился такой друг, как Джон. Это был трудный период, но их дружба закалилась как никогда.

Глубоко задумавшись над материалами статьи, Кэти отнесла это иррациональное отвращение Трея к одной из форм нарциссизма. Это даже помогло ей объяснить его полное неприятие Джона. Делая друг другу уступки, они стали, по сути, братьями. Несмотря на различия в характерах и темпераменте, эти парни составляли единую взаимодополняющую пару, но поведение Трея в последнее время нарушило равновесие — по крайней мере, в его собственных глазах. Он не мог продолжать дружбу, в которой считал себя менее значительной личностью — мужчиной, — чем Джон.

Кэти страдала от переполнявшей ее грусти, но ее открытия дали ей ответы на вопросы, которые она так искала. Она представляла себе Трея в кампусе в Майами, одинокого и покинутого, ищущего пару рук, которые бы обняли его так, как умела делать только она, мечущегося от девушки к девушке в поисках света во тьме, который светил бы только для него, для него одного. Но она уже не была этим светом. Она вынуждена сейчас делать только то, что должна делать.

Когда Эмма, ожидавшая ее в приемной акушерского кабинета, увидела снимки сонограммы, глаза ее расширились от удивления.

— Ты только взгляни на это! — воскликнула она, имея в виду гениталии ребенка, и неприкрытая радость в ее голосе выдала тайное желание, о котором Кэти уже давно догадывалась: ее бабушка мечтала о том, чтобы это был мальчик. Молчание Кэти заставило ее оторваться от распечатанных снимков. — Дорогая моя, но ты ведь… не разочарована, верно?

— Нет, конечно нет. Я… просто удивлена, вот и все. Я в своих ожиданиях уже настроилась на девочку, и теперь приходится перестраиваться. Все, что я хочу на самом деле, — это чтобы мой ребенок родился здоровым, — сказала она и мысленно добавила: «И чтобы он ни в чем не походил на своего отца».